Посьетский синдром! День Рыбака!

Нот

 "Аааа!!! Нет! Нет нет нет!!! Отпуууститееее!!!!!"- кричала на берегу молодая женщина в тугом купальнике с телесами Ким Кардашян отчаяно отбиваясь от чумазых  рук чумазых "чертей". "Черти" в этот момент просто исполняли приказ  преданно служа "царю" местных океанов и морей, костюмированному "Нептуну" в исполненнии сотрудника института биологии моря Вышкварцева Дмитрия Ивановича. В миру он тогда представлялся Димой "Шкваркиным" и каждый год в День Рыбака его ждали на берегу бухты Экспедиции сотни сотрудников Экспериментальной морской базы марикультуры и работники кальмарного цеха. И база и цех были тогда единственными в своем роде предприятиями во второй, на тот день,  экономике мира. В Посьете День рыбака был намного круче Нового года, который из-за сильных ветров и морозов был праздником домашним, тогда как день Рыбака был по-настоящему публичным мероприятием. Он проходил под дождем ли под солнцем ли, но приходил на берег с моря на гребешковых плотах. До его прихода народ тщательно готовился. Вербованные со всей страны девушки кальмарного приходили ярко накрашенными, с начесами, приодетыми в самошивные мини, миди и макси сарафаны из искусственных шелков и в югославских или японских босоножках, кому как повезло. Парфюм, крема,тени, тушь и помада здесь тоже были на уровне. Девчонки не экономили тратя заработанное на портовую фарцовку или на залетные завозы автолавок примэкспоторга, да и в обычном торгмортрансе хорошие вещи перепадали. Парни тоже старались, и, если не было импортных джинсов, шузов и маек с "чегеварой", они приходили в отглаженных брюках и рубашках от фабрики "Заря" и в начищенных туфлях от "скорохода". Народ преобладал от 20-ти до 40-ка. Помимо отвязных вербованных девчонок и парней работяг, здесь было полно дипломированных инженеров, механиков, бухгалтеров, биологов, технологов, стивидоров и штурманов обоих полов. Эта каста прибывала сюда прилично и строго приодетой, не бузили и вели себя, как положено, достойно. Работяги были попроще. Приодевшись по-праздничному, они уже с утра были подогреты, веселы и расслаблены,  курили, поплевывали, в том числе на руки. Там будет перетягивание канатов между бригадами. Беззубые дети и пенсионеры располагались по большому периметру и вели себя в соответствии со своими возможностями. Дети, в основном от 3-х до 8-ми, непрерывно двигались, как рассыпная ртуть,проникая то тут, то там, то откатываясь назад и вновь прорываясь куда бы то ни было, где возникали центы интересных событий. Старики никуда не спешили. Стояли неподвижно держась за заборы, за скамейки, друг за друга, веселясь и хохоча не стесняясь зубных пропусков дополненных металлическими зубами.    Приходили сюда и погранцы в гражданском и из Зайсановки жены работницы привозили своих боевых мужей, не гнушались и портовские заглянуть. Хоть и был у последних свой нептун на день парохдов,  но не былотам своего Шкваркина.

 Подходило время и появлялся "челн" из за мыса Шелеха, а затем  "черти" выносили "Нептуна" на берег на глубоком и высоком троне рубленом в местной столярке, в короне, с трезубцем в окружении полуголых русалочек наяд и водружали его на высоком помосте, где, в итоге,  даже местное начальство оказывалось у босых немытых ног "Бога" Морей и Океанов!  И "бог" вершил! Он величественно толкал интеллектуальные речи, используя в качестве языка научно-конвертированный  мат и богатую риторику напичканную академизмами,  чтобы простой местный люд подольше внимал не закрывая свой рот! Не затягивал! После речей наступало время поощрений и наказаний. Поводы за год накапливались. Кто-то начальству сильно угождал, игнорируя братву и ее интересы. Братва тут разная была. В  науке это одно, в цехах и на плантациях, другое, но подобострастие осуждалось повсеместно. К сожалению самых "злостных" не трогали. Здесь ведь бывали и любовницы и самцы фавориты. Можно было нарваться. И, ведь это праздник в конце концов. "Казнили" в основном тех, кто хотел "казниться". Поощрения, пожалуй, никто не помнит. А вот наказания,  не сомневайтесь, все упомнили.

