Беглянка и маленький белый человек
(Навеяно записками Миклухо Маклая)
Беглянку звали Дю и ей очень понравился новый хозяин. Он всегда был озабочен своими делами, никогда не кричал на нее, в его хижине было чисто и светло, а вокруг было много неизвестных вещей и вещичек. В течение дня этот чужестранец почти не замечал Дю, забывал о ней, словно ее и не было рядом. Разговаривал сам с собой. Вспоминал о своей спасенной наложнице только тогда, когда собирался поесть или выпить. Она никуда одна от хижины не уходила, боялась, что ее опять украдут и вернут к страшному белому на большой лодке. Вечерами, когда маленький человек, прекращал колдовать со своими материалами и инстрментами, они вместе садились у огня, одновременно ели приготовленную человеком еду, пили непонятную воду с незнакомым привкусом и цветом. Потом он один курил и пил потихоньку еще какую то воду из маленького сосуда. При этом часто добавлял туда капли или порошок из своих баночек и бутылочек. После такой продолжительной трапезы человек еще некоторое время оставался неподвижным и молчаливым. Затем вновь брал свои бумаги и что-то долго рассказывал ей, на непонятном языке, не отрывая взгляда от этих бумаг. Еще позднее, когда было совсем темно, он гасил свою лампу сделанную из человеческого черепа, немного и нежно говорил с этим черепом, гладил и целовал его перед сном, а затем раздевался и укладывался под парой одеял на своей лежанке. Для Дю у него была отдельное место с пологом.
Дю было интересно наблюдать за новым белым хозяином. Весь день он был одет, а перед сном раздевался, скрываясь от Дю за сухой ширмой из веток и листьев.
Однажды, когда она почти перестала его бояться, и ей было скучно, Дю пришла и легла рядом на его лежанку. Белый человек изумился смелости своей наложницы, но промолчал, не прогнал ее, а подвинулся, давая ей больше места. Она тоже удивилась и чуть спустя сама придвинулась к нему. Он посмеялся и прикрыл ее одеялом. Теперь ей совсем уже было не страшно. Чуть спустя она она потрогала его бороду и прижалась покрепче. Он уже почти спал и что-то пробормотал смахнув ее руку с лица. На следующий день человек посадил ее посреди поляны возле хижины и долго рисовал ее же на своей бумаге. Продолжая рисовать, но подошел, снял с Дю повязку и потом еще три раза пересаживал ее то боком, то спиной, то лицом к нему. Несколько раз прикладывал своими маленькими руками какую то ленту к голове и к телу и продолжал постоянно чиркать свою бумагу. Когда с рисованием было покончено он внимательно осмотрел все ее тело, порылся в волосах, заглянул в рот, а затем заставил ее натаскать воды из ручья в большое глинянное корыто, а также в широкий сосуд рядом. При этом сам занялся своими делами и снова забыл про Дю на какое то время. После полудня он затолкал ее голую в корыто. Она долго не понимала, что ему надо и тогда он впервые прикрикнул на нее и показал жестами «лезь в корыто, а то получишь у меня».. Ей стало смешно и она полезла в корыто. Он снял свою верхнюю рубаху, а у нижней поднял рукава выше локтя и взялся тереть и поливать бедную девушку со всех сторон. Несколько раз она порывалась убежать, но он удержал ее силой и продолжал удерживать и старательно намывать. Особенно ей досталось, когда он занялся ее волосами. Чем он ее намазывал, скреб и чесал, она не понимала, но запахи были хорошие, а белый человек, хоть и удерживал ее, и покрикивал на нее, оставался добрым и нежным. Он даже поскреб ей зубы и язык. Это было самым трудным после волос. В этот раз Дю едва не вырвалась по-настоящему, покусала и поцарапала его. Однако этот странный умывальщик все равно оказался достаточто ловок и предупредителен. Когда все закончилось, человек завернул Дю в большую тряпку и отнес на лежанку. Затем вынул из ящика еще какую то тряпку и показал, как ее заворачивать на теле, а ту повязку, что была у Дю раньше, бросил без сожаления в костер. Утомленный, он все же нашел в себе еще силы натаскать воды, и впервые помыться самому без помощи приглашенных из деревни женщин.
В этот вечер он не разговаривал с ней по бумаге. Просто пил и курил после еды. Когда совсем стемнело человечек зажег лампу , лег на лежанку и, как обычно стал сам также молча общаться со своими бумагами, в том числе с теми, где была нарисована Дю. Дю, заскучала, пришла и легла рядом. Полежав, ей стало совсем скучно и она дернула своего хозяина за бороду. Человек отложил бумаги и внимательно посмотрел на нее, погладил сверху по голове и поцеловал в темя. Дю засмеялась. Ничего подобного она никогда не видела в своей жизни. Он снова хотел было взять свои бумаги, но тут Дю ущипнула его уже изо всей силы. Человек ойкнул, уронил бумаги и повернулся к ней всем телом. После этого он еще много раз рассмешил юную дикарку этой ночью. Ему тоже бывало смешно, но обоим было очень очень хорошо. Человек ни разу не сделал ей больно, ни разу не разозлился на нее, не выгнал ее, когда утомился и даже обернул Дю мягким покрывалом, подоткнув его с боков.. Сам же человек
несколько раз за ночь зажигал лампу, говорил со светящимся черепом, снова брался за рисование, пока не упал от полного бессилия и блаженно уснул с раскрытым ртом и раскинутыми руками.
