Опять немного о Посьете

"Как у вас там с рыбалкой?"- спросил таксист на 24-й "Волге" по дороге из Домодедово во Внуково. Путь у нас был ещё не близкий, двухлетняя дочь спала на руках у мамочки после долгого перелёта из Владивостока и я смог подробно рассказать  водиле о посьетском клёве. О прыгающих пелингасах в саргасовых зарослях на мелководье под домом, о снулой на камнях весенней камбале, о стаях малоротой и зубатой корюшки огуречным запахом которой пропах весь  посёлок, о выпрыгивающей из лунок на лёд наваге, о подходе осенних и весенних  сельдевых стад в окружающие бухты, о вылазках за мыс Гамова за сотнями окуней терпугов, о ловле руками  камчатского краба в бухте Халовей после схода льда, о массовых выбросах косяков кальмара и анчоуса на местные песчанные пляжи в бухте Экспедиции.  Добавил ему про катранов и симу, которых ловил маячник Симонов у косы Чурхадо, о лакедре, о наколах на пику экзотических рифовых рыбехах у острова Фуругельма, а еще  про моллюсков и трепанга. Ловили здесь рыбу сотнями и тысячами, если считать по головам. Солили, коптили, вялили ее себе на зиму, а также рассылали в посылках родичам по всему Союзу. Еще многое хотел рассказать ему, но  к сожалению, водилу сразила какая то тоска и он перестал слушать. Он больше не смотрел с любопытством в мою сторону, как вначале, но отстраненно курил теперь "опал" выпуская дым в маленькую форточку и, наверное, вспоминал о своей жиденькой ночной поклевке уклеи и подлещиков в родном Подмосковье, о своих местных приятельских байках про редкостных сомов, язей и голавлей, стеб которых запросто превзошёл этот Дальневосточный трепач. То бишь, я
Но именно такой "рыбной Меккой" и был тогда Посьет, куда устремлялись сотни и тысячи "пиллигримов", поклонников обильный рыбной утехи вопреки строгим пограничным запретам той эпохи на въезд.
"Где это и, вообще, что это такое Посьет?"- был самый обычный вопрос в моих поездках по стране во время командировок и отпусков. "Это самый южный, самый тепловодный, самый изобильный, самый закрытый, самый вооружённый и самый удаленный наш дальневосточный залив и порт Посьет"- кое что из этого можно было бы оспорить, но примерно таким  обычно был мой ответ. Пятьдесят километров от границы на юге с Ким Ир Сеном и примерно столько же по дороге до китайского Хунчуня на западе. Это были добавочные сведения для наиболее любознательных вопрошавших.
        22-го октября 19..го года маленький "пазик" доставил меня от парома в Славянке до посьетского берегового магазина отстроенного до революции  из красного кирпича. Маленький автобус прошумел за спиной пневматикой закрывающейся узкой дверцы и попылил назад по маршруту. У моих ног стояла тяжёлая парашютная сумка подаренная однокурсником Игорем Смирновым. Когда-то она хорошо послужила мне для студенческой подработки при утренней разноске почты в Калининграде, а сейчас в ней было полно кедровых орехов, очищенных и в шишках. Успели сходить Сергеем Львовым в тайгу за три дня дня после перелёта из Москвы. За спиной висел рюкзак со шмотками, а с плеча свисал крутой чёрный кофр с фотоаппаратом и бутербродами приготовленных Ниной Львовой.
Я стоял и смотрел на расходящуюся дорогу, на кирпичный забор какой-то в/ч, на шикарные кусты разросшегося шиповника, на местную одноэтажную деревянную больничку из широких плах через дорогу, на зеленые уазики шнырявшие в обе стороны, на небольшой строй молодых пограничников, протопавших с полотенцами в руках и сержантом позади в местную баню, на огромные столетние вязы с тяжёлыми кронами вдоль гравийной улицы.. Недалеко от моих ног в кустах у обочины веером лежали три мужских тела.
Тяжелая деревянная дверь магазина распахнулась и оттуда вывалилось ещё одно. Это "тело" было живое, опрятное, шустрое, подвижное, невысокое, худощавое, голубоглазое, стриженное с соломенной чёлкой над белобрысыми бровями. На нем были распахнутый пиджак, белоснежная рубаха с расстегнутым воротом и брюки заправленные в сапоги. Было ему лет  эдак вдвое более чем мне. То бишь сорок с небольшим плюсом. В одной руке это тело держало острый плотницкий топор, в другом бутылку "столичной".
     "Не знаете, не  скажете, как отсюда пройти к экспериментальной научной базе?"- поспешил я с вопросом ибо других живых тел поблизости в этот момент не было, а дорога в здесь раздваивалась. "Тело" с любопытством и насмешливо посмотрело в мою сторону своими острыми, глубокопосаженными глазами и весело прохрипело:"Ха-ха! Знаю! Я научный сотрудник там! Хахаха! Иди по берегу, не промахнесся!Хахаха!" "Тело" махнуло топориком в нужную сторону затем его внимание  отвлекло одно из оживших тел на земле. Позднее всему нашлось объяснение. В этот день на базе выдали аванс, а "тело" с топориком оказалось веселым плотником  Лёхой Киреевым.  День получки и аванса здесь легко можно было именовать "водочным днем". Вопреки прочих черт эпохи, дефицита водки тут никогда не случалось.
За последующие семь лет прожитые в этом селении после диплома Посьет отметился в моей памяти обилием интересной работы, обилием общения с заезжавшими научными светилами, обилием завербованных со всей страны девчат на кальмарном, обилием самого этого кальмара, копчёного новозеландского, обилием сыгранных свадеб, и обилием маленьких детей. Хватило и обилия праздничных банкетов и  испитого алкоголя. Олени в обилие населяли полуостров Краббе, министерство и академия проводили обилие семинаров и конференций по нашей тематике. Мы  совершали немыслимое  обилие подводных погружений и по разным предлогам проводили подводные экспедиции. У нас было обильное снабжение подводным снаряжением, включая класснейшее импортное, японское. Наш москитный флот на базе также в обилие был обеспечен топливом, запчастями, портативными рациями в кожаных футлярах и  молодыми экипажами. В округе и вдоль границы стояло немыслимое обилие военных частей заряженных тяжелой техникой в камуфляже постоянно передвигающихся  на рокадных дорогах. Зимой нам обильно светило солнце и продувал обильный "северняк" с порывали более сорока метров в секунду.  Лето запомнилось, помимо прочего, обилием заморской музыки из каждого окна, обилием тусовок, обилием портовой фарцовки и пьяных драк молодежи.  Печальным было и обилие ранних смертей по разным причинам но, конечно же, наибольшим обилием отличались наши устричные, гребешковые и мидийные плантации.  Для них то мы и съехались сюда в свое время.

