Глава 17

Встреча с Дэбби, как и с Джиной, привела Кента к новым изменениям. Он ощутил, что его мышление стало пронзительно ясным, тело лёгким,  напрочь исчезла хроническая усталость, а понимание поведения хомусов абсолютным. Он стал способен определять внутренние мотивы и уровень лояльности своего окружения наверняка. Даже на Боба Кент смог взглянуть по новому. Преданность Боба ощущалась теперь ещё более солидно, он представился Кенту в виде некоего духовного аналога базальтового  монолита, а собственно духовность и интеллект напротив, осязались теперь более тонкими и возвышенными. "Как глубоко ошибаются люди, перед которыми Боб предстаёт тупым и примитивным служакой, полностью подчинённым и лишённым эмоций, фантазий и творческого мышления. Боб был предан, это верно, но сила его преданности была основана на глубоком мессианстве, а не желании максимально удовлетворить своего патрона"-примерно такие мысли возникли в голове Кента. 

Ричард (Рик) также был надёжен, как гранитная стена, и оснащен интеллектом способным просчитать и предвидеть сложную ситуацию, чтобы обезопасить Кента. Да, и Рик также полагал,  что на него возложена высшая миссия сообщества ради которой он способен пойти на личные жертвы. С политиками из своего штаба картина выглядела разнообразней и не настолько однозначной. Жена и вовсе окончательно разочаровала. Поверхностная, амбициозная, недалекая, с непомерным самомнением, и вовсю использующая свой статус первой леди на планете в совершенно мелкокорыстных целях. Она готова наслаждаться в среде притворной лести до конца своих дней. Статус Кента служил ей лишь основой безграничного кредита, которым она пользовалась совершенно безумно. Если и были у Кента какие-то иллюзии и остаточные надежды на супружеские отношения, они исчезли теперь напрочь.

Кент сидел и думал о Дэбби и Джине,  об их очевидной магии не признать которую ему теперь было уже невозможно, как и признать её вслух не прослыв при этом конченным  идиотом. Рику предстоит отныне много работы, но как сформулировать ему эту задачу? Кент не был набожным, хотя и присутствовал на службах главной религии сообщества,  но и  отрицать существование непознанного абсолютного разума, в том числе и вне планетарного, он также не мог. Тем более сейчас. Две упомянутые дамы не случайно оказались у него в спальне. 

Тинровские чаепития в Посьете

 Тинровские чаепития в лаборатории не забуду никогда. В  Посьете это были крепкие настои строго индийского или цейлонского черного в большой колбе с самодельным кипятильником из  нихромовой нити. Готовил его Саша Кучерявенко,  сотрудник ТИНРО,  занимавший остекленное угловое помещение в местной лаборатории. Обзор в 270 градусов позволял ему заметить тебя идешь ли ты из дома с юго-юго-западного направления, тащишься ли  с юга от пирса со снаряжением , или бредешь с востока,  со склада мадам Фалькович. Все это было на окруженном водой мысе Шелеха. "Заходи!"- кричал он и это значило,  что новый завар самого темного янтарного цвета уже готов и, если ты не дурак, то впереди тебя ждет хорошая компания и стакан граненного почти чифира  сумашедшим ароматом. Не помню случая, чтобы я отказался. Бросал все, рискуя карьерой,  пропуская ненужные совещания у нашего недалекого замначальника. А компания там была дружная, интеллигентная, коллегиальная. В ней могла быть харизматичная Нина Шепель, также, как и Саша, сотрудница Тинро. Нина, была крепкая, с налитыми формами одинокая женщина, которая обладала талантом обходиться в своих делах без нас. Без мужчин. Она ремонтировала, запускала и эксплуатировала 30-ти сильный подвесной мотор на алюминиевой лодке "Прогресс-2", которым институт  наделил ее для познаний съедобных мидий в наших заливах. Нина сама себе срубила небольшую избушку на берегу моря, устав от пьяных соседей работяг в местной общаге. Нина, благодаря лаборатории, лодке и этой избушке  лучше всех познала этих мидий. По-крайней мере на тот период. Она также изучала и мидию Граянэ, а попутно нашла и некую зеленую приблудшую в наши воды. За чаем мы бывало говорили с ней об этом по-умному. Посьетские мужики одобряли Нину, всегда вежливо здоровались, но не подступались. Слишком много науки у нее было, серьезна не по рыбацки.   

Вова Раков тоже соорудил здесь себе домик и не как-нибудь, а вполне с развитой архитектурой и с трех или даже пятискатной крышей.  Тогда он только что впервые защитился по тихоокеанской устрице, и ему также повезло до этого съездить в устричные командировки во Францию и Японию. Он там столько информации накопал, что нам было что узнать за чаем и не за одним и не только про устрицу. Мы теперь знали, где оправляются парижские собаки в городских парках, как паркуются французы под эйфелевой башней,  и чем они запивают нежеванную устричную плоть. И про японцев узнали не мало, о чем нам в международной панораме не успевали рассказать. Природа наделила уникальной внимательностью, дотошностью  и ответственностью нашего друга, не спроста он  ныне Владимир Александрович, профессор и медийный человек, пришедший на смену другому профессору,  Преображенскому, а также ученому Дмитрию Ивановичу Вышкварцеву для защиты экологии наших вод и земель. Почти в качестве местного много лет присутствовал здесь Евгений Андреевич Белогрудов, для нас уже тогда патриарх, зачавший  гребешковую индустрию для последующих поколений приморцев. Он тоже был перманентным участником посьетской экспедиции от ТИНРО. Евгений Андреевич был самым старшим участником этих чаепитий, хотя самим чаем он сильно не баловался,  но его всегда было уместно и инересно послушать. Помимо профессиональной компетенции он имел в достатке глубинного народного понимания окружающей природы. Местные травы могли заменять ему чай, набивку для подушек, туалетную бумагу и всякого прочего. В его руку при пожатии можно было легко уложить две моих. Сюда же набегами появлялся завлаб Юра Брегман,  болшеглазый еврей с интеллектом Эйнштейна, с глазами Дворжецкого, со своими шортами и  так все время в них с ранней весны до поздней осени. Таким образом он был возмутителем местного рыбацкого истаблишмента одеянного в тяжелые штаны, рыбацкие сапоги, кепки,  дождевики до полу, ветровки, обветренных, обкуренных, пропитых и проженных, они не прощали ему легкомысленных штанов до колен.  Ворчали и головой качали вслед. Зато нам легко было с ним  спорить по текущим темам и нашим разработкам из-за его заикания и скромности,  чем мы и занимались там за чаем. Позднее мне пришлось горько осознать насколько выше был его уровень эрудиции, и насколько неуместны были мое самомнение,  откровенная наглость и глупость дилетанта. К счастью в новые  времена удалось перед ним извиниться по скайпу, когда он убыл  навсегда на свою историческую родину и мы заскучали друг по другу. Сейчас мы все молим о его здоровье, инсульт не пощадил нашего дружище. 

Часто уютное лабораторное чаепитие взрывал относительно молодой тогда Шкваркин. Иногда он влетал туда прямо с лодки отшвартованной в бухте Экспедиции и, зайдя с черного хода, прошумев по всем коридорам, врывался в "чайную" с криком "Аппатит твою хибины мать!" и тем прерывал все предыдущие беседы и  диалоги, вовлекая всех в свои идеи или просто "дайте пожрать что-нибудь"... Он всегда оживлял и провоцировал компанию,  неважно о чем, но чтобы никто не скучал ни в коем случае. И никто не скучал, но для иных это бывало слишком и они сбегали под разными предлогами. Там ведь помимо этих дядек и тетенек со степенями бывали и любители из нашего местного штата, сотрудники от 20 с плюсом,  и еще без единой публикации за плечами. 

