В поселении на берегу

В поселении на берегу

В лагере, на берегу острова Усалу, шла активная работа. С судна сгружали большие чаны под которыми выкапывали продольные ямы для закладки дров. Бригада из местных заготавливала дрова. Команда из моряков ставили каркасы для навесов, а местные женщины и подростки стаскивали пальмовые листья и накрывали ими эти каркасы. На небольших лодках учили ныряльщиков погружаться с грузом на дно с сетными мешками, привязанными на шее или у пояса ныряльщика. Командовали обучением белые. Они отсеивали пловцов, которые неспособны были нырять грубже 30-ти футов, или плохо видели предметы под водой. Белые были с оружием, с курительными трубками. Они устраивали на лодке обязательный навес для себя и все команды громко выкрикивали или руководили жестами. Особо бестолковых и непонятливых пловцов бесцеремонно  выгоняли. Желающих нырять пока хватало. В каждой лодке было место для 6-8 ми человек. Пловцы получали плату  долей от объема выловленного за день трепанга. Отбор и тренировка пловцов длились весь световой день. С утра это было веселое занятие. Надсмотрщики погоняли пловцов, покрикивали, смеялись над неуклюжими, возгласами поощряли ловких,  легкими пинками прогоняли назойливых подростков, постоянно крутившихся вокруг. К концу дня картина менялась. Пловцы ругались между собой, конкурируя за место на лодке и желая добиться расположения белого хозяина. Надсмотрщик, упарившись в своей одежде, обкурившийся, голодный и нередко в подпитии не мог дождаться конца дня и ужина в компании себе подобных. Он теперь хрипло и зло орал, пинки раздавал щедро и с удовольствием, иногда махал пистолетом, чтобы разрулить свары возникавших среды полуголых дикарей, гомонящих на непонятном языке. ..

Этой ночью моряки остались на берегу. Подальше от мистера Смита, поближе к ночной свежести, свободному пространству экзотическим забавам с дикарями и дикарками. Мистер Смит не возражал. Очищенная посудина, свежая вода, запеченная свинина, фрукты, доставленные с берега по указанию старейшин, поднимали настроение. Трюм был отмыт и все рабы доставлены на берег. Исчезла постоянная вонь. Мистер Смит подобрел и уже не выглядел тем чудовищем с постоянно выпученными глазами, каковым его постоянно видели во время изнурительного перехода. Вместе с продуктами прислали наложницу, напуганное юное создание лет 13-ти, с букетом на голове и повязкой на теле. Это был тонкий полуребенок у которого на теле только начали  появляться  признаки превращения в  женщину. Пока мистер Смит лишь ущипнул ее за бок во время  разгрузки подарков. Этого быдо достаточно, чтобы дикарка взвизгнула и забилась, дрожа от страха, между  корзинами в угол каюты. Уходя, мистер Смит  запер каюту, не ровен час выпрыгнет за борт. На судне остались пару человек для ночной охраны. Дикарям никогда нельзя доверять. С последней лодкой мистер Смит отправил большую бутылку рома для старшего старейшины в деревне и предупредил боцмана чтобы был рядом с ними всю ночь, а также приказал поставить двух матросов на охрану судовой  шлюпки на берегу. Чуть спустя он передумал и приказал пригнать шлюпку назад к судну. Для этого он отправил с боцманом одного из двоих оставшихся на борту матросов. Было еще знойно, но солнце быстро шло к горизонту. Мистер Смит вернулся в каюту чтобы сделать освежающий глоток. Проходя по палубе он проверил натяжение якорного каната, подергал замок на входе в трюм, дал табаку матросу сидевшему под мачтой. На всякий случай зло посмотрел ему в глаза. Баловать здесь нельзя. Матрос поежился. Все в порядке. Все под контролем. С берега доносились шумы от работы,  голоса и покрикивания на разных языках. Дела похоже шли. Не было никаких признаков паники и враждебности.  Мистер Смит  почувствовал некое расслабление, захотелось закрыться в каюте, выпить, поесть.