 

Златом пораженный

       Горстка россыпного золота лежала сейчас на столе, на большой бумажной салфетке впитывавшей из него влагу. "В" только что промыл вчерашнюю добычу через небольшой слюс на террасе гостевого дома, затем трижды "пропэннил" тонкий смыв с помощью специальных мисок, изъял тонкий порошок железа магнитом и закончил выбирать отдельные оставшиеся кремнистые гранулы из мокрой россыпи очищенного золотого песка. После этого он высыпал золото в бронзовый ковшичек с длинной тонкой ручкой и  подсушил в нем содержимое на газовой горелке. Подождав немного и слегка остудив сосуд он ссыпал сухое содержимое на аккуратные ювелирные электронные весы. Шкала показала 16 метрических граммов. Половина тройской унции! Совсем неплохо для вчерашней шестичасовой работы под водой. Пока это был самый продуктивный день для"В" . Он был еще настоящим "чичако" (cheechakoo")  в золотодобыче на Аляске.  Прошло лишь три недели с его первого приезда в Ном, а поработать удалось лишь несколько раз. Проблемы с техникой и с погодой еще не позволили как следует вкусить все прелести золотой лихорадки и освоить нюансы ремесла подводного старателя. Тем не менее реальное золото лежало сейчас перед "В" и можно было не щипать себя чтобы убедиться в его реальности. Часы проведённые в мутной воде на каменисто-песчанном мелководье были довольно изнурительными от непривычных усилий, множественных ошибок и испытаний, чтобы сомневаться сейчас в полученных результатах. Золото было мелкое и лишь отдельные плоские, как хлопья частицы или объёмные, как камешки в 2-3 миллиметра в сечении могли с натяжкой считаться самородками, которые "В" отложил в отдельную стеклянную капсулу. Он сделал запись общего веса и пересчитал его в "пенни-граммы", которые составляют 1.555 веса от метрического. Местный скупщик и, соответственно, все старатели в округе применяют почему-то именно эту единицу.
       Не успел "В" закончить записи и завинтить пластиковые крышки на капсулах, как в кэмпер ворвались "С" и компания эскимосов. "С" прибежал со своей промывкой, которую также оставалось подсушить и взвесить. 22-летний эскимос Айо был его матросом на драге и сейчас ему полагалось отсчитать его долю. Вместе с Айо пришли мать и сестра Селина. Все вели себя возбуждено, весело и много говорили. Мать была чистой эскимоской, смуглой, приземистой, скуластой, широколицей, большегрудой и с приплюснутым носом. Ее дети, дочь и сын, родились от отца поляка, потому их лица имели более светлую кожу, их профили слеплены с прямыми носами,  а глаза расширены. Оба отличались крупными телами, при этом сестра выросла выше брата. Её рост превышал шесть футов (180 см).
       Айо причиталось 15% и на его выбор он мог брать весом или наличными. "С" быстро вслух и на бумаге произвел расчёты. Вся семья проверила их на калькуляторах своих телефонов, время от времени громко сверяя результаты. В этот раз они почти хором выбрали наличные. После расчётов мать сразу ушла, а Айо и Селина остались сообща попить чай со сладостями."В" наслаждался атмосферой общения в этой молодой компании и не первый раз дивился таланту "С" быстро и легко ладить с людьми самого разного типа.
      Вечером "В" предстояла очередная смена работы под водой. Он еще недостаточно отдохнул от предыдущей, но это ничего не меняло, опустиашись под воду у него всегда появлялось достаточно сил и энергии для подобной работы. Золото бодрит. "Хорошо бы, если б видимость была хорошей и надо бы взять с собой фонарь"- думал "В". Пока ему не очень везло. Прозрачность воды на мелководье сильно зависела от приливо-отливных течений и от волн при южных ветрах. Порою за смену вода успевала посветлеть при приливе и чуть спустя вновь помутнеть при отходе воды. Бывало так, что сопло шланга на драге становилось едва видимым и работа теряла эффективность. Возникали трудности с  ориентированием в пространстве, в сопло могли незамеченными влетать крупные камни и забивать шланг на стыках, а то и просто в любом месте, которое нужно было найти и обстучать тяжёлым молотком, дабы протолкнув камень  восстановить мощность всасывающего потока.
"В" уже удавалось во время просветления воды увидеть отдельные гранулы золота на слое синей глины, которая повсеместно подстилала здесь на дне поверхностный слой состоящий из  смеси камней разного размера, гравия,  песка и тонкого ила, но не  россыпи, о которых был наслышан. Он видел, какие были глаза у "С", когда тот выскочил из воды в возбуждении. Тому только что удалось попасть на пару углубых участков, где вскрылись небольшие скопления вожделенного жёлтого металла. "Да, золотая лихорадка это точно не миф! Кровь греет даже простое ожидание о хорошей находке при драгировании! Да и промывка песка на берегу может длиться несколько часов, которые пролетают незаметно, но вспоминаешь о них сразу по окончании, с трудом разгибая затекшую спину и прочие суставы! Если бы не золото, занятие было бы более нудным, чем чистка картофеля"- такие мысли занимали "В", когда он возвращался к рассуждениям о том, а стоило ли ему вообще втягиваться  в это дело. Пока его расходы заметно превышали доходы и те ожидания, с которыми он сюда устремился, но даже слегка "вкусив немного злата" и, поняв природу этого промысла, сознание сильно возбудилось и заработало на перспективу, о которой ранее не было и мыслей. Вся изначальная идея была лишь попробовать, поработать один сезон, утолить юношеское томление издавна навеянное начитанными образами и вернуться удовлетворенным назад, к налаженной жизни. Вместо этого начало появляться смутное понимание того, что со спокойной жизнью может быть придётся навсегда расстаться. Зарождающийся азарт, подкожный зуд и жажда побывать на малодоступных, легендарных месторождениях, с хорошо подготовленный экспедицией стали выстраиваться в подкорке в новый код, о котором ранее не могло быть и речи.
 

Аляска. Ном. Золото

  Я в Номе, на Аляске! Реальное россыпное золото лежит в этом городке под ногами. Буквально! Об этом много написано, хорошо известно и давно прославлено. Его открыли в конце 19-го столетия вызвав еще одну "золотую лихорадку", которая продлилсь почти двадцать лет.. В начале прошлого столетия, согласно неподтвержденным слухам, здесь побывал писатель Джек Лондон. Хорошо известно, что тут открывал салон и бордель знаменитый шериф  Уайт Ёрп. Его недвижимость по-прежнему обозначена уличным стендом, как местная достопримечательность. Много позднее сюда приезжал на съемки Джон Уэйн и его фильм хорошо прославился самой продолжительной, на тот момент,  голливудской кабацкой дракой и великолепной песней Джонни  Хортона "North to Alaska" ставшей классическим национальным хитом. "Золотая лихорадка" в Номе сильно отличалась от Калифорнийской,  от  Клондайка, от Фэйрбэнкса на Юконе и прежде всего лёгким доступом к золоту, но продлилась она недолго. Весь песок на берегу Нома был промыт десятками тысяч индивидуальных добытчиков, а наземные россыпи были заявлены и захвачены расторопными частниками и большими компаниями. Ном на тот день, не имея дорог для связи с "большой землей", являлся крупнейшим городом Аляски с населением в 20 тысяч человек. Сейчас здесь по-прежнему нет этих дорог. Летом связь и доставку грузов производят на баржах по морю и на грузовых самолетах. После ледостава летают только самолеты. Население сократилось до 6-ти тысяч, а городишко Блафф, на самом золотоносном ручье в 60-ти милях восточнее Нома, просуществовал лишь 9 лихорадочных лет. Сейчас он вычеркнуть из кадастров, а местные дороги туда совсем заросли.

Ныне активные одиночные добытчики и небольшие компании  сосут золото небольшими гидродрагами или черпают его ковшами с барж на беринговоморском мелководье недалеко от этого городка или даже прямо напротив. Тоннами золото тут не накачать, но изобретательные и наблюдательные водолазы успевают насладиться видом и весом собственного жёлтого металла собранного под водой в короткий летний период между штормами, а наиболее настойчивые и изобретательные неплохо зарабатывают..
Сдать его можно неочищенным прямо здесь же, в скупку стоящую у дороги вдоль моря. Получаешь наличными 80% от сегодняшней биржевой стоимости себе "на карман" и топаешь в ближайший кабак или домой.