Да чаек этот был то, что надо. Тело над землей летело после этого. Кофеин в голове работал словно гелий в воздушном шаре. Сколько мы там переговорили и о чем, за раз не унесешь. Особенно теми сезонами,  когда к местным добавлялись экспедиционеры под руководством ленинградского профессора Голикова А.И. с зоологами из зоологического института на Васильевском острове. И это была даже не союзная,  а мировая элита. После них мы бы и с Дарвиным  и Левингуком не оробели бы за одним столом посидеть. Работали питерцы во время экспедиции круглосуточно и для редких послаблений они к крепкому  чаю добавляли разбавленного спирта и никто не стеснялся его употреблять. Все были уже по-настоящему взрослыми. Профессор Голиков был настоящим и глубинным фанатом науки, он ее ставил выше культуры. Культура, дескать, колеблется, меняется, следует разным модам,  тогда, как наука копает новые знания и только так прогресс и идет. Тут не до моды, не до  вкуса, cделай открытие, а там посмотрим, как с ним можно жить. Кто-то с ним спорил. Я только внимал. Их красивая блондинка Белла пела, играла на гитаре и нам приходилось только гадать,  зачем ей эти двустворки, гастроподы, полихеты и балянусы. Ей нужно было петь и играть всегда,  и для весх, вам бы тоже понравилось. Был там и Боря Сиренко,  он сейчас, кажется, в академиках и директором ЗИНА работает. Именно эти люди слушали позднее представление моей диссертации у них на совете в Питере и сумели вселить в меня ту уверенность,  которая до сих пор не проходит. Мы можем познавать этот мир,  надо только выбрать свой объект и уделить ему внимание на профессиональном уровне. Другой профессор, Владислав Вильгельмович Хлебович с Сашей Комендантовым,  закрепили эту веру. Эти двое также были из ЗИНа и своей микроэкспедицией  столько светлого и умного донесли нам, что даже Вышкварцев внимал им и не мешал во время чаепитий. Вышкварцев, кстати,  тоже питербуржец, его из блокады вывозили младенцем. Да, питерцы это питерцы, петербуржцы точнее.  Именно с тех пор они стали для меня  неким синонимом душевной глубины, высокой культуры  и интелекта в одном сосуде. Все-таки  сотворил Петр  великие деяния и они работают.   Среди них не было ни единого способного на какие-либо пошлые поступки.  Мне кажется иные современники вершащие мерзости, скабрезности и откровенные подлости, выдающие себя за тамошних, не более, чем подкидыши. Такое же случается , верно?

Как то на чай Шкваркин привел к нам необычайного пожилого,  почти старого, жизнелюба. Им оказался главный специалист по борьбе с обрастаниями морских судов, заведующий лабораторией института биологии моря Игорь Константинович Ржепишевский. Это был худющий курильщик,  потерявший по жизни большинство зубов, небольшой человечек, внимательный к собеседнику и отчаянный хохотун,  если что-то смешное случалось его просто гнуло в животе, а легкие рвались от неудержимого смеха. Такого бездельника при должности, при хорошем образовании и интелекте я еще никогда не встречал. Я тогда думал,  что так просто нельзя,  невозможно, запрещено, а он был, вот он перед тобой. Ему у нас понравилось и он обитал здесь днями и неделями, со своими сигаретами,  одесскими рассказами, охотными беседами обо всем и ни о чем.  Он никогда и ни куда не спешил и, на удивление, никого  не обременял. Вот он есть, а внимания не требует. Все,  что говорит, звучит интересно. Чем бы ты не занимался, ему  тоже было интересно. Он действительно любил смотреть, как другие работают. Когда лабораторная кошка Маруська в очередной раз принесла, кто-то завел в лабораторию немецкую овчарку, так просто, не по делу, скорее всего похвалиться. Вот только Маруська так озверела,  что бедный пес метнулся назад,  а дверь то там отпиралась во внутрь и там такой пятый угол получился, что нам всем страшно стало и за овчарку и за Маруську. Пес бился то в одну дверь,  то в другую, Маруська шипела, обанжая кинжальные зубы и распяливая  острейшие когти на неожиданно широких стучащих по полу лапах. Вскоре кто-то сподобился таки выпустить ошалевшего пса метнувшегося наружу. Но тут другая беда нагрянула. Игорь Константинович так в смехе зашелся, так  закашлялся,  так согнулся в три погибели и оставновиться не мог, нас тревога обуяла, а выживет ли наш дедок после этого. Он пошел вдоль стены стукаясь об нее всем трясским свои телом, его за собакой вывели наружу и только там он со временем иссяк, замедлился,  начал успокаиваться и, наконец притих. Долго еще кашлял,пока снова не смог достать сигарету, сунуть ее в рот,  но вот спичку ему мы зажгли и поднесли. Он оказался не одесситом, но севастопольцем.  

Так вот назад, к Сашиному чайку. Как то раз какой-то модный писатель того времени, фантаст,  заглянул к нам на Сашин чай. К сожалению мода на него давно прошла и в памяти не осталось ни следа от имени этого столичного гостя, ни от книг его, что он нам втюхивал.  Космонавт Севостьянов был тоже, как то,  к нам на пути,  но его перехватило зарубинское начальство и увезло пьянствовать на рыбацком сейнере. Почти такая же судьба случилась с одним из братьев Стругацких. Его перехватил к себе академический баловень Слава Сова и увез на свою фазенду в бухте Витязь. Зато не побрезговал отпить этого чайку Диденко Юрий Григорьевич, тогда это был рыбацкий генерал,  всесоюзный депутат, краевой общественный лидер, успевший покомандовать целую эпоху в Дальрыбе,  Приморрыбпроме и в Дальморепродукте. Считай полэкономики Приморья стояло на этих столпах. Диденко, Тимошенко,   Никитенко,  то бишь,Приморрыбпром, ВБТРФ и Дальморепродукт советских времен,  нда,   к нашему чаю это уже не имеет отношения, но навеяло. Несколько лет назад мы  уже здесь,   в Белевью испили чаек с Николаем Ивановичем Никитенко. Столько интересного сохранилось в памяти этого весьма пожилого теперь человека,  что выслушав его в течение пары часов, поневоле понял уже  в который раз, что чай надо пить в компании людей которым есть что рассказать. Многое в истории нашего края пропущено. Политические соображения заставляют людей  держать рот закрытым и, лишь состарившись, они понимают, что терять им уже нечего, но и говорить им уже тоже оказывается теперь не с кем..

Как-то и  Левин Валерий Семенович к нам приехал отчитываться по хоздоговору. Совершенно не помню самой темы, хотя и  договор ему составлял и отчет подписывал я сам. Все-таки давно это было. Он очень любил поговорить. Много читал, публиковался и его подводный дом на МЭСе  на всех нас производил сильное впечатление. Мы же с коллегами, попали сюда прежде всего,  как подводники. Кусто тогда был нашим посланником бога на земле и сделать свой подводный дом на самом деле стало большим деянием. С ним, с Левиным, были и другие сотрудники ИБМ. Не помню всех. Вышкварцев был. Кажется Вася Радашевский каким то образом приехал,  наверняка за своими червями сверлильщиками. Меня уже к тому времени Виктор Алексеевич Жирмунский присмотрел и даже пригласил,  а я еще не готов был свою базу предавать. За разговорами, за чаем стало понятно, что Шкваркин и Левин ревнуют друг друга,  но им хватало интеллигентного такта давать выговориться по очереди и помолчать вежливо, когда надо. Когда про науку разговоры закончились,  пошли разговоры про персоналии. И румяный Вася, в разговоре о генетике, сказал вдруг неловко хохоча:"Ко мне Александра Иванович приставал!" Кто-то из молодых сказал:"Да он и ко мне приставал". Еще кто-то добавил:"Да он ко всем пристает!". Левин к этому времени сидел то ли задумчиво, то ли насупленно рядом со мной. Тяжелые очки,  большой фамильный нос, борода под фиделя из крепких как крученая проволока черных волос, синие щеки. У него все огромное тело такими волосами было покрыто,  где то больше, где-то меньше. Он там мыло иногда в душе терял. Мы с ним, случалось, в бассейн вместе ходили. Наконец Левин открыл рот и пробурчал:"А ко мне не приставал".