           За несколько дней на берегу было многое сделано. Выкопаны транщеи для огня, поставлены настилы и навесы для сушки трепанга, завезены и установлены котлы, нарублено топливо. Местные перестали бояться и вокруг лагеря стала появляться молодежь. Почти все мужчины, которые помогали, страдали от похмелья и постоянно курили. Они стали плохими помощниками, больше валялись в тени на берегу, надсадно кашляли, стонали, но продолжали клянчить табак и курить. Если табака не было они жевали бетель, но охоты работать больше не проявляли. Молодежь совсем осмелела, крутилась возле лагеря, постоянно стараясь сташить оставленные без присмотра мелкие вещи. Моряки, смеялись, ругались, но не отгоняли, напротив хватали молодых дикарок, которые ловко уворачивались . Приходили старухи, ругали молодежь, но получив порцию табака, что-то  ворча уходили в селение. Когда лагерь был подготовлен на берегу зажгли сильный огонь. Мистер Смит, осмотрев лагерь вернулся на парусник моряки же остались у огня в окружении большой группы местных. Чтобы прекратить назойливые выклянчивания боцман приказал поставить открытую бочку, в которую залили местную сладкую воду и добавили туда содержимле нескольких  бутылок дешевого рома и джина. Дикари мужчины попробовали напиток, им понравилось. Там же, на настил, вывалили мешок испорченного, подмокшего табака, что привело дикарей в настоящий восторг и толкотне. Поужинав и оставив трех моряков с оружием у лагеря остальной экипаж расслабился, продолжая выпивку и наблюдая дикарское веселье с плясками у костра, стычками у стола с табаком и у бочки с напитком. Все селение собралось на берегу. Большинство мужчин дикарей сильно набрались. Часть из них валялась на берегу, иных женщины увели домой. Старухи курили, но почти не пили. Подростки шныряли вокруг, моряки шугали их время от времени, старухи шипели и плевались, ругая всех и вся. Когда костер совсем прогорел, никто не подбросил дров. Часть людей уже спала от усталости и угара, другая часть бродила  в темноте натыкаясь друг на друга,  там и тут возникалау возня, у кого были силы возвращались в хижины. Потихоньку  на берегу все стихло. 

Утреннее пробуждение принесло похмелье и страдания одним, позор и смущение другим, веселье и хохот не могли сдержать третьи. По берегу бродили больные дикари. Они стучали ногами, руками и головой по пустой бочке, собирали остатки табака под настилом, ругались, плевались, кашляли,  стонали и валились заново под кусты. Из деревни почти бегом возвращались полуодетые моряки, за ними тащились старухи, стараясь удержать первых, хватая их за руки и одежду. Дети орали и бесновались вокруг, строили рожи, прогибались в животе от безудержного хохота, от незнакомого смущения на бледных лицах белых людей и абсурдного поведения старух. Боцман стоял у лагеря широко расставив ноги и давал каждому возвращенцу по морде, по шее и пинками гнал прочь назойливых старых дикарок. Обезумевшие старухи ловко уворачивались, но далеко не отходили. 
«В чем дело, Бред?!» -потребовал боцман  у старшего палубного матроса. «Да шут его знает! Ловили молоденьких, но в хижинах была непроглядная темень..» бормотал в ответ Бред боровшийся с тошнотой и отвращением, не знавший в какую сторону смотреть. Повсюду были отвратные существа и уходить они не собирались. 