Впрочем была здесь некоторое  время и самая крупная в мире драга "Бима". Пригнали её от далеких берегов Малайзии и Индонезии, где с неё добывали местное олово.  В Номе она четыре года подряд черпала дно тутошнего мелководья конвейерными ковшамии в 35 кубических футов каждый, т.е. почти в кубометр по-нашему.  130 тысяч унций (4 тонны) было на ней добыто в общей сумме на четверть миллиарда современных американских долларов. Работали на этой драге круглосуточно меняя бригады вертолетами, профсоюзы следили за достойной оплатой, а городок Ном наслаждался высокой занятостью местной публики. Драга "Бима" утюжила восточное и западное побережья протянувшиеся на десятки километров от гавани пока не проснулись энвайроменталисты.  Появились петиции, протесты, восстали коренные народы и драгу в итоге  остановили, затем обреченно перегнали в Сиэтл и уже там разделали и маленькими кусочками металла продали  Китаю.
С тех пор только несколько десятков человек слетаются сюда на лето ремонтировать свои разнокалиберные драги поржавевшие за зиму, залатанные в разной степени, оснащенные  гидронасосами, компрессорами, промывочными желобами, чтобы затем насладиться очередным лихорадочным сезоном.
Мои друзья попали сюда десять лет назад и постарались поработать по-крупному. Один из них, после успешного начала, потерпел сильнейшую неудачу и вскоре добровольно ушёл из своей жизни. Другой трудно входил в это дело, но со временем сумел поработать успешно и азартно, забыв про безопасность. Он погиб во время ночного шторма в прошлом октябре. Его лодку и тело одного водолаза вынесло волнами на берег. Один человек спасся на плоту. Сам же мой друг исчез без следа вместе с сорока унциями  добротного золота из древнего месторождения у Блаффа.  Эта новость сильно взбудоражила локальное сообщество добытчиков, но вскоре жизнь, как обычно, пошла своим чередом. Наиболее младший ученик моего первого упомянутого друга оказался обладателем быстрого ума и неуемной энергии. Он многому научился и, можно сказать,  преуспел. Благодаря ему, в конце-концов,  и я решился попробовать свою удачу. Хорошо зная историю вопроса, на многое не рассчитываю, но жажда просто побывать здесь, не говоря уже о том, чтобы  приобщиться к делу, возникла давным давно, ещё в процессе физического созревания,  в 15 лет. Именно тогда мой мариупольский друг, одноклассник Сережа Скрябин, поделился со мной 14-тью томиками Джека Лондона. С тех пор "Зов предков", "Мартин Иден",  "Белый клык", "Белое безмолвие", "Клондайк", "Юкон", "золотая лихорадка" и все приключения и поведение ловцов удачи той давней поры оказали решающее значение на выбор профессии, мест работы и проживания, на поведение и отношение к людям встреченным по жизни. 

В этом же году, уже на излете всех карьер и больших планов,  наконец-то,  я тут! Спустя полвека! И несмотря на поломку драги при первом же кратком погружении,  на сонливость обкуренного матроса, на предельно низкую видимость в неспокойной воде, мне удалось намыть первые граммы злата и, чего уж тут таить, заражение состоялось! Будем мытарить отныне весь сезон или сколько погода позволит. Она тут переменчивая..                                  Сегодня вот к нам на берег ветер дует из Сибири.  Море  закрыто для работы на несколько дней. Этот день 3-е июня, с утра даже припорошило снежком, но солнце до конца не заходит и мы, за полярным кругом,  коротаем время у газовой печи. Со дня приезда прошло несколько дней, а сознание все ещё зависло в легком экстазе.

 

Посьетский синдром! День Рыбака!

Нот

 "Аааа!!! Нет! Нет нет нет!!! Отпуууститееее!!!!!"- кричала на берегу молодая женщина в тугом купальнике с телесами Ким Кардашян отчаяно отбиваясь от чумазых  рук чумазых "чертей". "Черти" в этот момент просто исполняли приказ  преданно служа "царю" местных океанов и морей, костюмированному "Нептуну" в исполненнии сотрудника института биологии моря Вышкварцева Дмитрия Ивановича. В миру он тогда представлялся Димой "Шкваркиным" и каждый год в День Рыбака его ждали на берегу бухты Экспедиции сотни сотрудников Экспериментальной морской базы марикультуры и работники кальмарного цеха. И база и цех были тогда единственными в своем роде предприятиями во второй, на тот день,  экономике мира. В Посьете День рыбака был намного круче Нового года, который из-за сильных ветров и морозов был праздником домашним, тогда как день Рыбака был по-настоящему публичным мероприятием. Он проходил под дождем ли под солнцем ли, но приходил на берег с моря на гребешковых плотах. До его прихода народ тщательно готовился. Вербованные со всей страны девушки кальмарного приходили ярко накрашенными, с начесами, приодетыми в самошивные мини, миди и макси сарафаны из искусственных шелков и в югославских или японских босоножках, кому как повезло. Парфюм, крема,тени, тушь и помада здесь тоже были на уровне. Девчонки не экономили тратя заработанное на портовую фарцовку или на залетные завозы автолавок примэкспоторга, да и в обычном торгмортрансе хорошие вещи перепадали. Парни тоже старались, и, если не было импортных джинсов, шузов и маек с "чегеварой", они приходили в отглаженных брюках и рубашках от фабрики "Заря" и в начищенных туфлях от "скорохода". Народ преобладал от 20-ти до 40-ка. Помимо отвязных вербованных девчонок и парней работяг, здесь было полно дипломированных инженеров, механиков, бухгалтеров, биологов, технологов, стивидоров и штурманов обоих полов. Эта каста прибывала сюда прилично и строго приодетой, не бузили и вели себя, как положено, достойно. Работяги были попроще. Приодевшись по-праздничному, они уже с утра были подогреты, веселы и расслаблены,  курили, поплевывали, в том числе на руки. Там будет перетягивание канатов между бригадами. Беззубые дети и пенсионеры располагались по большому периметру и вели себя в соответствии со своими возможностями. Дети, в основном от 3-х до 8-ми, непрерывно двигались, как рассыпная ртуть,проникая то тут, то там, то откатываясь назад и вновь прорываясь куда бы то ни было, где возникали центы интересных событий. Старики никуда не спешили. Стояли неподвижно держась за заборы, за скамейки, друг за друга, веселясь и хохоча не стесняясь зубных пропусков дополненных металлическими зубами.    Приходили сюда и погранцы в гражданском и из Зайсановки жены работницы привозили своих боевых мужей, не гнушались и портовские заглянуть. Хоть и был у последних свой нептун на день парохдов,  но не былотам своего Шкваркина.

 Подходило время и появлялся "челн" из за мыса Шелеха, а затем  "черти" выносили "Нептуна" на берег на глубоком и высоком троне рубленом в местной столярке, в короне, с трезубцем в окружении полуголых русалочек наяд и водружали его на высоком помосте, где, в итоге,  даже местное начальство оказывалось у босых немытых ног "Бога" Морей и Океанов!  И "бог" вершил! Он величественно толкал интеллектуальные речи, используя в качестве языка научно-конвертированный  мат и богатую риторику напичканную академизмами,  чтобы простой местный люд подольше внимал не закрывая свой рот! Не затягивал! После речей наступало время поощрений и наказаний. Поводы за год накапливались. Кто-то начальству сильно угождал, игнорируя братву и ее интересы. Братва тут разная была. В  науке это одно, в цехах и на плантациях, другое, но подобострастие осуждалось повсеместно. К сожалению самых "злостных" не трогали. Здесь ведь бывали и любовницы и самцы фавориты. Можно было нарваться. И, ведь это праздник в конце концов. "Казнили" в основном тех, кто хотел "казниться". Поощрения, пожалуй, никто не помнит. А вот наказания,  не сомневайтесь, все упомнили.