Эту девушку, с которой мы начали,  "нептун" щелкнув языком  приказал отпустить. Её предполагалось уложить на стол-эшафот животом вниз и поставить огромную поролоновую печать смазанную ваксой, на ее самом мягком месте. И то место того стоило! Мы все это видели. Беда, для нас,  была в том, что его носителем оказалась интеллигентная, воспитанная, скромная и еще совершенно  невинная молодая сотрудница тихоокеанского института... Шкваркин не мог не знать этого, потому и помиловал. В это же время там уже роями крутились худые, вертлявые, добровольные жертвенницы, готовые счастливо и с визгом возлежать на этом столе экзекуций, которые сами хватали чертей за руки и  не боялись при этом за свою, возможно, уже потерянную невинность. Они были пьяненькие, разухабисто веселые и размазанные, но Шкваркину это было не интересно. Да и, на самом деле, печать там ставить было некуда. Ни кормежки, ни породы не хватало! Мы все это тоже видели. Чьим то телесам все-таки досталось! Ох и реву было бывало! Дети ревели от восторга, "черти" орали от экстаза,  жертвы от страха, cтарушки от жалости. После проставления печати жертв за руки и за ноги расскачивая бросали с берега в воду. "Черти" были в этом хороши. Двухметровые руки рычаги Толи Вишневецкого и крепыша Вити Бойко делали свое дело знатно. Никто не убился, никто не поранился, но и от восторга тоже не ушел никто. Больше всего доставалось тем, кто реально мешал вести шоу  так, как хотел этого "нептун". Подростки врывались на помост или задирали зреющих девчонок шумно и нагло напрашиваясь на "гнев" повелителя морей и на "ярость" его "чертей". Дюжина мокрых отроков,  выброшенная в воду в такой день по траектории высокой арки,  выбирались потом  сами на берег вытряхивая из карманов размокшие сигареты и проверяя мокрые рублевки на наличность.   

Я был не прав, когда сказал, что поощрения никто не помнит. У "Нептуна" рядом стоял помощник с полуведерным кубком, сделанным из розового кухтыля, который постоянно пополнялся шампанским, а когда шампанское кончалось, из молочной фляги черпали горячий глинтвейн. Кого наградить, кому налить и, как напоить,  было его, Шкваркина,  прерогативой. Конечно же здесь сначала преобладали строгие лица из местного верховного начальства. Игнорировать его было бы большой ошибкой. Вопрос практический, не путать с угодой. Начальство в те времена было неулыбчивым, строгим и злопамятным. Не нальешь, не помянешь, не обратишь внимание, ни бензина тебе для лодочных моторов с местного склада, ни материалов на всякие эксперименты, ни места у причала, ни в лаборатории и местной общаге  тебе тогда не видать и экспедиция летняя считай загублена. Однакож расшалился наш "бог" однажды и поднял руку "чертей" на местного самого матерого, самого сильного и самого, со страхом почитаемого босса, из партийной плеяды. Толя Вишневецкий не задумываясь бросился к исполнению, но что-то там пошло не так. Слишком велик был босс физически, слишком суровым был его лик и слишком чистыми смотрелись накрахмаленные рукава белоснежной  отглаженной женой сорочки,  а также дорогие стрелки на кримпленовых импортных брючатах, золотые часики на холеной руке, чтобы хвататься за них измазанными сажей и соляркой руками. "Чёрт" Витя не поддержал "чёрта" Толю. Шкваркин и тут успел сохранить лицо, вовремя и громко помиловав растерянного на секунду босса. Ему тут же подали большую чашу и "приказали" испить.  И, подлец ведь, не отказался!) 

Да, Шкваркин, Шкваркин! Твоя харизма и темперамент невосполнимы и незаменимы. Напоив начальство, ты спаивал наяд,  а потом и нас не забывал, с кем вечер полагал средь колб и чашек-петри провести. Зачав веселье, ты оставлял его на радость всех простых людин. Они сами  уже потом уху варили, канат тягали, диско танцы танцевали под ленточные записи ламбады,  "эйс оф бэйс",  "аббы" и Челентано. Иногда электрик Петр Иванович с Валей Макеич пробовал жару добавить, но это было больше для стариков у забора. Потом горели костры ночные,  слышались крики, стоны по всему пляжу утихающие, и все от земного удовольствия. Драться в этот праздник было не принято!

Наш клан восседал тогда всю ночь со склянками с разбавленным спиртом в прокуренных лабораторных углах с  редкими выходами на берег и в ночную воду с сияющим планктоном. Затем вновь в лабораторию, забыв о детях и семье,  мы не искали тему  о чем бы  потолковать. Нам всегда было о чем! Мы тут вершили на экспериментальной передовой, мечтали о сияющем храме на вершине аквакультуры, о подводных парках с минисубмаринами, обилием взросщенных моллюсков и водорослей народу на потребу, детям на забаву и просвещение. Чего уж тут!) Шутка конечно. Мир был тогда от нас далек, хотя бывало доходили до нас письма из самой Австралии и Новой Зеландии с просьбой "об опыте поделиться". В конце концов в такой день и ночь мы уставали и от Шкваркина. Его ядерная энергетика была не для каждого, но праздника без него не получилось бы ни за что, а длился он более сорока лет! Спасибо, Дима!