Много там ещё разного люду побывало. Будда Николаевич Аюшин, замдиректора Тинро, обаял нас как-то своим демократизмом и бурятским шармом. Наш начальник базы, был случай, заскочил с письмом на английском из Австралии. Там, так далеко,  кто-то прослышал о наших деяниях, попросил опытом поделиться. Обычно начальник нас сторонился, с наукой у него было не очень. 

После какого то очередного семинара по марикультуре, будущие академики Жирмунский А.В. и Касьянов В.Л., побывали тут по случаю, как и профессора ДВПИ Стоценко "Сей Сеич", Христофорова Н.К., московские "доценты с кандидатами" из МГУ и ВНИРО наведывались. Сотрудники ЮжНИРО и Института биологии южных морей из Керчи и Севастополя проводили тут целые сезоны. Никто из них не миновал Сашину чайную.

Нда, чай мы разнообразили не только разговорами. Галина Поликарпова, Люба Золотова, Нина Григорьева, реже Наталья Коновалова, местные  cотрудники   экспериментальной базы, несли сюда смородиновые листья, мяту, лепестки цветов шиповника, варенье клубничное, смородиновое, крыжовниковое,  калину в сахаре, сушеный барбарис и всякую выпечку. Никто не любил быстрые чаепития. Нам всем хотелось поговорить. Рядом стояли бинокуляры с чашками Петри, в которых парились яйца и личинки всех культивируемых моллюсков. Грудились на полках банки с химикатами, на полу располагались батометры, глубиномеры, дночерпатели, висели на стене сетки планктонные, горели калькуляторы с большими цифрами и лежали развернутые журналы с таблицами данных. Когда чай заканчивался у всех хватало дел и вдохновения. Ни один день не проходил здесь зря, не взирая на то, сколько чая мы выпили и сколько разговоров наговорили. Отчеты, статьи, монографии теперь уже частично  истлели, частично вошли в чьи то более поздние труды. Саму лабораторию новые времена сровняли с землей,  люди упомянуые здесь выросли, созрели и достигли, каждый своего, а кое-кто нас уже и покинул навсегда. Вот, а пямять пока живет и еще на разные деяния тянет. Все еще хочется серьезные намерения воплотить в жизнь. Намерений то накопилось немеряно. Только "шагрень" сжимается неумолимо и потому хочется какойто временной провал в континиуме обнаружить и ускользнуть туда живым ради этих самых деяний.

Глава 16 (только начало)

"Доброе утро, Боб!"- начал сегодняшний день Кент. "Доброе, сэр!"-как всегда сдержано ответил Боб. Это был субботний день и Кент хотел провести его хорошо. Прошедшая неделя оказалась успешной. На планете не случилось никаких потрясений. Встречи с посланниками южных и северных сообществ обещали новые проекты и усиление позиций "Главного сообщества",   т.е. их сообщества. Кент очень хорошо ощущал, что именно они реально являляются главными по планете и уже длительное время.  Он был уверен, что своей деятельностью только укрепит планетарное лидерство родного сообщества. Сознание миссионерской роли занимаемой им должности вдохновляла его  и заряжало, казалось бы, неограниченной энергией. 

Кент наслаждался жизнью. У него была большая и влиятельная семья. Он пережил с участием большую войну и вышел из нее героем. Позднее победил и на выборах и стал крупнейшим и наиболее влиятельным хомусом на планете 700... Жена его была прекрасна, популярна в высшем свете, наслаждалась общением   и путешествиями по континентам в кругу влиятельных особ из разных сообществ планетарной цивилизации. 

Кент сумел сохранить круг давних друзей и постоянно обзаводился новыми. К нему ежедневно поступали предложения о встречах с сильными мира сего, мудрыми, успешными, гениальными, а также  очаровательными хомусами противоположного пола.

Кент посмеялся, вспоминая вчерашние многочисленные поклоны южан при прощании по окончании переговоров. Переговоры считались успешными для обоих сторон, при этом ему удалось скрыть двойное преимущество в свою пользу благодаря новым открытиям и технологиям гениев "Главного сообщества", подавая свое согласие на сотрудничество, как некую уступку южанам.  Ему вспомнилась изящная юная переводчица южан, которая столь заботливо придерживала престарелого главу своей делегации, из чего можно было легко предположить ее дополнительную роль в качестве  наложницы.   "Эх!"-сказал он вслух. "Да, сэр?"-тут же среагировал Боб. "Да так, ничего Боб"- отговорился Кент. Потребность в юнных женщинах для Кента всегда имела место,  но вслух он ее не проговаривал даже с Бобом. Впрочем Бобу и не надо было ничего говорить. Боб читал своего босса, как открытую книгу, но никак этого не проявлял и лишь безупречно выполнял свои обязанности. Кент с ознобом подумал о Джине. Похоже ему никогда не удасться ее забыть. После встречи с ней что-то произошло. Кент ощущал непонятный ему непроходящий духовный подъем, бо'льшую отвественность и понимание своей миссии, но  при этом появилось чувство тревоги и обостренное понимание чувств и мыслей любого собеседника с которым приходилось иметь дело. Даже малознакомые личности, впервые представшие перед  ним, теперь словно излучали некие сигналы, в которых он читал их реальные намерения и чувства, а далее ему оставалось только соотносить их с тем,  что эта личность излагала ему вслух. О! Тут происходило очень много открытий.  Теперь Кент просто не мог провалить никакие переговоры. Ошибки переводчиков стали совершенно незначимыми, советы советников излишними,  необходимость сохранять лицо или притворяться для выигрыша времени также отпали. Н-да, но встречаться наедине с самою Джиной, было более практически невозможно без риска серьезных имиджевых потерь. Даже та, единственная встреча, как бы замятая в инфополе, оставалась потенциальной тикающей бомбой. Вроде бы не было причин для серьезных беспокойств, но оно,  это беспокойство,  было и у Кента оно зудило непрерывно.   Последние находки агентов давали повод на новую встречу с Джиной и это также было серьезно. Эта встреча уже не предполагала легкого вечера для взаимных услад. Их и тогда то не случилось. Кент, наконец по-настоящему рассмеялся. Пожалуй ту встречу можно было бы считать его главным поражением на личном поле битвы полов,  и поражением его службы безопасности, до сих пор не разрешивших загадки Джины.  Кое-какие находки все-таки случились и надо было работать с ней дальше. Здесь были задействованы некие силы и не познав их нельзя было говорить о полной безопасности Главного сообщества. Главное сообщество потому и было главным,  что оно влияло и на всепланетарную безопасность. 

Утреннее кофе должно было пробудить физически, но расслабить Кента душевно. Без необходимого отдыха перенапряжение было чревато серьезными ошибками при принятии важных решений. Именно на большой войне он хорошо осознал необходимость своевременного отдыха для последующих побед. Он допил вторую чашку уже не ощущая аромата напитка. Боб вышел,  оставив  босса одного. 