Эту девушку, с которой мы начали,  "нептун" щелкнув языком  приказал отпустить. Её предполагалось уложить на стол-эшафот животом вниз и поставить огромную поролоновую печать смазанную ваксой, на ее самом мягком месте. И то место того стоило! Мы все это видели. Беда, для нас,  была в том, что его носителем оказалась интеллигентная, воспитанная, скромная и еще совершенно  невинная молодая сотрудница тихоокеанского института... Шкваркин не мог не знать этого, потому и помиловал. В это же время там уже роями крутились худые, вертлявые, добровольные жертвенницы, готовые счастливо и с визгом возлежать на этом столе экзекуций, которые сами хватали чертей за руки и  не боялись при этом за свою, возможно, уже потерянную невинность. Они были пьяненькие, разухабисто веселые и размазанные, но Шкваркину это было не интересно. Да и, на самом деле, печать там ставить было некуда. Ни кормежки, ни породы не хватало! Мы все это тоже видели. Чьим то телесам все-таки досталось! Ох и реву было бывало! Дети ревели от восторга, "черти" орали от экстаза,  жертвы от страха, cтарушки от жалости. После проставления печати жертв за руки и за ноги расскачивая бросали с берега в воду. "Черти" были в этом хороши. Двухметровые руки рычаги Толи Вишневецкого и крепыша Вити Бойко делали свое дело знатно. Никто не убился, никто не поранился, но и от восторга тоже не ушел никто. Больше всего доставалось тем, кто реально мешал вести шоу  так, как хотел этого "нептун". Подростки врывались на помост или задирали зреющих девчонок шумно и нагло напрашиваясь на "гнев" повелителя морей и на "ярость" его "чертей". Дюжина мокрых отроков,  выброшенная в воду в такой день по траектории высокой арки,  выбирались потом  сами на берег вытряхивая из карманов размокшие сигареты и проверяя мокрые рублевки на наличность.   

Я был не прав, когда сказал, что поощрения никто не помнит. У "Нептуна" рядом стоял помощник с полуведерным кубком, сделанным из розового кухтыля, который постоянно пополнялся шампанским, а когда шампанское кончалось, из молочной фляги черпали горячий глинтвейн. Кого наградить, кому налить и, как напоить,  было его, Шкваркина,  прерогативой. Конечно же здесь сначала преобладали строгие лица из местного верховного начальства. Игнорировать его было бы большой ошибкой. Вопрос практический, не путать с угодой. Начальство в те времена было неулыбчивым, строгим и злопамятным. Не нальешь, не помянешь, не обратишь внимание, ни бензина тебе для лодочных моторов с местного склада, ни материалов на всякие эксперименты, ни места у причала, ни в лаборатории и местной общаге  тебе тогда не видать и экспедиция летняя считай загублена. Однакож расшалился наш "бог" однажды и поднял руку "чертей" на местного самого матерого, самого сильного и самого, со страхом почитаемого босса, из партийной плеяды. Толя Вишневецкий не задумываясь бросился к исполнению, но что-то там пошло не так. Слишком велик был босс физически, слишком суровым был его лик и слишком чистыми смотрелись накрахмаленные рукава белоснежной  отглаженной женой сорочки,  а также дорогие стрелки на кримпленовых импортных брючатах, золотые часики на холеной руке, чтобы хвататься за них измазанными сажей и соляркой руками. "Чёрт" Витя не поддержал "чёрта" Толю. Шкваркин и тут успел сохранить лицо, вовремя и громко помиловав растерянного на секунду босса. Ему тут же подали большую чашу и "приказали" испить.  И, подлец ведь, не отказался!) 

Да, Шкваркин, Шкваркин! Твоя харизма и темперамент невосполнимы и незаменимы. Напоив начальство, ты спаивал наяд,  а потом и нас не забывал, с кем вечер полагал средь колб и чашек-петри провести. Зачав веселье, ты оставлял его на радость всех простых людин. Они сами  уже потом уху варили, канат тягали, диско танцы танцевали под ленточные записи ламбады,  "эйс оф бэйс",  "аббы" и Челентано. Иногда электрик Петр Иванович с Валей Макеич пробовал жару добавить, но это было больше для стариков у забора. Потом горели костры ночные,  слышались крики, стоны по всему пляжу утихающие, и все от земного удовольствия. Драться в этот праздник было не принято!

Наш клан восседал тогда всю ночь со склянками с разбавленным спиртом в прокуренных лабораторных углах с  редкими выходами на берег и в ночную воду с сияющим планктоном. Затем вновь в лабораторию, забыв о детях и семье,  мы не искали тему  о чем бы  потолковать. Нам всегда было о чем! Мы тут вершили на экспериментальной передовой, мечтали о сияющем храме на вершине аквакультуры, о подводных парках с минисубмаринами, обилием взросщенных моллюсков и водорослей народу на потребу, детям на забаву и просвещение. Чего уж тут!) Шутка конечно. Мир был тогда от нас далек, хотя бывало доходили до нас письма из самой Австралии и Новой Зеландии с просьбой "об опыте поделиться". В конце концов в такой день и ночь мы уставали и от Шкваркина. Его ядерная энергетика была не для каждого, но праздника без него не получилось бы ни за что, а длился он более сорока лет! Спасибо, Дима!

Послесловие

Начав с праздника просто хотел этим  увлечь читателя. Дмитрий Иванович, много бо'льшую роль в Поcьете сыграл. Он появился там раньше нашего и не один, а со своим патроном, Алексей Викторовичем Жирмунским. Оба ленинградских блокадника. Но если Диму вывезли из замерзающего "Питера" в двухлетнем возрасте, чтобы спасти младенца, то молодой тогда солдат, наш академик Алексей Викторович защищал город и страну с оружием в руках. В посьетской гавани они возникли в совершенно мирное время накануне 70-х. Зашли сюда на рыбацком суденышке с весельной лодочкой для работы с пробоотборниками в пелагиали и на дне. Будущий академик только только начинал тогда заниматься созиданием всемирно известного теперь института биологии моря, а Дмитрий Иванович прикипел на многие лета к посьетскому мелководью познавая продуктивность экологически хрупких бухт глубоко по академически и до конца своей жизни.   Оглядываясь назад, эти бухты кипели в те времена от движения рыб, подледный лов  привлекал сюда тысячи рыбаков со всего края, а придонный бентос одной только бухты Миноносок стоил  5 миллиардов нынешних рублей! Миллиардов, Карл! Научный факт и в судебном протоколе отмечен, как ущерб нанесенный в базарный век 90-х прошлого столетия.  Но нам местные ветераны уже тогда говорили, что до войны посьетские жены подол юбок поддтыкали,  чтобы в воду по колено войти и наловить руками рыбех семье на обед да на ужин. Мужья  же их неводами гребли все, что заходило в узкий проход между косой и полуостровом, поставляя рыбу на фронт и тем, как бы подорвали запасы, а вот что такое совсем уж подорвали, по-настоящему то мы узнали только теперь. 

В 70-х и 80-х Дима был настоящим фраером, оппортунистом, авантюристом, библейским пахарем без всякого надрыва. Это было в его натуре зажигательная активность, абсолютное отстутствие иппохондрии, бытовая неприхотливость почти до безобразия и способность общаться с чертями и ангелами, как с равными и по необходимости. . Он заряжал народ на деяния на ходу, на плаву и в полете. Где бы он не попадался, на самолете или пароходе, на любом колесном транспорте, пешком до магазина, тебе много слова не давали ибо именно ему всегда было, что сказать и именно у него были яркие планы. Один из них до сих пор висит на выцветшем ватмане в местном музее. Его изваяли два столичных архитектора по диминому заказу. Архитекторов,  супругов Воробьевых Татьяну и Андрея, Шкваркин подобрал в намокшей палаточке на косе Чурхадо во время шторма и пригрел их на многие годы в свей хижине под скалой. С тех пор все летние отпуска молодые тогда градостроители проводили  у него под дощатой крышей. Там и родился этот "город солнца" на ватмане в ожидании, когда морок стяжательства покинет нашу планету и земляне, наконец то, возьмутся за свою обитель по-человечески.  