Через день начался лов. Лодки с ныряльщиками разошлись вдоль берега бухты и по мелководьям у атоллов. Надсмотрщики соорудили навесы и просиживали под ними весь день. Ныряльщики по очереди опускались в воду и поднимались с уловом. С борта у них забирали улов и бросали трепанги в общую кучу в центре лодки. Через 5-10 погружений, в зависимости от глубины, одни ныряльщики поднимались на борт им на смену в воду прыгали другие. На лодке Джона все шло налажено, пока  самый старший туземец на борту вдруг не заорал истошно. Он перегнулся через борт за уловом, но  не поднимался,  занимаясь какой-то возней в воде. Джон оторвал свою задницу и глянул за борт. Там у поверхности в воде висело тело ныряльщика с закатанными глазами и сжатым ртом. Туземец на борту удерживал его за руку и шею, но втащить на борт тело пловца ему не удавалось. Джон пнул ногой ближайшего дикаря и толкнул рукой еще одного показав жестом чтобы оба помогли. Трое туземцев стали тянуть безжизненное тело, к ним на помощь присоединился поднявшийся на поверхность  пловец, затем еще один. Вместе они затолкали, затянули тело на борт. Джон проследил за мешком с уловом, показав рукой, чтобы вытряхнули содержимое. Там было три крупных трепанга, которые полетели  в общую кучу. Туземцы сели на корточках возле неподвижного тела. Джон рявкнул, чтобы все продолжили работать. Еще два ныряльщика вылезли из воды и сгрудились вместе с остальными. Джон приказал оттащить тело в центр лодки ближе к куче с уловом. Когда тело перевернули и потащили, оно дернулось, по телу пошли конвульсии. Туземцы отпрянули. Ожившее тело закашлялось, задергалось, открылись глаза и очумленная голова замоталась из стороны в сторону, послышались стон и кашель. Туземцы ошарашенно и неподвижно уставились на своего приятеля. Джон, не успев заново присесть, дал сильного пинка пришельцу с того света, который заорал теперь  на полную мощь, совершенно не понимая, что с ним происходит. Джон набрал воздуху и не жалея глотки заорал еще громче: «Работать, грязные твари!!! В воду, пока не перетопил всех к едренней фене!!! Все слышали!!!» Слыша и все понимая, дикари по-прежнему оставались в параличе.  Джон взметнул мушкет и выстрелил прямо над башкой ближайшего пловца и тот слетел в воду, словно снесенный зарядом картечи, улетевшим в морскую даль. Остальные тоже попрыгали в воду и лишь не удавшийся утопленник оставался на четырех слабых конечностях посреди лодки, так до конца и не понимая, что с ним происходит и как он здесь оказался.  Джон не обращая на него внимания присел в тень, посмотрел вокруг. Несколько ныряльщиков уже ушли под воду, остальные потихоньку забрались назад в лодку. Дела налаживаются. Довольный, как порохом и картечью удалось  поддержать дисциплину этих животных, Джон вытащил небольшую бутылку из кармана куртки висевшей на бамбуковой палке, вырвал зубами пробку, сделал глоток. Заткнул пробку обратно. Впереди еще долгий день. 

Пао выбрался из трюма

Пао выбрался из трюма, когда вода была ему  уже по шею. Цепляясь одной рукой он двигался в сторону выхода и постоянно падал на наклонном днище. Пераху замерла и оставалась в одном положении. На нижней палубе было светлее, но двигаться было сложнее. Здесь не было множества стоек и ребер, которые помогали Пао удерживаться на ногах. Палуба была круто наклонена. Обломки весел и борта скатились в нижнюю часть, там же лежали тела погибших пиратов, часть из них были на плаву, часть застряли в межпалубных надстройках, в ком-то еще, вероятно, теплилась жизнь, слышались  постукивания, слабые сдавленные звуки. Они возникали и прерывались. 
Пао двинулся в сторону лестницы ведущей на верхнюю палубу. Несколько раз он едва не сорвался, а когда лестница была уже на расстоянии протянутой руки он вынужден был замереть. Наверху кто-то был и что-то там происходило. Рядом с Пао у лестници застряло тело пирата. Пао смог дотянуться к его поясу с кинжалом. Шум движений наверху удалился и Пао занялся обрезанием веревок. Надо было освободить вторую руку. Клинок был острый, но само лезвие имело волнистую форму и резать толстый мокрый сизаль было неудобно. Пао смог срезать длинный кусок веревки, которую он клубком удерживал все это время и хотя руки были еще обвязаны веревками, как толстыми браслетами, они обе были теперь свободны для движений. Петля на шее также оставалась с довольно длинным свисающим  концом на спине, но он мог теперь двигаться удерживаясь обеими руками за окружающие предметы и вскоре смог увидеть, что происходит наверху. Сломанные мачты свисали за борт, снасти и паруса были частично на палубе, частично в воде. Кое-где видны были запутавшиеся тела. Дверь надстройки была сорвана. Нападавшее судно  паралельно дрейфовало в отдалении    со спущенными парусами. Там горели  огни и было оживленно. Очевидно, что та команды оставила намерения в темноте высаживаться на полузатопленную пераху, но и уходить далеко на паруснике тоже не  собирались. Пао не знал, что суда находятся в проливе, и берегов в темноте  ему тоже не было видно. Он снова услышал шум у кормы пераху. Надстроенная каюта и темнота не позволяли ему рассмотреть, что там происходит. Потихоньку он  смог неслышно добраться до каюты. Выглянул за нее осторожно и увидел  слабую белую тень удаляющуюся от погибающего парусника, слышны были осторожные всплески воды. Чуть спустя видение исчезло  в темноте. Пао забрался в помещение и начал искать пресную воду и съестное. Воды  нигде не было, чайники и кувшины валялись у стены пустые. В углу нашелся свалившийса откуда то расколотый бочонок с солониной. Она была намокшей, Пао принялся грызть ее остервенело. Захотелось еще больше пить и он стал ощупывать все помещение.  Попал в какую то тесную клеть. Воды там не было, но под рукой оказался кусок ткани. Ткань была довольно тонкая. Он задержал ее в руках, сам не понимая зачем, затем поднес ее к лицу и ничего не увидев все равно остро почувствовал, что  уже держал эту ткань в своих руках. Пао заткнул кусок за поясную повязку и продолжил поиски. Очень хотелось пить. Нужно было расширить поиски по всей пераху, но тут он споткнулся об ящик, выехавший из под широкого сиденья. Там были большие тяжелые бутыли. Пао вытянул одну из них и отбил ей горлышко о край ящика. Вух!!! Мощный аромат «огненной воды» чуть не сшиб молодого человека с ног. Юноша раскорячился, чтобы занять устойчивое положение, задрал голову, поднял бутыль и накренил ее разбитое горлышко прямо в собственную иссохшую глотку. Вшшшшш!!!А-а-а-хххх!!! Это все, что он запомнил об этом мгновении!