Послесловие

Начав с праздника просто хотел этим  увлечь читателя. Дмитрий Иванович, много бо'льшую роль в Поcьете сыграл. Он появился там раньше нашего и не один, а со своим патроном, Алексей Викторовичем Жирмунским. Оба ленинградских блокадника. Но если Диму вывезли из замерзающего "Питера" в двухлетнем возрасте, чтобы спасти младенца, то молодой тогда солдат, наш академик Алексей Викторович защищал город и страну с оружием в руках. В посьетской гавани они возникли в совершенно мирное время накануне 70-х. Зашли сюда на рыбацком суденышке с весельной лодочкой для работы с пробоотборниками в пелагиали и на дне. Будущий академик только только начинал тогда заниматься созиданием всемирно известного теперь института биологии моря, а Дмитрий Иванович прикипел на многие лета к посьетскому мелководью познавая продуктивность экологически хрупких бухт глубоко по академически и до конца своей жизни.   Оглядываясь назад, эти бухты кипели в те времена от движения рыб, подледный лов  привлекал сюда тысячи рыбаков со всего края, а придонный бентос одной только бухты Миноносок стоил  5 миллиардов нынешних рублей! Миллиардов, Карл! Научный факт и в судебном протоколе отмечен, как ущерб нанесенный в базарный век 90-х прошлого столетия.  Но нам местные ветераны уже тогда говорили, что до войны посьетские жены подол юбок поддтыкали,  чтобы в воду по колено войти и наловить руками рыбех семье на обед да на ужин. Мужья  же их неводами гребли все, что заходило в узкий проход между косой и полуостровом, поставляя рыбу на фронт и тем, как бы подорвали запасы, а вот что такое совсем уж подорвали, по-настоящему то мы узнали только теперь. 

В 70-х и 80-х Дима был настоящим фраером, оппортунистом, авантюристом, библейским пахарем без всякого надрыва. Это было в его натуре зажигательная активность, абсолютное отстутствие иппохондрии, бытовая неприхотливость почти до безобразия и способность общаться с чертями и ангелами, как с равными и по необходимости. . Он заряжал народ на деяния на ходу, на плаву и в полете. Где бы он не попадался, на самолете или пароходе, на любом колесном транспорте, пешком до магазина, тебе много слова не давали ибо именно ему всегда было, что сказать и именно у него были яркие планы. Один из них до сих пор висит на выцветшем ватмане в местном музее. Его изваяли два столичных архитектора по диминому заказу. Архитекторов,  супругов Воробьевых Татьяну и Андрея, Шкваркин подобрал в намокшей палаточке на косе Чурхадо во время шторма и пригрел их на многие годы в свей хижине под скалой. С тех пор все летние отпуска молодые тогда градостроители проводили  у него под дощатой крышей. Там и родился этот "город солнца" на ватмане в ожидании, когда морок стяжательства покинет нашу планету и земляне, наконец то, возьмутся за свою обитель по-человечески.  