Жена Кента наслаждалась в эти дни очередным вояжем по столицам экзотических сообществ и Кент вновь ощутил все тот же сексуальный драйв, который возникал у него постоянно во время выходных. Я забыл упомянуть, что они находились на той же яхте. Вечером Кента доставили сюда из надоевшего за неделю офиса.  Кент набрал Рика. "Да, сэр!"-сразу ответил Рик. "Я получил рапорт, Рик, но поговорим о нем завтра"-сказал он."Хорошо, сэр!"-среагировал Рик. "Есть у нас кто-нибудь сегодня, Рик?"-спросил Кент. "Да, сэр! Это местная женщина, Дэбби. Она соответствует, она нуждается и согласилась, а мы ее проинструктировали, сэр." "Можете пригласить ее сейчас?" - опять  спросил Кент. "Я перезвоню вам, сэр!"- ответил Рик."Ок"-бросил Кент. Через десять минут Рик подтвердил согласие приглашенной, а через сорок минут Боб ввел в каюту новую гостью.  Кент еще до ее входа успел сообщить Рику, чтобы агенты оставались в порту весь день. Он не собирался оставлять незнакомку на ночь. Вечером предполагалась некоторая работа, и в этот момент Кент повернулся к входу чтобы  неожиданно осознать, что вошедшая может поменять все планы. Как и в случае с простаком Гленом, Дэбби вызвала у Кента сильнейшее дежавю! Этот опытнейший специмен, проживший больше половины средней продолжительности  жизни хомусов, командовавший элитными соединениями воинов лидирующей части цивилизации,  победивщий многие глобальные военные битвы, вершивший судьбы целой цивилизации хомусов,  пропустивший через свой офис бесконечную череду женщин, представлявших разные сословия и сообщества планеты 700..., остолбенел при виде рядовой продавщицы среднего возраста из столичного пригорода.

      Боб осмотрел стол, бар и всю каюту, встретился взглядом с Кентом, и бесшумно удалился, оставив пару вдвоём. Кент ещё продолжал  смотреть на гостью не отводя взгляда. Он жестом указал Дэбби на кресло рядом с диваном, на который Дэбби спокойно уложила какую то свою накидку, которую держала до этого в руках и с легкой грацией устроилась в кресле сложив руки поверх большой дамской сумочки на своих коленях. Она была очень естественна. Ее не смущал ни пристальный взгляд президента, ни незнакомое помещение богатой яхты, ни уединение с всесильным хомусом номер один на этой планете. Кент, с его новой сверхинтуицией, ощущал в присутствии Дэбби ту же ауру, что имела место во время свидания с Джиной.  Дэбби и внешне напоминала Джину своим сложением,   некоторой общностью  черт лица, а также всеми движениями тела и абсолютно бесстрастной мимикой. "Я очень рад вас видеть у себя, Дэбби!"-сказал Кент-"Как вы себя чувствуете? Не хотите выпить?"

Дэбби позволила себе слегка улыбнуться:"Спасибо, сэр! Водки со льдом и соком, пожалуйста!" Кент почувствовал в этом иронию, но не подав виду взял в руки холодную бутылку. Сыпанул в бокал лёд и спросил:"Вам двойную?" Он сказал это почти в шутку. "Да, пожалуйста, сэр"-ответила Дэбби и Кент вновь ненадолго уставился в ее глаза, чтобы ничего там не увидеть, кроме абсолютного покоя совершенно уверенной в себе особы. Он щедро дважды плеснул крепкий алкоголь в стакан и спросил:"Вы какой сок предпочитаете?" "Клюквенный, сэр, пожалуйста "- сказала Дэбби и ее голос прозвучал более низко, а сама она прикрыла веки и несколько ушла в себя. В этот момент Кент не смог рассмотреть её взгляда.  Он добавил сока из  соответствующего графина. "Чёрт его знает, что сегодня произойдёт? Как и где они ее нашли? Нужно было бы повнимательнее посмотреть ее характеристику"- он подал напиток своей загадочной гостье продавщице. Она взяла бокал встретившись открытым взглядом с Кентом, одобрительно кивнула ему и поблагодарила нормальным голосом.Кент боковым зрением еще раз оценил её неброскую, но тщательную ухоженность и повернулся к буфету, чтобы добраться до своего виски. Когда он вернулся к ней со своим стаканом ее губы уже были влажными, а  четверть напитка из бокала исчезла. "Н-да, похоже необходимо побольше пообщаться и, возможно,  придётся запросить у Рика побольше информации "- Кент всегда мог найти предлог, чтобы уединиться в кабинете. Всё-таки он здесь президент. Как только эти мысли пролетели у него в голове, она впервые широко и открыто улыбнулась. Кент даже несколько замер, словно эта улыбка была ответом на эти его мысли. "За знакомство, мистер Президент!"-сказала весело Дэбби. И это тоже было нарушением негласного этикета. "Кто из нас здесь гость?!"- как бы сказал про себя Кент.  Ему стало интереснее и веселее, но его инстинкты обострилась. "Что это за фифа? И ведь она не воображает, как некая продажная женщина. Она реально ощущает себя здесь спокойно и, полностью контролирует ситуацию"- это Кент понимал сполна. Его новая сверхинтуиция пока ни разу не подвела. Он поднял свой стакан:"Рад вас видеть у себя в гостях, Дэбби!" - повторился Кент. Они оба отпили по глотку. Кент уселся в свое кресло, чтобы услышать следующее:"Кент, я бы хотела пораньше вернуться домой!" Кент расхохотался, отставил свой бокал, вытер губы и слезы салфеткой и, когда совладал с собою проговорил:"Кто вы такая, Дэбби? Вы точно с нашей планеты?! Расскажите о себе немного". Дэбби тоже немного посмеялась после слов о другой планете и они оба замолчали. После спокойной, вполне комфортной паузы, она сказала:"Я отсюда, Кент. Я местная и никогда не уезжала из своего города".

Они не стали больше терять времени.Она определенно заинтересовала и возбудила Кента. Сама Дэбби и далее повела себя естественно и уверенно. Кент подумал:"А не профессионалка ли она?",  но позднее он оставил эту мысль. Дэбби была естественна, хороша, желанна и нуждалась в мужских объятиях. Как бы не притворялись жрицы любви они всегда фальшивили в конце концов. Могли закашляться в апогее,  или застонать не вовремя и замороженные гримасы их также легко выдавали. Дэбби же отдалась Кенту и тут даже его новая интуиция не потребовалась, она была воистину голодна и утоляла этот голод с истинной страстью зрелой, но еще очень молодой и сильной женщины. Им не потребовались притворные ласки и всякие, как бы, милые словечки. Они вместе ощущали касания друг друга,  их ритм и пульс совпадал, а жар желания и сила страсти также гармонировали и нарастали одновременно. Тело Дэбби было гибкое, упругое, сильное и подвижное. Она была неутомима, а у Кента в какой-то момент возникла резкая боль в спине. В это мгновение у него остановилось дыхание и он через силу прошептал:"Чуть помедленнее Джина!"-  тут же смутился боль прошла и он смог закончить свою миссию достойно. Дэбби не поправила его,  не смутилась, а скорее скрыла свою усмешку, которую Кент все-таки заметил. Он не стал извиняться и объясняться и они оба повели себя так, словно ничего не произошло. В конце концов она здесь делает свое дело и согласилась делать его на тех условиях, которые ей выдвинул Рик и,  которые она подписала. 