Подготовка в Макассаре. Белый человек и Паола

Плененная Паола жила в полупогруженном состоянии. Ее тело двигалось в пространстве, уши слышали голоса и звуки, полуприкрытые глаза видели все вокруг, рот принимал доставленные пищу и напитки. Она ощущала свет и тени, тепло и холод, реагировала на заботу и принуждение. Ее сознание постоянно работало и она вскоре могла понимать голоса и жесты окружающих ее людей говоривших на разных языках. Она также инстинктивно ощущала, кто может быть другом, кто врагом, кто лжет,  кто опасен и кто попросту ничтожен. Ее головка оставалась ясной и восприимчивой, тогда, как душа замерла, словно глубокозамороженная вода. Нынешняя жизнь не дарила ей радости и удовлетворения, она стала для нее непрерывным и испытанием и ожиданием. Вероятно надежда и способность ждать бесконечно, невзирая на боль,  унижения и неволю, были ее естественным талантом. У нее не было боли воспоминаний и ее не терзали какие либо сомнения. Будучи дикаркой от рождения она легко переносила физические боль и дискомфорт, а ее внутреннее ядро, врожденный дух были столь сильны, что она не задумываясь была уверена, что выживет, дождется и счастье вновь вернется к ней.
Человек в белом ощущал этот прочно впаянный стальной дух Паолы и молча наслаждался присутствием хрупкой и изящной туземки. Одному богу известно, что сложилось на небе, какие мутации произошли при ее рождении но Паола сполна получила талант сильной души.
Сила любит силу,  а сила духа наивысшая сила. У человека в белом не было никаких планов в отношении девушки, но расставаться с нею он не собирался. Он также даже не думал ломать и насиловать ее волю. Пока Паола была для него подобно редкостной, красивой птице в его золотой клетке. Ее присутствие для него было желанным, а теперь уже обязательным. Оно меняло смысл и содержание его жизни. Человек в белом будет по-прежнему воевать, грабить и убивать, но теперь он всякий раз будет возвращаться к своей пленнице.

Новое, большое, бандитское прау было готово к походу.  Головорезы вооружены, трезвы и голодны. Собран провиант, как и информация о купеческих судах на подходе. Пора было уходить и, как можно,быстрее. Банда должна быть в деле, заточена на серьезные, дерзкие действия, иначе она вновь расползется по порту промышляя мелкими разбоем, грабежами и пропадет поштучно, попадаясь на совершенно никчемных делишках. Второй причиной срочности отхода были накапливающиеся сведения о беспокойстве и активности городских властей и их подпольных спонсоров, так и не установивших личность хозяина нового парусника.
Успешно снарядив экспедицию, человек в белом сумел сохранить собственное инкогнито.