(Навеяно записками Миклухо Маклая)
Беглянку звали Дю и ей очень понравился новый хозяин. Он всегда был озабочен своими делами, никогда не кричал на нее, в его хижине было чисто и светло, а вокруг было много неизвестных вещей и вещичек. В течение дня этот чужестранец почти не замечал Дю, забывал о ней, словно ее и не было рядом. Разговаривал сам с собой. Вспоминал о своей спасенной наложнице только тогда, когда собирался поесть или выпить. Она никуда одна от хижины не уходила, боялась, что ее опять украдут и вернут к страшному белому на большой лодке. Вечерами, когда маленький человек, прекращал колдовать со своими материалами и инстрментами, они вместе садились у огня, одновременно ели приготовленную человеком еду, пили непонятную воду с незнакомым привкусом и цветом. Потом он один курил и пил потихоньку еще какую то воду из маленького сосуда. При этом часто добавлял туда капли или порошок из своих баночек и бутылочек. После такой продолжительной трапезы человек еще некоторое время оставался неподвижным и молчаливым. Затем вновь брал свои бумаги и что-то долго рассказывал ей, на непонятном языке, не отрывая взгляда от этих бумаг. Еще позднее, когда было совсем темно, он гасил свою лампу сделанную из человеческого черепа, немного и нежно говорил с этим черепом, гладил и целовал его перед сном, а затем раздевался и укладывался под парой одеял на своей лежанке. Для Дю у него была отдельное место с пологом.
Дю было интересно наблюдать за новым белым хозяином. Весь день он был одет, а перед сном раздевался, скрываясь от Дю за сухой ширмой из веток и листьев.
Однажды, когда она почти перестала его бояться, и ей было скучно, Дю пришла и легла рядом на его лежанку. Белый человек изумился смелости своей наложницы, но промолчал, не прогнал ее, а подвинулся, давая ей больше места. Она тоже удивилась и чуть спустя сама придвинулась к нему. Он посмеялся и прикрыл ее одеялом. Теперь ей совсем уже было не страшно. Чуть спустя она она потрогала его бороду и прижалась покрепче. Он уже почти спал и что-то пробормотал смахнув ее руку с лица. На следующий день человек посадил ее посреди поляны возле хижины и долго рисовал ее же на своей бумаге. Продолжая рисовать, но подошел, снял с Дю повязку и потом еще три раза пересаживал ее то боком, то спиной, то лицом к нему. Несколько раз прикладывал своими маленькими руками какую то ленту к голове и к телу и продолжал постоянно чиркать свою бумагу. Когда с рисованием было покончено он внимательно осмотрел все ее тело, порылся в волосах, заглянул в рот, а затем заставил ее натаскать воды из ручья в большое глинянное корыто, а также в широкий сосуд рядом. При этом сам занялся своими делами и снова забыл про Дю на какое то время. После полудня он затолкал ее голую в корыто. Она долго не понимала, что ему надо и тогда он впервые прикрикнул на нее и показал жестами «лезь в корыто, а то получишь у меня».. Ей стало смешно и она полезла в корыто. Он снял свою верхнюю рубаху, а у нижней поднял рукава выше локтя и взялся тереть и поливать бедную девушку со всех сторон. Несколько раз она порывалась убежать, но он удержал ее силой и продолжал удерживать и старательно намывать. Особенно ей досталось, когда он занялся ее волосами. Чем он ее намазывал, скреб и чесал, она не понимала, но запахи были хорошие, а белый человек, хоть и удерживал ее, и покрикивал на нее, оставался добрым и нежным. Он даже поскреб ей зубы и язык. Это было самым трудным после волос. В этот раз Дю едва не вырвалась по-настоящему, покусала и поцарапала его. Однако этот странный умывальщик все равно оказался достаточто ловок и предупредителен. Когда все закончилось, человек завернул Дю в большую тряпку и отнес на лежанку. Затем вынул из ящика еще какую то тряпку и показал, как ее заворачивать на теле, а ту повязку, что была у Дю раньше, бросил без сожаления в костер. Утомленный, он все же нашел в себе еще силы натаскать воды, и впервые помыться самому без помощи приглашенных из деревни женщин.
В этот вечер он не разговаривал с ней по бумаге. Просто пил и курил после еды. Когда совсем стемнело человечек зажег лампу , лег на лежанку и, как обычно стал сам также молча общаться со своими бумагами, в том числе с теми, где была нарисована Дю. Дю, заскучала, пришла и легла рядом. Полежав, ей стало совсем скучно и она дернула своего хозяина за бороду. Человек отложил бумаги и внимательно посмотрел на нее, погладил сверху по голове и поцеловал в темя. Дю засмеялась. Ничего подобного она никогда не видела в своей жизни. Он снова хотел было взять свои бумаги, но тут Дю ущипнула его уже изо всей силы. Человек ойкнул, уронил бумаги и повернулся к ней всем телом. После этого он еще много раз рассмешил юную дикарку этой ночью. Ему тоже бывало смешно, но обоим было очень очень хорошо. Человек ни разу не сделал ей больно, ни разу не разозлился на нее, не выгнал ее, когда утомился и даже обернул Дю мягким покрывалом, подоткнув его с боков.. Сам же человек
несколько раз за ночь зажигал лампу, говорил со светящимся черепом, снова брался за рисование, пока не упал от полного бессилия и блаженно уснул с раскрытым ртом и раскинутыми руками.