Оба, и Кент и Дэбби,  были полностью удовлетворены друг другом. Кент давно не испытывал такого искреннего удовольствия и последующего комфорта все от того же органичного поведения Дэбби. Они разошлись по разным душам, привели себя в порядок. В большой каюте допили оставленные бокалы и Кент проводил ее на палубу. Они не обнялись и обошлись без прощальных поцелуев. Но оба посмотрели при прощании в лица друг другу. Кент сдержанно скрывал свое удовлетворение,  на грани восхищения покидающей его женщиной.. Дэбби не теряя спокойствия не могла скрыть свои порозовевшие щеки и смотрела в глаза Кенту с большим вниманием женщины понимающей нечто никому иному недоступное. У Кента опять начали появляться вопросы и зарождаться уже знакомая тревога. Боб проводил Дэбби до трапа, а Рик встретил ее внизу на причале.

Голозубов и Львов

Это очень давняя история. Не самая самая, конечно,  но вы сейчас поймёте.  Динозавры тогда уже умерли,  пирамиды  построены, война выиграна, китов побили, а в институте автоматики собрали огромный зал ЭВМ на перфокартах. Приходи и работай.  А наш друг Голозубов В.В. тогда в Примгеологии работал. Это сейчас он заслуженный,  со степенями и в Академии наук. Жили мы тогда все простенько и умудрились подружиться семьями. Он со Львовым С.М. бывало приезжали ко мне в Посьет на подледную рыбалку, а я, если случалось выбраться в город, заходил, то к одному, то к другому. Там чаю попить, тут новостями поделиться, просто про жизнь поговорить или просто напиться. Пьяницами мы не были, но всегда сидели душевно и как-то засиживались. Голозубов был посолиднее конечно. Нам то со Львовым только за двадцать едва перевалило. Только только узнали что такое дети, свои, и что такое семья,  ответственность и все из этого вытекающее.

Жили же активно и насыщенно. Мы в Посьете творили историю в отечественной марикультуре, подсматривая за Японией и остальным миром, включая маленькую Новую Зеландию и все это через реферативные журналы. Умудрялись собирать спат гребешка десятками миллионов, растили длинных, размером в лапоть, устриц в районе порта Посьет и не могли счесть миллиардов мидий эдулис оседавших даже на старые сапоги, подвешенном на нужном горизонте.  Почему то почти игнорировали трепанга, скромненько подкладывая "мочалки" анфельции в японские садки. Авось осядет. 

 Львов в это время делал карьеру конструктора в Дальтехрыбпроме шагая по категориям, изобретая суперсадки, суперколлекторы, перерабатывающие линии и разрабатывая,  по заданию партии, спортивные топорики из нержавейки для наполнения линейки народного ширпотреба. Голозубов же был уже начальником партии, геологической, и они реально проводили сезоны в полях,  ходили там по недрам, оттого и был тогда  у нас большой Полиметал. Он, Голозубов, с отличием окончил геологический в МГУ и потому позднее завело его в науку академическую и уж там то он пошёл, да так, что Индо-Евразийская коллизия и ее последствия стали его проблемой. Динамика формирования кайнозойских бассейнов западной окраины океана стали также его заботой. Основы тектоники глобальных плит, там тоже он.   Много чего ещё у него было и начни я писать тут все, то забуду все о чем еще хотел сказать.  Сейчас то он оставил в покое планетраные подвижки и от глобальной тектоники перешел к поспокойнее, но  с тем же кайнозоем у острова Цусима работает. И, да, поёт он песни очень хорошо, стихи читает по памяти и сочиняет по уму. Здорово нам с ним было. Зайдём бывало к нему со Львовым в гости, упьемся там, как-то по-детски, жена его Лена выгонит нас глубокой ночью на улицу выдав на руки авоську с ведерной кастрюлей избыточного таёжного мёда, и мы пойдём с нею в изгнании, песни поём. Фальшивим, слова забываем, авоську по асфальту трём на горке от Хабаровской до Лациса.  Спасает нас от гнева окружающих жителей пятиэтажек слабость собственных осевших голосов. Могли бы и в вытрезвитель загреметь, но менты тогда "третью смену" на нынешней Светланской гоняли. 

Почему это все пришло на ум сегодня? Кажется сон приснился про это далекое. Про тайгу, про аралию, про  элеутеррокок, орехи, лимонник и калину,  заготавливая которые мы со Львовым подрабатывали на ноябрьские праздники, добавляя к ним выходные и отгулы. Про домик геологов в Кокшаровке, в чугуевском районе,про разговоры там умные. Геологи они все знают, что и когда на земле зародилось из камней и магмы. Про трансформации и   петрификации. Про куда мы движемся на плитах, про то,  что куда-то проваливается и где потом поднимется. Ну а главное, где что лежит и где копать. А Голозубов про все это рассказать может, да так,  что заслушаешься и никогда не устанешь, слушать его. Среди геологов нет варваров, грубиянов и похабников. Или мне не встретились. Все крепкие, бородатые, прокуренные, нечесанные, улыбчивые, интеллигентные, в свитерах и ветровках. Спирт, сгущенка, черный чай, черный хлеб, маргарин, сахар кусковой, тушенка, лук и картоха и никаких жалоб на жизнь. Мы там только ночь провели, но всех запомнили, обо всем распросили, все попробовали. Утром нас на "шишиге" забросили на деляну и там  мы уже сами устроились в зимовье по-взрослому. У Львова это было солидно. Он на пару лет старше и знал, да и походов у него столько было по горным речкам европы и сибири, что мне уже его не догнать никогда. Соль, спички, провиант, инструмент, включая когти для лазания по кедрам и машинка для лущения шишек,  а также сетка для отмыва пустых орехов в ручье и каган на костер, Вот все то и не перечислишь. Там же и топорик и масло для отмывки смолы, фонарики и ножички, c ейчас перечислять это лень, а тогда и собрать и тащить это было надобно и ничего не пропустить ибо миссию провалишь. Работали с ранья и до темна. Вокруг медведи,  рыси, тигры, а мы без ружей и без страха и ничего. Свалиться с дерева,  да спину потянуть были нашими главными опасностями.

(Потом продолжу... сосед пришел)

Глава 15

 Глен, забравшись в самую глухомань,  лазил по малодоступным местам намывая золото на больших и малых ручьях и с ненавистью вспоминал свою прошлую жизнь среди хомусов. Полностью забыть он ее не мог, ибо снабжение ему приходилось покупать у них же меняя мелкие самородки на нужную утварь, продукты и крепкие напитки. У Глена не было друзей детства и после войны не осталось никого с кем можно было бы делить свои тяготы, либо просто посидеть иной раз у огня вдвоем. Он ненавидел обычных хомусов, которые смотрели на Глена,  как на опасного лунатика, и по-возможности, избегали его,  когда он появлялся в поселениях. Глен презирал обычных особей собственной цивилизации за собственное неприятие,  как и любой другой изгой, но особенно ненавистны ему были президент и жещины. Первого он ненавидел за развязанную войну,  куда Глена рекрутировали под угрозой срока в тюряге и где он потерял тех немногих друзей, которыми впервые в жизни обзавелся в окопах. Вторых за недоступность желанных и отвратительную развязность тех, с кем он вынужденно удовлетворял тягучую похоть плоти. Во время пребывания на островной базе Глен сделал это с 68-мью островитянками, занося их в список, как снайпер делает это со своими жертвами. Благо делать это было легко. База не была окружена противником, но любое жилое помещение в округе, в прилегающем городке, было обращено в бордель и в процветающую на содержимом кошельков служивых индустрию. Глен оставлял там все свое рядовое жалованье прикупая мороженное для "жертвы" и горькое пойло для себя. Это приносило ему некоторое удовлетворение. Однако после загадочных событий со сказочной красоткой Джиной, он стал испытывать небывалое отвращение к платным женщинам, а себя ощущал неотомщенной  жертвой какого-то инопланетного насилия. Намывая золото, продираясь сквозь чащи, отстреливаясь от медведей он порою испытывал отдельные вспышки ярости во время которых ему представлялось смутное видение виновника этого насилия, в которое он не задумываясь выпускал весь заряд из магазина своего карабина. Теряя амуницию Глен слегка образумился и стал вкладывать не более двух  патронов в ружье, держа остальные в подсумках. Он предполагал жить в этой глуши до тех пор,  пока не намоет достаточно злата и не переберется затем на южные острова,  где заведет себе небольшую ферму с фруктовым садом,  курятником, некоей животиной и небольшим домом. Будет ли ему там спокойно, Глен не знал. Внутреннее смятение могло и не пройти. Глен старел, дурнел, зверел, но продолжал пахать ежедневно безжалостно  тратя силы, сжигая энергию, подавляя ненужные смуты в голове, чтобы забыться в конце дня от усталости и расслабиться вкусив мясо печеной оленины запиваемое разбавленным алкоголем. Зимой Глен перебирался в небольшие городки, где снимал дешевейшее жилье.  Там же он  просиживал днями и вечерами в уголке дешевых кабаков, слушая местные сплетни и изредка вступая в пьяные разговоры с теми посетителями, которые не зная его сами их начинали. В этих разговорах удавалось иногда почерпнуть полезные сведения о новостях на приисках.