Этой ночью часть экипажа выведет прау из гавани, другая часть будет подобрана на малом острове, человек в белом присоединится к ним еще через пару дней, в районе, известном сейчас только его старшему помошнику.

В этот вечер Паола исчезла.

Беспокойный порт

В глубине портового чрева, на плавучих причалах, под навесами для перегруза, в торговых рядах,  припортовых кабаках, салунах, борделях и опиумных курильнях появились агенты разыскивающие опытных марадеров с опытом набегов на трепанговых заготовителей, налетов на купеческие суда, злодеев с корнями из южных Филлипин, выходцев из филлипинских мусульман, дезертиров с испанских галеонов, и судов британской королевы, изгнаных приватиров, других изгоев и полузверей в человеческом обличии. Молва об этих разбойниках заставляла потеть и трепетать испанских адмиралов вкупе с их боевыми экипажами.
В порту и по отдельности они не сильно выделялись из пестрой толпы города космополита. Их темперамент проявлялся в стае, под руководством сильного вожака, способного подчинить этих беспредельщиков, поддерживать убойный дух и  мотивировать их на победу над любым врагом обладающим желанными сокровищами или заслуживающим мести за попытки контролировать долю океанских просторов. 
В одном из доков бойко шла работа над быстроходной двухпалубной посудиной со съемными мачтами и весельными рядами. На ее носу уже была установленна первая лантака для которой  закупались фунтовые и полуфунтовые ядра, плотные мешочки и бочонки с черным порохом. Никто не видал нового хозяина парусника, но каждое утро появлялись приказчики с готовыми перечнями работ и списком снабжения, а три человека вооруженных кривыми мечами-крисами и пистолями посменно дежурили на борту круглые сутки. Сохранить такую активность в тайне в Маккасаре было невозможно. В соседнем доке появилась соразмерная лодка с маккасарскими пиратами, по виду не отличавшаяся от торговых джонок. Тут не было никакой активности, но бдительные наблюдатели также несли здесь свою вахту день и ночь. Покупатель и заказчик новой лодки был неизвестен и маккассарским разбойникам это не нравилось. Загадки же только накапливались. Пойманные снабженцы ничего не могли сказать, т.к. все заказы приходили от коммивояжеров, которые также получали задания через посланников мелкого пошиба. Копать же глубже было опасно, поскольку местные флибустьеры  не имели каперских грамот и могли легко нарваться на серьезные контрмеры. Оставалось лишь наблюдать и отслеживать любую припортовую активность, а также следить за новостями на торговых площадях. 
Загадка нарастала. С момента погрузки пушчонки, ядер и зарядов, сюда добавились  частые доставки холодного и огнестрельного оружия на рикшах, пока не было видно только завоза провианта. В курильнях муссировались слухи о беспокойстве городских властей и владельцев крупнейших торговых компаний, которые несли серьезные потери от морского разбоя и новый загадочный корсар, который напугал даже местную разбойную камарилью, поставил на уши весь региональный истеблишмент. 

Страху добавило исчезновение городского финансиста вместе с его гетерой. Обоих увели обкуренными и голыми обернутыми в простыни. Одежду обнаружили сыщики в палате, где лежаки оставались еще мокрыми и теплыми от тел, но самих тел найти быстро не удалось. Китаец, хозяин курильни- купальни, говорить не мог совсем. То ли в него влили опиума, то ли испуг был столь силен, что он не мог произносить слова, а лишь мычал и трясся в ответ на вопросы и удерживал жидкую бородку двумя старыми ладошками. Главная беда была в том, что среди одежды не нашли печати и грамот, которые городской чинуша вез с собой. Другие посетители благовонного заведения находились в глубоко погруженном состоянии и не представляли интереса для дознавателей. Оставалось надеяться на осведомителей, десятки которых обитали в разных концах города-порта, но это была заведомо долгая история. 