 Местные мужики  в мое время науки не понимали, ворчали на нас, зависших в белых халатах у микроскопов,  бездельниками называли. Так, по соседски. Бывало обьяснишь им чего-либо, но не до всех это было доступно,  все же слой никотина тогда был потолще, а пары алкоголя погуще. Наши идеи, наши потуги им баловством казались. Им бы пахать ломом, сеять лопатой, пить стаканами, курить взатяжку, вот это было им просто и понятно. А вот  суперсадки, садки-коллекторы, планктонные пробы, осадконакопители, растворенная органика, микрофлора и зоопланктон были для них какими-то матерными словами, за которые на Соловки ссылать надо. Хотя дальше самого Посьета увозить то было некуда. Но это я так. Хорошего народа хватало, но любознательных среди, не очень.  Слишком простоватой была тогдашняя жизнь в этой глубинке. Дима же не гнушался. Общался со всеми рыбаками, плотниками, судоводителями, в семье маячника стал почти родней, с воинами обильных тогда в/ч тоже находил общий язык, а уж детей чужих на подвиги и раскопки подвинул,  так и появился тогда самопальный естественно-исторический музей. Пацанва тащила сюда с чердаков и сараев бабушкины патефоны, прялки, дедовские табакорезки и семейные самовары, кирпичи с дореволюционными теснениями, корейские жернова катили,   а уж из  под земли накопали каменных топориков, наконечников, нефритовых бусин, монет времен царств бахаев и чжурженей, вот так и появился этот музей в кривеньком домишке от старой почты доставшийся, вопреки партийным наказам и постановлениям. Дима партийным не был и наказывать его было не за что, а закрыть уже никто не посмел. Так и узаконили задним числом наши власти не благодаря, а вопреки. Уже и это быо хорошо, хотя лучше бы все-таки деньгами. Домик там подлатанный,  кровля поменяна, стены подкрашены и доска официальная висит. Но печи все те же. Зимой топить надо. Когда нибудь придет время и потомки накроют его хрустальным колпаком и наполнят вокруг новой экспозицией, а вот то, что уже есть надо так и сохранить. Большое это деяние, этот крошечный музей, для столь отдаленной отечественной окраины. Там много и взрослых людей приняли участие, тот же Владимир Александрович Раков своей последовательностью и компетенцией  обеспечил детальной информацией поступавшие экспонаты, и раскопками руководил, но именно  Дима был мотор, таран,  бак с ядерным топливом, а также  незашоренным авантюристом,  Остапом Бендером и  при этом совсем не  про деньги ..

Потом пришли 90-е!  Новые власти выставили компании  на торги, людей на улицу.  Через порт пошли токсичные грузы, через границу вернулись хунхузы, без ножей и ружей, но с наличными деньгами. Вал браконьерства, контробанды, наркомании, проституции и всеобщего беспредела покрыл нашу землю сметая мораль и нарвственность... эпитеты опустим!  Тут Дима немного потерялся. На романтике капитал не сколотишь, а вот по лицу легко получишь. Пришло новое племя, похабное, жадное и наглое. 

  Дима боролся за наше море до последнего. В 90-х он яростно возразил против токсичных насыпных перегрузов в посьетском порту. Однажды, на публичных слушаниях, в кулуарах к нему подошли двое и ткнули черным стволом под ребро нашему другу. Молчать посоветовали. И не бандиты это были, а штатные сотрудники безопасности коммерческой компании против чьих интересов Дима возражал.  Он и против скупого "Мечела" боролся. Пыль угольная здесь всех одолела. В конце концов "Мечел" поставил тройные окна в детском саду. Правда только  с одной стороны здания. Браконьерская лихорадка нас всех застала врасплох. Рыбы не стало. Мужики на рыбобазе в те времена потеряв над собой контроль и "берега попутав", замет невода сделали и все стадо осенней сельди размером в 200-ти тонн хапанули.  Ни продать, ни съесть не сумели, а назад выпустить им в голову не пришло. С тех пор легенды о посьетской сельдяной рыбалке только легендами и остаются. Дима и тут не мало предпринял. В сознательные умы его парадигма дошла. Жадность и невежество нас погубят. Молодежь вокруг него взросла неплохая. Жаль, что предприятия разорили и разрушили, большая часть той молодежи рассыпалась по белу свету и лишь на одноклассниках сохраняют  общину, вспоминая совместные детские участия в расскопках, сбор домашних артефактов,  посильную помощь в обработке биопроб, ну и день рыбака конечно. 

Дима ушел быстро и неожиданно.Успел стать неприкасаемым. Сам президент в Кремле вручил ему медаль заслуженного эколога. Он и был заслуженным.  Он был уверен что потянет 200-ти лет, и мы в том не сомневались. Как то Олег Егоров, водолаз 1-го класса, книгочей и стихоплет подзаменил его в роли Нептуна, в какой то год. Размеры Олега, тяжелые надбровья, смуглость кожи потомка пушкинского арапа и глубокий голос вполне тянули на бога морей, но всего этого не хватило. Нужна была энергетика и дерзость приличного беспредельщика, дразнящая и  захватывающая риторика на грани, задор и  аура.. Незаменимых нет, неповторимые остались!Осталась его хижина под скалой на маяке,  где он жил,  как мудрый Диоген и, куда сброд интеллектуальный  брёл каждое лето сродни пиллигримам и чашек рококо им хватало здесь на песчаном берегу, прихватить на обратный путь.. Жещины поклонницы доску мемориальную прикрутили на камне подле домика. Надолго ли! Пока остались! Как и надежды на успех и процветание многострадального форпоста нашей южной окраины носящего имя выдающегося российского деятеля из французских потомков! Всем им слава, нам же свою еще надо заслужить. 

    

Ночь Юрия!

            В первом полете Белка и Стрелка полетели вместе. После первого или второго витка вокруг нашей планеты из ЦУПа раздался голос:"Белка!" Белка ответила:"Афф!" Тут же поступил приказ:"Нажать синюю кнопку!" Белка ударила лапой по большой синей кнопке и двигатели корабля заработали. Из ЦУПа снова раздался голос:"Стрелка!" Стрелка ответила:"Афф!" "Нажать красную кнопку!"- пришел тут же новый приказ. Стрелка ударила по красной кнопке и корабль развернулся пойдя на снижение. Из Цупа снова прозвучало:"Чукча!" Чукча крикнул в ответ:"Афф!" "Ну что ты аффкаешь?! Напои собак и ничего не трогай!"-строго наказали все из того же ЦУПа.  Я  рассказал эту историю своему приятелю Джону Гейтсу. Джон родом из северной Калифорнии и в школе учил русский язык. Дед Джона был знаком с Джеком Лондоном и может быть поэтому Джон был заражен в юнности идеями и жаждой приключений. В 1985-м году он пришел на туристическом теплоходе из японской Хаккодате в советскую Находку и оттуда самостоятельно отправился на поезде в Москву. Он думал, что может говорить по русски, но это оказалось труднее, хорошо, что наши люди его не бросили. Молодежь его капитально напоила по пути до Байкала. Там он смог выйти чтобы посмотреть на знаменитое озеро и отстал от поезда уснув под каким то кустом на берегу. Здесь его подобрал местный морж-спортстсмен, кажется Ваня, купавшийся неподалеку. Он отпоил Джона горячим молоком в бабушкиной хижине, а на следующий день посадил его на поезд, двигать дальше на Москву.   Там еще были приключения,  но здесь все не об этом. Скажу только, что в Москве Джон смог арендовать автомобиль!!! Это была наша Лада с оранжевыми номерами. На ней он смог добраться cначала до Горького,  а затем до Ленинграда. В Горьком у него чуть было не случились проблемы на дискотеке,  но защитили его наши девушки от горячих и пьяных местных мажоров. В книге, которую написал впоследствии мой друг, есть фотографии "автотрассы" Москва_Ленинград,  которая состояла из асфальтовой ленты без разметки шириной достаточной для одной машины в каждую сторону. На снимке идет мужик по этой трассе в картузе и белой рубахе с деревенской с девочкой, которая хворостиной погоняет белую козу вдоль федеральной дороги.  Джон подарил мне эту книгу,  которую он назвал  "Soviet Passage" ( Советский поход). Он, когда то, мечтал  

 продать ее кому нибудь в Голливуде,  но как раз в это время у нас появился М.Горбачев, который все испортил. Ящики с нераспечатанными книгами до сих пор лежат у Джона на чердаке. Пострадал наш Джон ни за что. Даром мучился нашей газировкой из автоматов и добирался обратно в Москву  на "жиге" с неработающей задней передачей. Зато Джон нашел себе красавицу Оксану и его русский сейчас намного лучше,  чем после школы. Они счастливо женаты, успешны и за них можно только радоваться. 