      Именно в один из таких вечеров к нему подсел опрятный, выбритый, подстриженный крепко сколоченный хомус в строгом неброском одеянии. Этот образчик хорошо пах и ему не нужно было клейма на лбу чтобы даже Глен,  после нескольких лет проведенных в далеких дебрях среди зверья, безошибочно распознал в нем агента каких то служб или администраций. Совершенно непрошенный индивид выглядел спокойно  и уверенно, словно его чистота и опрятность гарантировала ему вселенскую безопасность и страховку от всех возможных неприятностей на этой планете. Может быть  именно поэтому Глену захотелось тут же всадить этому типу пулю крупного калибра прямо по центру высокого светлого лба и затем медленно налюдать на потрясение, нарушение выправки  и оседание  обмякшего тела и его падение на грязный пол немытого кабака. Ничего этого, на самом деле, сейчас произойти не могло.  У Глена не было с собой оружия и он давно научился подавлять  подобный гнев наслаждаясь лишь игрой воображения. Он смотрел на гостя немигающим взглядом, а все его эмоции скрывала привычная угрюмая маска навсегда уставшего от собственной жизни хомуса. 

      "Привет, ковбой!"-дружелюбно сказал гость хорошим баритоном интеллигента в пятом поколении. Глен, не был бы Гленом,   если бы хоть что-то ответил сейчас на это,  но в потухших глазах его явно появился какой-то свет, а то и огонь "Привет, ковбой!" высекло какое-то далеко закопанное в созннании воспоминание и оно не было очень хорошим. "Не против,  если мы пропустим по стаканчику вместе,  Глен?  Я  заказываю! Меня зовут Рик"-продолжил гость не замечая или делая вид, что не заметил изменения во взгляде Глена. Если и могли быть какие-то сомнения у Глена, теперь то уж этот тип почти полностью представился. Оставалось только назвать свою должность и агенство, но этого не последовало. Назвавший себя Риком терпеливо сидел и ждал ответа. "Что тебе надо?"- простуженно просипел Глен. "Пока только выпить"- непринужденно ответил Рик. "Хахаха!"- зло и простужденно прокаркал Глен. Затем была пауза,  которая ничего не изменила. "Валяй!"-наконец сказал он,  и Рик махнул рукой бармену,  а когда тот подошел заказал редкий  50-ти градусный скотч и бармен тут же слетал к стойке, а вернувшись наполнил обоим рюмки. Рик первым поднял свой напиток. Глен отказавшись что-либо сказать и тем более чокнуться взял свою рюмку и слегка отпил с краю. "За знакомство!"-сказал Рик  отпив ровно половину  и поставил стопку на стол. Бармен все еще стоял у стола, но Рик кивнул ему: "Свободен".

        На следующее утро Глен проснулся в чистой комнате. Комната была не просто чиста, но непомерно большая и дорого меблирована. Он почувствовал сильное смятение подобно тому, что уже пережил несколько лет назад после той самой ночи. Глен грязно выругался. "Пора завязывать!"-это он подумал про последнюю выпивку.  Тело его чесалось,  но голова была ясна. Никаких следов похмелья Глен не ощущал,  был только гнев. Как бы ему хотелось сейчас как следует пострелять. В  голову, в тело, в промежность этого самого ублюдка Рика. Воображение Глена отчетливо рисовало лицо этого  чистоплюя за столом с отбитыми углами в грязном северном кабаке. "Доброе утро, сэр!"-донеслось из стены рядом с постелью. Глен только поскрипел зубами. Он поискал на стене место откуда прозвучал голос.   Он сел на край кровати и закашлялся. "Сэр, вам скоро подадут завтрак,  а через полтора часа за вами заедут"-и с щелчком,  голос прервался. Глен постучал кулаком по колену, потом поднялся и прошелся по комнате. На большом столе стоял графин с водой и стаканами. У одной из стен был бар с напитками,  где он увидел тот самый 50-ти градусный скотч. Он опять выругался,  а пройдя до одной из  дверей, обнаружил там большую ванную. "Черт с вами!" -подумал он и принял горячий душ не жалея мыла и кремов в обилии уставленных вокруг на нескольких полках.  Давно он не был таким чистым и душистым. Глен взял свое  белье и с удивлением обнаружил, что оно давно требует хорошей стирки. Глен не менял это белье уже пару недель. Угол, который он снимал на Севере, был лишен многих санитарных удобств и Глену приходилось всякий раз приплачивать хозяину, чтобы воспользоваться дрянной ванной на его половине. Глен бросил мокрое полотенце в корзину и рядом с нею увидел стопку свежего нижнего белья. Он подошел посмотреть,  затем потрогал его на ощупь. Это был очень дорогой брэнд. На мгновение Глену пришла мысль, что он находится в чужом помещении. Потом он даже хохотнул вслух. Само собой это не его помещение, но белье это он оденет. "Они за все должны заплатить, сволочи!"- примерно так что-то сработало в его голове. Свое грязное белье он навсегда швырнул в корзину.Даже после стирки он вряд ли теперь захочет надеть его. Выйдя в комнату Глен увидел красивый поднос с завтраком на столе. На нем стояли блестящий стальной кофейник, посуда из дорогой керамики, аккуратно лежали тканные полотенца и салфетки с вышивкой. Там же были накрытые блюда и открытая тарелка с хлебцами. Еще он увидел, что кто-то заправил его кровать, а сверху разложил новую одежду: брюки, ремень, майку,  сорочку с длинными рукавами, шерстяной пуловер, носки. У кровати на ковре стояли новые полированные башмаки. Глен посмотрел на кресло и не обнаружил там ничего из своих собственных шмоток,  которые он видел ранее, перед обходом комнаты. Ему вдруг подумалось о том, что его кто-то раздевал. Сам он ничего не помнил. У него опять случился приступ гнева. "Кой черт! Где мой бумажник? Где мой нож, где моя записная книжка с ручкой и расческой?   Где мой самородок! Уроды!!!"- Глен не ходил в свой банк месяцами. У него всегда был один-два самородка в маленьком кормашке брюк, которые он обменивал у местных афинажника или часовщика, когда ему нужны были наличные. "Сэр,  через час за вами заедут!"- прозвучало из стены. Глен пять поскрипел зубами.  В конце концов напялил на себя предложенные одеяния, которые были в точности его размеров. Потом он проглотил какие-то колбаски, съел яишницу,  запил все соком и попробовал намазать хлебцы джемом,  но в стене опять зазвучало;"Сэр, за вами приехали!" и тут же раздался какой-то гонг у двери, а сама  дверь широко и бесшумно распахнулась.