Один (Пао)

Один 
(Пао)

Пао опять снились небо, птицы, чистый песчанный берег, большой каменный бассейн с пресной водой у подножия высокого берега и где-то далеко далеко, то ли в небе, то ли в море слышался тихий голос Паолы, ее невнятный шепот. Ему не хотелось двигаться, он не хотел ничего менять,  не хотел спугнуть видение .. Все, что он хотел, это дождаться, когда голос Паолы приблизится и он ее увидит. Он затаился и готов был к прыжку, чтобы поймать ее, как дикую птицу и уже не выпускать ее из своих рук ни-ко-гда….

Боль в боку, женние внутри и разгоревшийся яркий свет заставили Пао открыть  глаза и пошевелиться.. Он тут же понял, что еще очень крепко спит. Закрыл глаза опять очень плотно, но тут же открыл и вскочил. Дважды подпригнул на месте и развернулся в одну сторону, затем в другую. Упал на колени и снова вскочил. Осмотрел свои руки и потер шею. Он стоял на теплом песке, с одной стороны море, с другой высокий берег. На воде никого не было. На руках не было веревочных браслетов, на шее не было веревочного ожерелья. Голову сильно кружило, в животе сильно жгло, но шокирующее видение никуда не исчезало, песок снизу давил на его ступни, солнце слепило его глаза….. он сильно икнул. Хм, это он и это песок, и это берег, все это реальное, он не спит и не бредит.  Но Верить было трудно! Тут  он икнул еще громче, все тело дернулось и заикало..   и в этот  раз он окончательььно поверил, все окружающее его реально….


Полдня Пао боролся с икотой и странными соображениями роившимися в голове. Ничто в его богатой, но короткой жизни нельзя было назвать чудом. Все что  происходило до сих пор было  в борьбе за жизнь, за пищу,  за Паолу. В борьбе нужны были сноровка, крепкие легкие и руки, смекалка,  острое копье, сила воли, парус, весло, везение. Чудесами были только звезды на небе, а еще гром , ветер, огонь. Силы и явления, которые существовали сами по себе, были сильнее человека, их можно было знать и использовать, но которые никто не мог объяснить.  Теперь вот оно, чудо. Один глоток огненной воды на утопающем судне полном мертвецов-головорезов, темная бездна снизу, непреодолимые расстояния вокруг, истерзанное собственное тело все еще в тяжелых грубых путах,  полный мрак в сознании и…  
Под ногами чистый  теплый незнакомый берег, птицы поют, бабочки красивые летают, цветут магнолии, благоухает зелень, солнце светит, в воздухе совершенно отсутсвует привычно висящая угроза… Если бы Пао что-либо знал про библию он бы воздел свои руки и благодарил бы и благодарил небеса  или стучал бы по песку своим челом в поклонах….

Но, его полупервобытный мозг, какими то чудесными мутациями наделенный талантами быстро реагировать на жизнь, решил отложить мучительное желание объяснить необъяснимое и заняться пока чем то более практичным, а именно, поисками воды, пищи, крепкой палки и убежища на ночь. Он не успел совершить много телодвижений ибо тут же споткнулся о небольшую крепкую корзину (!), в которой листьями были прикрыты кусок солонины, финики,  орехи и фляжка с огненной водой. Чудеса продолжались! А его способностей опять не хватало на их объяснения!! Озадаченный Пао шмякнулся на задницу и на его гладком, блестящем лбу кожа начала собираться впервые в жизни в сетку неглубоких морщин. Если бы кто увидел Пао в этом момент, то сразу бы понял, что доживи этот молодой человек  до зрелых лет  будет мудрым стариком. Однако морщины  не помогли Пао и их пришлось разгладить, так как объяснений опять не нашлось, а жизнь должна продолжаться. Он вонзил сбереженные зубы в солонину, затем поел орехов, пожевал финики, осторожно прикрыл фляжку, даже не касаясь ее горлышка, ибо кто знает, где проснешься потом.. Поднялся и пошел искать пресную воду.

Где Паола?

Где Паола?