Историю про собачек в космосе я рассказал Джону по-нашему и он все понял и хохотал так заливисто, что я к нему присоединился. Мы сидели в этот вечер вдвоем и дегустировали восемь сортов дорогой текилы. Компания Джона недавно проводила какие-то экономические исследования связанные с индустрией этого мексиканского напитка и теперь он знал в нем толк. Мы сидели у них в роскошно отремонтированном доме на берегу залива. Сидели у барной стойки,  а с обратной стороны стойки на большой газовой плите кудесничала та самая Оксана. Она совершенно не смеялась,    а когда мы закончили ржать хохотать и собрались попробовать "трес дженересос" Оксана окинула нас строгим взглядом. В руке у нее был большой нож для рубки овощей. Мы оба поняли, что это серьезно. "Что такое,  Оксана!?"- спросил Джон и мы оба уставились на нее глядя прямо в оксанин ярко-окрашенный рот. Оксана стукнула ножом по разделочной доске и строго спросила:"Он напоил собак?"     

       Вот с тех то пор я понимаю сомнения иных людей по поводу того, ну а  кто же был там первый и приземлялись ли они на Луну. Особенно после последней новости про несколько тонн технической документации, которые какая то уборщица выкинула на помойку.

Н-да! А вот пятнадцать лет назад одна из наших отечественных инженеров работающих ныне на Боинге пригласила меня 12-го апреля сходить на "Ночь Юрия". Это было большое открытие для меня. Совершенно не ведал ранее, что эту ночь отмечают в Антарктиде на польской полярной станции, в Хьюстоне,  Флориде,  в Пекине, где-то в Европе,  в Москве, в Байконуре и вот  в Сиэтле тоже. Эта молодая дама повредила на занятиях карате свою ногу и временно сильно хромала. Сама то она довольно хороша,  но вот с хромою ею никто не захотел составить ей компанию. Она же, эта дама,  не из тех,  кто готов разбрасываться двумя редкостными бесплатными приглашениями,  которые достались ей за хорошую работу на авиагиганте. Когда она вызвонила меня я без колебаний принял эту жертву и готов был волочь ее на своей спине. В тот год  эта ночь проходила на вершине башни Спейс Нидл. О,  это было нечно! Народу было,  как в Останкино на голубом огоньке. Преобладала молодежь из местных университетов,   но были и солидные люди. Одна высокая седая строгая мадам оказалась руководителем программы разработки марсианского ровера на Боинге. Были два писателя фантаста, которых  я не знал. Точно знаю, что это были  не Азимов, не Брэдбери и не Шекли. Но их узнавали,  а я, как на зло, за полгода до этого порвал себе уши и сейчас сильно страдал в шумном помещении не разбирая имен и фамилий если их произносили невнятно. Были тут и яркие космические энтузиасты,  которые знают все, что писано в современных энциклопедиях про космос. Забавные, голосистые и возбужденные по случаю этого юбилея. Студенты же на удивление в своей массе были здесь только поглазеть,  да потанцевать с напитками  после торженственной части на нижнем этаже.

            Открыла вечер та дама, руководитель из Боинга. Она упомянула про первый полет в космос в 1961-м году и подробно рассказала о работе своей группы над марсианской программой.   Потом вышли на сцену фантасты и тоже поговорили о своих книгах, а один из них добавил что-то из своей биографии про Вьетнам, где он оглох от собственных снарядов будучи специалистом по подрывной работе. Народ был очень раскован. Шумели,  задавали вопросы, перебивали,  не курили, чокались бокалами ждали окончания выступлений и толкались между собой. Стульев не было. Толпа грудилась мелкими группами по интересам и вокруг стендов на неземные темы. Наконец на сцену выскочил растрепанный, кучерявый, рыжий, бородатый ботаник в толстенных очках с голубыми адски расширенными глазами.  Он был одет в красную ковбойку с крупной клеткой,с закатанными рукавами, в синие джинсы и башмаки на толстой подошве. "Люди!"-  закричал он:"Пройдут сотни или тысячи лет и если человечество выживет,  оно забудет о нас, об этой башне, ее  уже тоже не будет! Мы не знаем,  что будут люди есть и, как жить! До каких планет они доберуться! Но они никогда не забудут первый полет в космос и того, кто это был! Юрий Гагарин мой главный герой и я хочу..." Я в это время стоял рядом с большой дамой из Боинга и слышал, как она сказал своему помощнику:"Стива пора вытаскивать оттуда!" Стивом оказался этот самый рыжий. Помощник ушел к выступавшему и тот успел еще что-то с энтузиазмом прокричать блестя очками. Студенты хлопали и свистели этому Стиву,  но микрофон отключили и публику пригласили спуститься для неофициальной части.    

Как говорится "и я там был, мед пиво пил.." . Сначала удалось перекинуться немного с глухим фантастом,  но ненадолго. Про Азимова и Шекли ему было не интересно, а его книги были мне незнакомы. Затем у стенда попался "бешенный Стив",  с ним  конечно можно было зависнуть надолго, космос то большй, но тут ему вздумалось учить меня, как правильно произносить слово робот. Мы говорим ро'бот, а по американски это робо'т , но Чапек то был все таки славянин и правда должна была быть моей. Однакож, не спорьте с дикими ботаниками, я за то лишь ему благодарен, что он Юрия не предал. Ведь это реально наше общечеловеческое!

Я помню себя подростком на полированном паркете в квартире Игоря Фурса, моего соседа и школьного дружка в Мариуполе, тогда еще Жданове. Жарким летом мы не пошли на море, мы наблюдали черно-белую трансляцию первой лунной эпопеи Апполон. Рты наши  открыты, шерсть вздыбилась, по всей коже пошли мурашки...

Президент Джонсон поздравлял потом  героев астронавтов,  прилетевших с Луны, хлопал их по плечам, пожимал им руки. "Парни!"-говорил он:"Следующий полет будет на Марс! Готовтесь!" Нил Армстронг спросил:"В памперсах на Марс?Спасибо, сэр!" Туалета в лунном модуле не было, но у нас появились прокладки разработанные в НАСА.  

Если попробовать представить себе хотя бы однажды,  но всерьез, насколько все это технически сложно, гениально  и рискованно было и, как далеко нас всех продвинуло,  и могло бы привести к современному строительству Вавилонской башни и всемирному единению,  но не срослось..

Опять! Вот почему мне трудно верить во Всевышнего. Сколь бы не было хорошо и гениально человеческое деяние, всегда появляются вонючие черти в округе! 

Глава 19

 "Шеф, тебе нужно быть поосторожнее!"-губы Боба были неподвижны и голос его не был  слышен. Кент постучал ложечкой по чашке:"Ты, что то сказал, Боб?" "Нет, сэр!"- ясно проговорил старый дорогой друг Боб.  Голос сухой, но внятный и, как всегда, достаточно громкий. Кент видел спокойный взгляд Боба в котором редко можно было найти следы сомнений или волнения. Боб всегда знал свое дело и никогда не отступал от писанных и неписанных правил. Сейчас Кент внимательно смотрел на говорившего служаку следя за движением сухих губ и глубоких складок на щеках Боба. Глаза и тело Боба при этом были неподвижны в полном соответсвии с многолетней привычкой соблюдать абсолютную дисциплину и протокол. Боб собрался выходить из каюты. Он наклонился за подносом на столе:"Шеф, вокруг тебя полно подонков!" Кент замер. Он явственно слышал эти слова Боба. Они отчетливо звучали в его голове, но лицо Боба в это время было совершенно неподвижно."Боб!?"-сказал Кент и шагнул к нему, поднявшись с дивана. Он положил руку на плечо служащего и уставился ему в глаза. "Да, сэр?"-  ответил выпрямившийся Боб, бесстрастно встретив взгляд президента. "Ты что-то хотел сказать, Боб?"- спросил Кент пристально глядя ему в глаза. "Нет, сэр!"- и ничего в его взгляде не изменилось. "Хорошо, Боб. Иди"- Кент опустил руку, Боб развернулся и вышел из каюты. Кент стоял глядя ему в спину. "Они настоящие твари, сэр!"- вновь прозвучал голос Боба в голове Кента. Дверь за Бобом закрылась и вокруг стало совсем тихо.