 В ее проеме стояла Джинна!!! 

Хлебец смялся в руках Глеба.      

---------------------------

В  один из дней Эрринам удалось установить свой эфирный контакт с президентом Кентом.. это дало им понимание, что их контрагент не способен непрерывно удерживать своего агента над сознанием хомусов-индивидов. Поскольку существование и природа другой конкурентной  цивилизации оставались большей частью неизвестны  Эрринам,  предположения о природе противника и его способностях были активными темами теоретических спекуляций. Большинство интеллектуальных клубов пришли к пониманию того,  что Эрринам нужно повысить свою активность на планете 700..., если они реально хотят изучить природу и суть планетарного интеллекта и цели развития этой цивилизации на всю ее глубину. Ими были зарезервированы объемы необходимой энергии для создания новых партий капсул агентов и потоков обмена информацией с клубами специализирующимися на  изучении этой планеты. Помимо этого Эррины начали внутригалактическое исследования в поисках соперничающей цивилизации. Они также посчитали необходимым создать вокруг себя защитную оболочку в качестве барьера негативных импульсов противника. В  том, что они имеют дело с космическим конкурентом сомнений почти не было. Эррины видели результаты работы сознания разумного населения планеты 700..., как бессмысленное процветание комплекса абсурдов и парадоксов, и искали варианты  эволюционного влияния на внутренние сообщества с целью постепенного их объединения и устранения абсурдов. Цивилизация соперник, похоже, сознательно участвовала в создании этих парадоксов и поощряла их развитие. Это, в свою очередь, наводило Эрринов на мысль, что соперники намного раньше открыли для себя планету 700...  

Глава 14

    Брайсон ощущал тонкий аромат дорогих женских духов, но сила, с которой его увлекли из большого зала была невообразима для данного пола. Кто бы это ни был, он неожиданно отпустил Брайсона и в абсолютной темноте какого то  обширного помещения прозвучал приглушенный голос:"Вам лучше быстрее покинуть это место! Ни о чем не спрашивайте."  Он попробовал протянуть руку и схватить говорившего, но промахнулся. Другой рукой выхватил пистолет из под пиджака. Фонаря у Брайсона не было и он хотел было сделать хотя бы один шаг самостоятельно, но невидимый некто силой развернул его за плечи, затем он ощутил звонкий пцелуй возле уха, в которое тот же голос произнес:"Ни о чем не волнуйся, Брайсон!" Тут же этот некто силой толкнул его  сбоку. Все это происходило невероятно быстро и мощно. Натренированные навыки и инстинкты Брайсона не успевали сработать. Он вылетел через открывшуюся дверь и , едва не упав, наш агент обнаружил себя  снаружи в саду с обратной стороны от главного входа в здание. Ошеломленный, но не потерявший самоконтроля, Брайсон ринулся обратно к двери чтобы в последнее мгновение порадоваться, что не успел вставить ногу в дверной проем. Дверь захлопнулась очень резко, плотно и с такой силой, что делало очевидной воображаемую картину из раскрошенных костей. 

      Оставшись один Брайсон внимательно огляделся. В саду было тихо. С этой стороны дома  светил единственный фонарь в дальнем углу сада. Не заметив никаких движений и не услышав звуков он подивился тишине. Шум бала совершенно не проникал сюда. Брайсон спрятал пистолет и потихоньку пошел вдоль здания, намереваясь вновь попасть к  главному входу.  Заворачивая за угол он вновь выхватил пистолет. Перед ним стояла огромная темная  фигура. Щелкнув предохранителем агент услышал низкий голос с южным акцентом:"Сэр, вам лучше покинуть усадьбу через садовые ворота с этой стороны. Я вас проведу". "Кто ты такой? Что тут происходит?  Я агент президентской службы внутреннего контроля. Говори". "Сэр, я простой садовник Сэм, но мне было велено вывести вас здесь через сад"-ответила фигура. "Слушай, простой садовник Cэм, никто кроме моего непосредственного босса и самого президента не может мною командовать. Тебе лучше посторониться, а еще лучше иди передо мной к главному входу! Немедленно!" Сэм не шелохнулся и не произнес ни слова. Брайсон сблизился и ударил садовника в верхнюю часть живота. Он хорошо вложился и его вес в 105 кг предполагал, как минимум согнуть и ошеломить стоявшего перед ним хомуса. Брайсон чувствовал, что попал и фигура садовника отдалилась от  него на один шаг и не более того. "Сэр, вам лучше последовать за мной. Ваша машина уже там"-садовник проговорил это и в его голосе не было изменений. Это было уже слишком. Брайсон сунул руку в карман брюк. Ключей там не было. Острое желание пристрелить этого громилу тут же прошло. Профессиональное чутье подсказавало, что все происходящее  слишком необычно и непредсказуемо для прямолинейных поступков. "Хорошо,  веди!"- подчинился Брайсон и последовал за Сэмом в трех шагах позади.  Машина стояла сразу за выходом, мотор работал, но никого в ней не было. "Сэр, я поведу машину"- проговорил Сэм,  но это было чрезмерно. Брайсон ткнул стволом в спину Сэма, и хрипло прошипел едва сдерживваясь:"На сиденье пассажира!" Сэм подчинился и Брайсон, осмотревшись вокруг, скользнул внутрь машины. Сэм сидел спокойно. Это был огромный темнокожий хомус в хорошей форме, с непроницаемым лицом индивида наделенного естественной мудростью. "Пристегнись!"-приказал Брайсон. Сэм вновь подчинился. Брайсон взял пистолет в левую руку и тронулся с места управляя машиной правой рукой. Они выехали за пределы территории усадьбы,  затем миновали обширный парк и вьехали   в безлюдный район небольшого городка. На первом же светофоре Сэм произнес:"Сэр, мне нужно выйти здесь!"  "Еще чего,  ты едешь со мной!"-отрезал Брайсон. Сэм молча взял правую руку Брайсона и сдавил ее с  такой силой, что стало понятно, если его не остановить, то он просто расплющит кости. "Черт!"- прохрипел Брайсон:"Вали отсюда!" и,  как только Сэм вышел из машины, он тут же тронулся, проехал метров двадцать, затем остановился, словно забыл что-то и резко рванул назад. Сэм никуда не ушел и наблюдал за машиной стоя на тротуаре с низким бордюром. Брайсон резко вывернул руль и сбил огромного хомуса с ног, выскочил из кабины изо всех сил ударил последнего тяжелой рукояткой пистолета по черепу . В этот раз его усилий оказалось достаточно. Черный хомус не успел защититься и потерял сознание. Брайсону пришлось еще много повозиться, чтобы затащить Сэма в кабину, надеть наручники  и намотать повязку на раненную голову. Отдышавшись он уселся за руль, собрался наконец связаться с Ричардом по рации в машине чтобы затем тронуться в офис для разборок последних событий......Брайсон был самым молодым сотрудникам полевой группы обеспечивающей президента персонально запрошенной информацией. Он не пил, не был женат, отличался высокой лояльностью президенту  и преданностью своей службе. То, что произошло с ним на балу Джины ошеломило его. Он никогда не сталкивался с той скоростью и физической силой, которая вынесла его с бала и, считай, провалила его задание. Тем сильнее было отчаяние Брайсона, что так поступила с ним женщина. Кто была эта женщина,  он сейчас мог только гадать, но  хоть и смутно, у него уже  было некое предположение и  он жалел сейчас, что является не пьющим.