Паола родилась дикаркой, при этом в ее племени уже были вера и понятия о хороших и плохих духах. Племя Пао было проще и грубее, тем не менее он при первом же взгляде на  Паолу, на расстоянии, ощутил флюиды добра и света, которые достигли юношу, без вреда пробили его дикарскую шкуру,  обволокли и пленили его сердце,  душу со всеми его дикарскими потрохами впридачу. Это был главный дар Паолы. Она вбирала энергию добра из окружающего мира, а ее аура наполнившись сполна излучала ее вокруг  уже на собственной волне. Юнное и светлое создание совершенно не понимало этого процесса, который шел сам по себе, как река течет по земноcму ложе, как ветер дует на просторах и в ущельях, как солнце подает свои лучи на подставившуюся поверхность, как побег пробивает почву, как распускаются цветы, как формируются плоды.. Природа всесильно и безсознательно действует по своим законам, выдавая удивительные результаты, когда звезды сходятся в параде, когда дождь попадает на благодатную почву, когда в почве оказываютс зрелые семена........

Сейчас Паола была в долгом трансе. После ее захвата на острове и разлучения с Пао, после кражи ее из секретного убежища человека в белом, она не ощущала ни единого флюида позитива от окружавших бездушных и жестоких существ . Ее душа была по-прежнему полна жизненной энергии, там  по-прежнему клокотала энергия любви и страсти, но тяжелая, как свинец среда отражала импульсы ее импульсы счастья, которые возвращались, сорбировались и уплотнялись во внутренней сфере и ее аура  как бы сама выстраивала защитную оболочку. Зло и ненависть не могли туда попасть, это было против ее природы. Паола не знала, где она находится, и не пыталась добиться прояснения, она не проявляла физического сопротивления, и не вступала в диалог или иное взаимоучастие  со своими захватчиками, но ее магическая стойкость, монументальное молчание и мощное вселенское поле  защищали ее от насилия и унижения. Лица, которые окружали ее, сами себе не принадлежали. Они действовали по приказу и сила приказов была такова, что ни единый волос не должен был пасть с головы  обыкновенной, на первый взгляд, туземки, которых в Макасаре продавали на площади не более , чем за пол пикуля трепанга.

Через неделю после похищения один из охранников под утро приблизился к спящей Паоле. В слабом свете были видны гладкий лоб, ровные брови, большие ресницы, высокие скулы, четко очерченные  губы, прямой нос. Под узким подбородком под накидк уходила в тень у шелковистая шея. Лицо было спокойно, сон был глубоким.
Охранник стоял некоторое время наклонившись с открытым мокрым ртом, руки его свисали и подрагивали. Затем он потянулся к покрывалу. Удар по голове мечом плашмя погасил его сознание. Старшина охраны поймал падающее тело похотливца  и оттащил его подальше. Глаза Паолы были открыты. Лицо оставалось неподвижным.

DAUR: Сон мистера Смита

Сон мистера Смита

Мистер Смит всегда спал вполглаза.  У него не была развита фантазия и он никогда не видел снов.
Даже после тяжелых переходов, опасных перестрелок или изнурительных боев с пиратами напавшими на абордаж, он засыпал и оставался начеку. Даже набравшись джину больше обычного, он всегда уединялся в каюте, проверив все и всех на борту, крепко запирал изнутри дверь, ставил сундук-подпорку, падал навзничь  в глубокий проваленный лежак, сразу начинал храпеть так, как  скрипит расшатанная мачта у самого основания. Однако любая тревога на судне, любой необычный звук, любое ненужное движение на палубе или снаружи у борта, наклон борта или изменение позиции шхуны вокруг якоря, вопреки ветру и течению, будили его мгновенно. Он слышал все и вся с абсолютной ясностью и как бы видел через стену и тьму ночную, кто и что привело в смятение его сон, словно не хмель тек по его жилам, а некая сказочная живая вода, которая обостряла органы чувств и интуицию этого звероватого человека. В зависимости от причины пробуждения он либо вновь засыпал, не почуяв реальной опасности и нужды предпринимать какие-либо меры, либо мгновенно принимал решение и действовал соответственно обстановке. Он вылетал из каюты с готовым оружием в руках, если это был внешний враг, будил команду, мгновенно брал ситуацию под контроль со всей силой своего опыта, характера и физической ярости. Только так мистер Смит и ему подобные капитаны могли выживать в дикой и малопознанной среде далекой индопацифики, населенной полудикими племенами. Только так они могли противостоять несметному числу себе подобных авантюристов, жаждущих быстрой наживы любой ценой, хлынувших сюда из Европы и ближнего Востока,  в эти непуганные тропические островные дебри. Только так они могли спасаться от местных пиратов-моро, чьи морские навыки и выносливость в жизни без пресной воды, в удалении от суши, чья способность выживать в океане и появляться как бы ниоткуда плодили легенды. Люди моро ...чья дикая боевитость, бесстрашие, а также первобытная жестокость наводила ужас даже на "мистеров смитов", которые сами никогда не испытывали жалости к свои жертвам. Мистер Смит не подпускал близко и приватиров, которые с королевской грамотой имели право нападать на купеческие суда стран соперников в колониальных войнах и были не прочь поживиться на любой жертве вдали от глаз правительства и свидетелей закона.
 Мистер Смит спал сегодня именно так. Он храпел и свистел во сне. Иногда выкрикивал бессвязную ругань, когда переворачивался во сне или убирал затекшую руку из под головы. Прошлая ночь и день были трудными,  они принесли множество потерь. До сих пор неясно, что произошло на берегу. Дикари обрезали якорь. Шхуну унесло из залива-стоянки и втроем ее непросто было взять под контроль, увести в новое безопасное место, оснастить запасным якорем и надежно бросить его. Сейчас ее окружала почти абсолютная тишина. Берег остался довольно далеко и был он ненаселенный. Птиц на воде не было, слабый ветер полностью  утих, лишь плеск отдельных рыб и храп мистера  Смита, да редкие стоны уставших матросов заполняли тропический ночной покой. Они все нуждались в этом отдыхе.