 Местные мужики  в мое время науки не понимали, ворчали на нас, зависших в белых халатах у микроскопов,  бездельниками называли. Так, по соседски. Бывало обьяснишь им чего-либо, но не до всех это было доступно,  все же слой никотина тогда был потолще, а пары алкоголя погуще. Наши идеи, наши потуги им баловством казались. Им бы пахать ломом, сеять лопатой, пить стаканами, курить взатяжку, вот это было им просто и понятно. А вот  суперсадки, садки-коллекторы, планктонные пробы, осадконакопители, растворенная органика, микрофлора и зоопланктон были для них какими-то матерными словами, за которые на Соловки ссылать надо. Хотя дальше самого Посьета увозить то было некуда. Но это я так. Хорошего народа хватало, но любознательных среди, не очень.  Слишком простоватой была тогдашняя жизнь в этой глубинке. Дима же не гнушался. Общался со всеми рыбаками, плотниками, судоводителями, в семье маячника стал почти родней, с воинами обильных тогда в/ч тоже находил общий язык, а уж детей чужих на подвиги и раскопки подвинул,  так и появился тогда самопальный естественно-исторический музей. Пацанва тащила сюда с чердаков и сараев бабушкины патефоны, прялки, дедовские табакорезки и семейные самовары, кирпичи с дореволюционными теснениями, корейские жернова катили,   а уж из  под земли накопали каменных топориков, наконечников, нефритовых бусин, монет времен царств бахаев и чжурженей, вот так и появился этот музей в кривеньком домишке от старой почты доставшийся, вопреки партийным наказам и постановлениям. Дима партийным не был и наказывать его было не за что, а закрыть уже никто не посмел. Так и узаконили задним числом наши власти не благодаря, а вопреки. Уже и это быо хорошо, хотя лучше бы все-таки деньгами. Домик там подлатанный,  кровля поменяна, стены подкрашены и доска официальная висит. Но печи все те же. Зимой топить надо. Когда нибудь придет время и потомки накроют его хрустальным колпаком и наполнят вокруг новой экспозицией, а вот то, что уже есть надо так и сохранить. Большое это деяние, этот крошечный музей, для столь отдаленной отечественной окраины. Там много и взрослых людей приняли участие, тот же Владимир Александрович Раков своей последовательностью и компетенцией  обеспечил детальной информацией поступавшие экспонаты, и раскопками руководил, но именно  Дима был мотор, таран,  бак с ядерным топливом, а также  незашоренным авантюристом,  Остапом Бендером и  при этом совсем не  про деньги ..

Потом пришли 90-е!  Новые власти выставили компании  на торги, людей на улицу.  Через порт пошли токсичные грузы, через границу вернулись хунхузы, без ножей и ружей, но с наличными деньгами. Вал браконьерства, контробанды, наркомании, проституции и всеобщего беспредела покрыл нашу землю сметая мораль и нарвственность... эпитеты опустим!  Тут Дима немного потерялся. На романтике капитал не сколотишь, а вот по лицу легко получишь. Пришло новое племя, похабное, жадное и наглое. 

  Дима боролся за наше море до последнего. В 90-х он яростно возразил против токсичных насыпных перегрузов в посьетском порту. Однажды, на публичных слушаниях, в кулуарах к нему подошли двое и ткнули черным стволом под ребро нашему другу. Молчать посоветовали. И не бандиты это были, а штатные сотрудники безопасности коммерческой компании против чьих интересов Дима возражал.  Он и против скупого "Мечела" боролся. Пыль угольная здесь всех одолела. В конце концов "Мечел" поставил тройные окна в детском саду. Правда только  с одной стороны здания. Браконьерская лихорадка нас всех застала врасплох. Рыбы не стало. Мужики на рыбобазе в те времена потеряв над собой контроль и "берега попутав", замет невода сделали и все стадо осенней сельди размером в 200-ти тонн хапанули.  Ни продать, ни съесть не сумели, а назад выпустить им в голову не пришло. С тех пор легенды о посьетской сельдяной рыбалке только легендами и остаются. Дима и тут не мало предпринял. В сознательные умы его парадигма дошла. Жадность и невежество нас погубят. Молодежь вокруг него взросла неплохая. Жаль, что предприятия разорили и разрушили, большая часть той молодежи рассыпалась по белу свету и лишь на одноклассниках сохраняют  общину, вспоминая совместные детские участия в расскопках, сбор домашних артефактов,  посильную помощь в обработке биопроб, ну и день рыбака конечно. 

Дима ушел быстро и неожиданно.Успел стать неприкасаемым. Сам президент в Кремле вручил ему медаль заслуженного эколога. Он и был заслуженным.  Он был уверен что потянет 200-ти лет, и мы в том не сомневались. Как то Олег Егоров, водолаз 1-го класса, книгочей и стихоплет подзаменил его в роли Нептуна, в какой то год. Размеры Олега, тяжелые надбровья, смуглость кожи потомка пушкинского арапа и глубокий голос вполне тянули на бога морей, но всего этого не хватило. Нужна была энергетика и дерзость приличного беспредельщика, дразнящая и  захватывающая риторика на грани, задор и  аура.. Незаменимых нет, неповторимые остались!Осталась его хижина под скалой на маяке,  где он жил,  как мудрый Диоген и, куда сброд интеллектуальный  брёл каждое лето сродни пиллигримам и чашек рококо им хватало здесь на песчаном берегу, прихватить на обратный путь.. Жещины поклонницы доску мемориальную прикрутили на камне подле домика. Надолго ли! Пока остались! Как и надежды на успех и процветание многострадального форпоста нашей южной окраины носящего имя выдающегося российского деятеля из французских потомков! Всем им слава, нам же свою еще надо заслужить.