-----------------------

Эррины непрерывно получали индивидуальную информацию с каждого хомуса покрытого эфирной капсулой. Это позволило им хорошо изучить внутреннее строение и внутренние позывы тела  данных индивидов, которые мало отличались друг от друга. Поведение индивидов в группе было более разнообразно и менее предсказуемо, еще труднее было предвидеть развитие группового сознание. Если в краткий промежуток времени любые группы имели организованное и дисциплинированное поведение, то в исторические отрезки их организация либо развивалась и становилась сложнее, то,  в других случаях, они деградировали, распадались или вступали в конфликт с пограничными группами. Под группами Эррины рассматривали любое временно стабилльное сообщество внутри цивилизации хомусов. Это могли быть целые сообщества, а также  политические, религиозные, научные, духовные, артистичные образования любых размеров внутри самих сообществ. Для изучения группового поведения необходимо было распространить капсулы-агенты среди групповых лидеров.  Именно здесь Эррины обнаружили сопротивление. Большая часть крупных лидеров оказалась им недоступна. Лидеры же информационных групп всех крупнейших сообществ планеты 700.... были полностью заблокированы и недоступны для капсул Эрринов.

Глава 13 Вечеринка у Джинны

  На "последнем балу" Джинны многие давние гости повели себя иначе чем бывало. Часть из этой тусовки, среди которых было множество многолетних завистников успеха актрисы и, которые обычно делали вид, что скучают, но появляются здесь то ли по привычке, то ли чтобы не обидеть хозяйку, проявили необычайную активность. Они превратились в явных и, почти искренних, поклонников ее таланта и не стеснялись в этом признаваться, демонстрировать свою лояльность и даже готовность активно защищать Джинну от строгих критиков или от того типа притворных хомусов, каковыми сами являлись совсем недавно. Другие, которые, напротив, были ее страстными сторонниками и  поклонниками, выглядели неожиданно охладевшими, скептичными по отношению к новому взлету популярности актрисы, и даже сдержанно враждебными, тем не менее прибывшими по приглашению и совершенно не собиравшимися покидать вечеринки.

Среди гостей сегодня здесь присутствовал упомянутый нами и замеченный Джинной,  младший агент Брайсон, а также новые лица малопонятной принадлежности. Эти лица вели себя непринужденно, но в общении с завсегдатаями были очень лаконичны и не спешили  представляться, что выдавало их явно небогемный статус. 

"Старая гвардия" регулярных гостей состояла из знатных представителей киноиндустрии, политического истаблишмента, спортивной элиты, финансовых брокеров, издателей, представительских любовниц и любовников, а вот новые лица походили на каких то однояйцевых кураторов, для которых вся местная публика была клубом расшалившихся детей, играющих в одной песочнице. И те и другие были разнородны по полу, возрасту, одеяниям и манерам, но водораздел между ними обозначился в поведении. Если первые требовали к себе внимание в любой форме, то вторые напротив,  непринужденно сокращали любые диалоги и вовсю предавались предоставленным удовольствиям смешиваясь с публикой равномерно по всему пространству. Они ели,  пили, пели,  танцевали и непрерывно передвигались придавая вечеринке динамику, которой ранее здесь не хватало. Музыкантам это пришлось по нраву и они вдохновенно исполняли сегодня мелодии столь же разнообразные и экзотичные, как и те блюда в меню, что мы лишь кратко упомянули ранее. Здесь были исполнены исторические и классические мелодии, которые создавались мастерами сообщества в течении столетий его развития, и имевшие непроходящую популярность у патриотичных и консервативных хомусов и были впитанные  с молоком матерей их вскормивших. Эти мелодии настроили гостей хомусов на некое душевное единение, создав которое, музыканты перешли к экзотическим, центрально океанским ритмам, где физическая жизнь хомусов преобладала над духовной,  при этом они имела простую красоту и естественность звучания не оскорблявшую чувства и вкусы присутствовавших. Как бы напротив, они заглушали амбиционные и эгоцентричные настроения,  собранных здесь непростых индивидов, раскрепощала их аппетит, жажду,  похоть и прочие примитивные  вожделения, но приглушавшие любые формы депрессии, враждебности,  зависти, ненависти и раздражения.  Именно эти мелодии создали на этой вечеринке небывалый ранее подъем и единение. Все гости постепенно поддались этому общему драйву и отпустили внутренние тормоза. Вино полилось по бокалам, еда начала поглощаться на ходу, закуски менялись с невероятной скоростью, а напитки употреблялись теперь без разбора. Когда рот освобождался каждый хомус пробовал подтянуть общее пение и даже тугоухие и безголосые стали обнаруживать хотя бы зачаточные таланты и перестали стесняться в их демонстрации.  Танцы также втянули в свою круговерть вся  и всех, даже тех,  кто ранее сам себе наступал на ноги и потому никогда не выходил  на паркет. Наиболее продвинутые участники заняли центр зала и образовали в нем этакий ядерный эпицент роскошных телодвижений в котором визуально отменялись физические законы гравитации,  центростремительных и обратных сил, попирались нормы ежедневной морали, семейных устоев, корпоративных требований и религиозных табу. Нарушения волной расходились "кругами по воде", где постепенно опьяневшие,  уевшиеся гости, с закруженными головами, поддавшиеся куражу вседозволенности целовали друг друга слегка или взасос,  распускали похотливые руки, стремились к плотскому единению, но общая круговерть каким то образом разрывала возникающие пары и бросала их в новые непредсказуемые объятия,  разрывала их  и вновь толкала далее.. В этом броуновском движении случались удачные мгновения, где возможные и гармоничные любовники искрили от взаимной химии, но их тут же расталкивали более мощные заряды. Случалось и наоборот, когда вспотевшие давние соперницы успевали размазать друг у друга косметику в поспешных объятиях, чтобы затем с ужасом рассмотреть друг друга в сполохах яркого света. Хуже этого были только поцелуи клерка из конкурентного агенства с боссом враждебного издательства. Клерк чуть было не плюнул в лицо боссу оцарапавшись об жесткую щетину последнего, а сам издатель готов был оторвать детородный орган этому самому клерку, когда он сам протянул свою поганую руку, обманувшись феминистким одеянием современного молодого хомуса.  Да, свет и тьма на балу многое могли бы натворить, если бы эти мелодии не были столь быстры и неожиданны. 

Мы еще вернемся на этот бал и к гостям, но внимательный хомус, если бы он здесь присутствовал и нашел себе место для наблюдений, без труда заметил бы среди сотни участников неуклюжего Брайсона, который приложил максимум волевых усилий, чтобы удержать от пляски свои ноги в казенных ботинках и стараясь не выделяться в толпе медленно двигался по ее периметру со стаканом минеральной воды отталкиваясь от назойливых служащих с подносами. Он также был вынужден сбросить с себя  пару знойных дам, буквально напрыгнувших на него со своими накрашенными когтями. В  другой раз ему пришлось нанести легкий удар по печени выскочившему из толпы активному гею, у которого лицо вокруг рта было влажным, глаза светились безумием,  ремень на штанах расстегнут. От удара гея согнуло,  но взвыл он от мазохистского экстаза и,  на счастье Брайсона, толпа унесла счастливчика на новый круг. Затем появился тот самый босс издательства, который сам шарахнулся назад от пойманного взгляда агента. А когда музыка почти достигла своего призывного аппогея, кто то сбоку крепко взял атлетичного Брайсона под руку и увел его за собой в боковую дверь. 

---------------------------------------

Эррины были заняты и озадачены,  но, конечно же не этой вечеринкой. На вечеринке пока все шло под разумным контролем и сама она, как событие,  безусловно была отмеченна в исторических анналах  Эрринов под кодом планеты 700.... Наличие невидимых анти-Эрринов во Вселенной взрывало их сознание на их суб - суб- суб новемдецилионном уровне.