Мистер Смит проснулся от сухости во рту и ломоты во всем теле. Он потянул руку к бутылке в корзине с соломой стоявшей у лежака. Рука была очень тяжелой и едва сдвинулась с места. Мистер Смит отлежал ее основательно. Он попробовал подняться всем телом, но оно также глубоко увязло в  лежаке и словно полностью онемело. Мистер Смит готов был ругнуться на самого себя, но в этот раз и его язык, словно увяз в собственном рту и еле-еле двигался.  Мистер Смит полежал немного, он слышал стук своего сердца ощущал свое тело, а открытые глаза его  видели подкопченный потолок каюты слабо освещенной прикрученным фитилем маслянной лампы. Полежав неподвижно, он приложил теперь все усилия чтобы поднять свое тело, но смог только слегка повернуться со спины на правый бок. Усилий же потребовалось столько, что от натуги он полностью зажмурил свои глаза. Такого с ним никогда не было. Во рту по-прежнему было вязко и он не мог даже выматериться, что всегда помогало ему в трудную минуту. Он шумно дышал своим носом, и ощущал необычный перегрев своих ноздрей.
 Наконец размкнув веки он видел теперь стенку своей каюты, свой капитанский столик с картой и трубкой. Рядом лежали оба пистолета, кинжал и сабля в ножнах. В небольшое оконце было видно несколько звезд на небе.
Теперь у мистера Смита предельно напряглись все мышцы на лбу с глубокими морщинами. Даже перепив он никогда не снимал на ночь оружия.

     Мистер Смит наконец услышал себя. Сдавленный звук шел из груди и через нос, стон и рев, язык был по-прежнему как связанный. Мистер Смит наконец, смог еще повернуть свое тело и оно упало с глухим ударом на пол каюты. Шок от удара придал ему силы и он смог опереться руками о тот же пол. Поднял с трудом голову. Его глаза постепенно сфокусировались и встретились с глазами человека, который спокойно смотрел на мистера Смита из темноты. Мистер Смит хотел было вскочить, но тяжесть тела была столь велика, что он не только не смог сам подняться, но и голова его медленно опустилась, руки согнулись и он неловко улегся на пол лицом вниз. Холод и жар прошли по телу, оно обмякло и мистер Смит погрузился в долгое глухое небытие.


Вскоре рассвело. На открытой палубе лежало оружие матросов. Самих их не было видно. Не было следов боя. Палуба была чистой, оружие лежало аккуратно в одном ряду. Светлый день был таким же тихим, как и прошедшая ночь. Все это мистеру Смиту предстояло увидеть, когда в его тело вернется сила, сознание проясниться и он сможет выбраться из каюты. Якорный канат безжизненно свисал, шхуна медленно дрейфовала вдоль берега острова, постепенно удаляясь от него.