Потом был Ричард. Он появился с докладом через час после завтрака и еще не успел открыть рот и поздороваться, но Кент уже услышал его озадаченный голос у себя внутри:"Ну и втюхались же мы, шеф!" Вслух же он чётко и бодро поздоровался и тут же протянул президенту папку с документами. Кент взял папку, пожал руку Рику, но при этом пристально смотрел тому в глаза, настолько пристально, что Рик был вынужден спросить:"Как вы себя чувствуете, мистер Президент?" Кент отпустил руку Рика, медленно отвел взгляд, показал на кресло, а сам шагнул к дивану и нажал на кнопку звонка на столе:"Все нормально,  Ричард. Что здесь у нас?"- спросил он про папку. Ричард собрался говорить, но вошёл Боб и Кент заказал ему кофе для Рика. "Хорошо,  что у нас есть Ричард,  шеф!"-прозвучал голос Боба в голове Кента. Кент очень внимательно молча посмотрел на обоих служащих. Его молчание затянулось, но ни один из двоих не посмел его прервать. Кент, не услышав больше голосов, наконец кивнул Бобу,  отпуская его и, положил папку на стол не открывая. "Пей кофе, Рик!"- предложил он второму, а сам надолго замолчал. Рик попробовал кофе и потихоньку выпил всю чашку. Кент все еще молчал. Рик сам наполнил себе вторую. "Шеф, мы во всем попробуем разобраться, но ваш ближайший персонал ничего не должен знать"-это был голос молчавшего Рика! "Шеф, мы во всем попробуем разобраться "- сказал вслух Кент. Рик замер со своей чашкой на весу. "Но ваш ближайший персонал..."- продолжил Кент буквально буравя взглядом застывшего Рика.

 Сегодня Рик пробыл с президентом более 2-х часов вместо запланированных сорока минут. Он вышел к заждавшемуся Брайсону и приказал ему вести машину к усадьбе Джины. По дороге Рик не произнес ни слова,  но перед самым въездом неожиданно спросил:"Тебе никогда не слышаться внутренние голоса знакомых людей, Брай?". "Это еще что такое, сэр?!"- совершенно искренне удивился Брайсон, он выглядел сейчас, как подросток,  которому впервые стало стыдно за глупости взрослого человека. Рик был на двеннадцать лет старше Брайсона, счастливо женат, имел двух детей и обладал коллосальным служебным опытом.  "Смотри на дорогу"-сказал вместо ответа задумчивый Рик. Чуть спустя Рик задал еще один вопрос:"Ты когда последний раз был с женщиной?" В этот раз Брайсон не просто смутился. "Что это такое, сэр? Что с вами сегодня? Я действительно должен отвечать на этот вопрос, сэр?"- Брайсону, на самом деле, нечего было сказать. Он, строго говоря,  был девственником, если не считать один случай в позднем подростковом возрасте, когда его соблазнила взрослая соседка, которую родители попросили помочь Брайсону по хозяйству, если какая либо помощь вообще потребуется. Сами они отбыли в долгий отпуск, к которому готовились более двух лет. Соседка помогла однажды, но родители об этой помощи, конечно же не узнали. В какой-то степени это было насилие. Своею настойчивостью и опытом пылкая соседка подавила сопротивление страшно стеснявшегося юноши. У  Брайсона не было желания жаловаться по этому поводу. В тот момент он испытывал коллосальное напряжение быстро созревшего мужчины и потому избегал встреч с любыми привлекательными особами. Соседка была довольно яркой молодой женщиной, замужней, бездетной и весьма свободной в общении с хомусами противоположного пола. Брайсон получил необходимую разрядку и мог бы легко испортиться в поисках удовлетворения сильной похоти, если бы не строгое воспитание, прирожденная скромность и стеснительность, но более всего  против разврата работала его настоящая и сильная влюбленность в совершенно недоступную особу, Хомуса высшего сословия. Все остальные особи противоположного пола, в его глазах и восприятии,  были теперь в разной степени порочны и вульгарны, либо не интересовали его настолько, что об интиме не могло быть и речи. Да, соседка конкретно привила ему  сильный иммунитет против вульгарности.  Она еще не раз пыталась соблазнить Брайсона,  но  ему удалось избежать ее. Он не хотел вновь пережить тот приступ смущения,  который оказался сильнее физического удовольствия, и к тому же он  до сих пор  не изжил сильный стыд и неловкость, которую по-прежнему испытывает перед мужем соседом. Сосед был очень хорошим хомусом, который не раз выручил Брайсона. Он однажды исправил погасшее электричество в доме родителей, научил менять масло в старой машине,  а также, как-то,  притащил Брайсона домой на буксире, когда его  машина встала без топлива. Воистину сосед был классным парнем, способным то ли не замечать подвиги жены,  то ли прощать ее. При том,  что любил ее сильно. 

Нда, Брайсон не мог и не хотел ничего рассказывать об этой стороне своей личной  жизни никому, даже Рику. Он очень уважал Рика, более того, он обожал и поклонялся ему,  но и эти чувства также скрывал стараясь вести себя строго по служебному протоколу.  К счастью в этот момент они уже приехали и Рик отстал от Брайсона. "Найди и пригласи Сэма!"-приказал Рик. Бедный Брайсон. Ему до конца жизни придется переживать сильные смущения по разным поводам. В  прошлый раз он прилично травмировал Сэма,  чуть не изувечил его, а негр то оказался очень симпатичным парнем, ни в чем не виновным. Профессионально Брайсону не в чем было себя упрекать. Он был на службе,  задача перед ним была поставлена очень сложная и ответственная. Рик классифицировал ее в степени высшей общенациональной безопасности,   и при ее выполнении против Брайсона,  агента национальной безопасности, было применено насилие. Все по тому же протоколу, ему не в чем было себя упрекать, но Брайсон не был бы Брайсоном, он был  на редкость хорошо воспитанным хомусом и слово совесть всегда для него имело глубокое значение. 

На звонок в дверь вышла сама Джина. Она не выразила удивления. "Видимо Рик позвонил ей заранее"- подумал Брайсон. " Добрый день,  мэм! Извините за визит, но нам нужен Сэм"- спросил глухим голосом Брайсон. Джина была не накрашена,  но все также очень хороша, даже слишком хороша без любой краски и начесов в длинном шелковом восточном халате. "Ищите его в саду, молодой хомус"-сказала Джина рассматривая Брайсона. Брайсону удалось сохранить внешнее спокойствие. Уроки по самообладанию не прошли даром. Он тоже смотрел в лицо актрисе и мог бы еще постоять здесь,  но она рассмотрев Брайсона улыбнулась ему и с явной симпатией произнесла:"Я должна идти, извините". Закрыла дверь. Брайсон,  постоял,  развернулся и пошел вокруг дома насвистывая какую-то  мелодию из популярного фильма. Войдя в сад он услышал небольшой шум в дальнем углу и туда и  проследовал. Сэм прямо с земли подрезал ветки на невысоких деревьях. При его росте с длинным резаком он легко обходился без лестницы. Когда он увидел подходившего агента гримасса улыбки появилась на его лице и тут же это лицо вновь превратилось в каменную маску сфинкса. "Привет, Cэм!"- крикнул на подходе Брайсон. "Добрый день, парень"- бесстрасно произнес садовник. Он приставил ножницы  с длинными ручками к ноге и уставился на нашего друга. "Чем могу?"-говорила его поза. Брайсон не стал протягивать руки для пожатия. Память хорошо хранила опасные воспоминания об их последствиях при прошлой встрече. Сейчас сам садовник выглядел полностью оправившимся от полученных травм. "Сэм, извини, но ты должен поехать с нами в офис. У нас нет к тебе никаких претензий,  но очень важные события происходят в нашем сообществе и для его безопасности нам нужна большая беседа с тобой"- обьяснил ему свой визит Брайсон. "Со мной? С садовником?"- удивленно ответил Сэм. Брайсон мог поклясться, при всей своей невозмутимости Сэм не выглядел в этот момент искренним. "Да, с тобой, с садовником!"-подтвердил он. "Но мы же уже общались, да и  вы должны обратиться к мадам Джина!"- сказал не двигаясь Сэм. "С нею уже все согласовано, Сэм. Очень много новых событий произошло. Нам действительно нужно с тобой поговорить "- произнес Брайсон:" Идем?Машина нас ждет". После некоторой паузы Cэм  приставил ножницы к стволу яблони, снял  грубые перчатки, бросил их под дерево, снял рабочую куртку и повесил ее через одну из нижних ветвей деревца. Достал платок из кармана, протер им лицо и шею, сунул его назад и порылся в карманах, проверяя их содержимое. Он также постучал башмаками об ствол дерева сбивая налипшие на них садовый мусор и почву, затем оба повернулись и сэм последовал за Брайсоном.

Проходя мимо дома они увидели у открытого окна на втором этаже Джину, которая наблюдала за ними,  но ничего не говорила и они тоже прошли мимо молча не выказывая никаких признаков внимания.

Рик стоял возле машины с микрофоном в руке заканчивая какой-то разговор. Он кивнул Сэму. Сэм также ответил только кивком. Когда все трое забрались в машину, Рик приказал: "В порт!"    

Глава 18... Допрос Глена

        Допрос Глена почти ничего не дал. Глен был зол,  агрессивен и не скрывал своей антипатии ко всем правительственным службам. Участие в бессмысленной и жестокой войне сделало его таким. Рик все таки нашел некоторую пользу от общения с Гленом. Им удалось получить от допрашиваемого биоматериал для анализа и, как бы зол и необщителен был Глен, он проговорился про встречи с Дебби и Джинной.  Он сказал это отвечая на вопрос, что заставило его забраться так далеко и надолго. "Я вам вот  что скажу, эти сучки меня достали! Они обе сойдут за правую руку дьявола! Их надо бы публично на площади сжечь и пепел вынести в космос,  да подальше!"- Глен скрипел изношенными зубами и сила ненависти отражалась  ужасной гримасой на лице, которое и от рождения то было достаточно страшным, несмотря на нормальные пропорции. Брайсон ранее показал Глену снимки обеих женщин. 

        Рик подумал:" Глена надо бы оставить пока в поле зрения". Чтобы держать Глена поблизости  в его биографии нашелся непогашенный грешок. Когда-то, сразу после ухода со службы, Глен взял оружие и погонял всех мужиков в одной из деревень, где у него  в молодости была подружка. Подружка эта была простая, как хозяйственное мыло, однако ж своенравия ей хватало, а у Глена были основания подозревать ее в неверности. Мужикам там хорошо досталось и без оружия. Глен стрелял в основном в воздух и тем самым подавлял волю многих провинившихся  самцов грешивших с его наядой пока он воевал за них. Он никого не убил, не покалечил, но синяков наставил, носы поразбивал и даже ухо одному рассплющил, а уж пинков понадавал столько, что нога болела потом дольше чем разбитые костяшки на кулаках. Ему бы все сошло с рук, никто из пострадавших не собирался жаловаться, а их жены даже и порадовались немного за необходимое возмездие, но вот девицу свою он побил зря. Та ему этого не простила, а уж шериф то почему-то взялся за ее защиту по полной и собрал показания со всякого, к кому Глен руку приложил.  Пришлось нашему парню и взаперти посидеть и право на ношение оружия потерять. Кроме того были у него и ограничения на перемещения по территории сообщества, которые он нарушил смывшись на север. Это то ограничение и ввели на него по новой и строго предупредили о возможности посадки в казенный дом надолго. С тем Глена и отпустили, навесив на него какой-то маркер, и территориального наблюдателя приставили. У  Рика мозги тормозили,  когда он пытался понять, как Джинна и Дэбби оказались рядом с этим мужланом, да еще по собственной инициативе. При этом его интуиция строго подсказывала, что именно здесь то и может быть какой-то ключ к многочисленным загадочным явлениям возникавшим в последнии годы вокруг президента и не только.

        После унизительных для Глена допросов, оказавшись на свободе,  ноги сами понесли его в старый кабак, где по-прежнему хозяйничал старина Фредди. Они сразу узнали друг друга. Постарели, конечно, но не критично. Фредди обрадовался Глену,  но во взгляде его было удивление, которое он не смог скрыть. "Привет, Глен!"-просто и по-дружески сказал он нашему приятелю. Фредди был искренен,  Глен же хмуро ответил коротко:"Привет". Он может быть и был рад Фреду,  но по-другому у него не получалось. Фред принес Глену бокал, протер его и собрался налить виски. "Пиво"-сказал Глен и Фредди молча поменял стакан на больший и налил ему из крана местное. "Как дела, старина?"-по-дружески мягко прогудел Фред. Его глаза выдавали все то же удивление разбавленное любопытством. Для Глена любой вопрос сегодня был допросом. Он посмотрел в расширенные глаза Фреда и опустив веки ответил:"Нормально". Как всякий опытный бармен,  Фред не стал задавать больше вопросов,  но они у него были. "Что он так пялится, словно призрака увидел. Я и раньше бывало более года не появлялся здесь"- Глен помнил, что  всякий раз Фред встречал его так,  словно Глен на пять минут за сигаретами выходил в магазин на углу. Спрашивать Глен не хотел и засиживаться тоже не будет. Впрочем тащится в свой мрачный угол, предоставленный службистами, тоже не тянуло и Глен просто подумал сменить кабак на любой, где его никто раньше не видел.

"Хороший план, давно надо было поменять эту дыру на что-нибудь поспокойнее, глядишь ничего бы и не случилось  и жизнь шла бы по-прежнему."-горько размышлял Глен.  Вкус пива ему показался дрянноватым и он не допивая бросил монеты на стойку собираясь подняться.

          "Эй, моряк!"- услышал он в левое ухо и, если бы не испытания последних лет, не изнуряющая жизнь в лесу и не эти сыщики, обложившие его флажками,  он бы не смог сейчас сдержать свой зверинный темперамент и,  кто бы это не был слева от него,  его тело через мгновение  лежало бы на полу с переломанной шеей. Сегодня же потрепанный жизнью Глен лишь замер, не желая выдавать себя и даже притворился на время оглохшим.  "Хахаха!"-прозвенело в том же ухе знакомым тембром и Глен опять проигнорировал это. Он даже взялся за недопитое пойло, но на его руку легла другая. 

____________________

Обнаружив явное сопротивление со стороны невидимых сил на планете 700... Эррины не собирались ее сдавать. Этот новый вызов создал еще одно удивительное волновое возбуждение во всех познавательных центрах и клубах цивилизации Эрринов. Ранее плотская жизнь на планете восхитила их своею непохожестью и разнообразием.  При этом Эррины однозначно сознавали свое космическое превосходство над планетарной  жизнью всех организмов включая  

ее высшую цивилизационную форму Хомусов. В случае же с обнаруженным невидимым сопротивлением к Эрринам пришло явное понимание, что теперь они имеют дело с сознательной живой формой цивилизации,  уровень развития которой, как минимум, сопоставим с их собственной, а ее поведение выглядит вызывающим и без каких-либо признаков намерений на открытое взаимодействие.