Погас свет

 В дверь постучали.

Это случилось впервые за эту неделю. Последний раз, дней десять назад, ко мне заходил пожилой сосед Рэнди. У него закончились зажигалки и спички. Тогда я отсыпал ему штук двадцать сухих спичек из большой коробки и напоил его горячей водой. Рэнди раньше был крепким и активным стариком. Шевелюру из седых волос он обычно зачесывал назад, открывая широкий лоб ветру навстречу. Его усы и небольшая подстриженая борода, а также крупные глаза и нос, крепкая выпрямленная спина создавали впечатление,  что он большую часть времени проводит на ходовом мостике крепкого парусника. На самом же деле Рэнди всю жизнь гонял большегрузы по хайвэям Америки и лишь недавно приобрёл крупную старую стальную посудину 90 футов длиной и собирался заняться на ней ловом тунцов в океане напротив Вест-Порт в 70 милях от побережья, когда летнее течение максимально приближается к материку. С тех пор, как пропало электричество, он сильно сдал. Исчезла его осанка, немытые и нечесанные волосы повисли вокруг головы беспорядочными прядями, бодрый взгляд потух, а полное тело его исхудилось настолько, словно он всю жизнь недоедал, а ведь электричество исчезло только три месяца назад.

Слабый стук в дверь повторился. Я поднялся с дивана, нащупал ногами в тёплых толстых носках тапки и не скидывая с плеч толстого одеяла пошёл к стеклянной сдвижной двери. Для удержания тепла большая штора была задернута. Прежде чем открыть её я взял на столике рядом с дверью маленький налобный фонарь, в котором ещё были неразряженные батарейки. Отодвинув штору я сам себя ослепил отражением луча, а отведя  прямой свет со стекла двери не сразу увидел лицо маленькой женщины. Это была Эбигэйл, соседка по нашему небольшому кооперативу. Узнать её было легко. Она была здесь единственной молодой и красивой женщиной.  Отомкнув и раздвинув дверь я впустил ее.
Не дав разуться провел неожиданную гостью к столу и усадил на один из стульев поближе к печи. Дрова в печи давно прогорели, но чугун ещё держал остатки тепла.
Эбигэйл раньше регулярно гуляла со своей турецкой овчаркой по дороге мимо моего дома. Она всегда была приветлива, улыбчива, хорошо одета в дорогие спортивные бренды, в кооперативе её выбрали на какую-то финансовую должность.  Чем она реально занималась по жизни, я не знал. Она отшучивалась. В нашем лесном городке на берегу морского  залива жили рыбаки, лесорубы, хозяева устричных ферм, но в большей степени тут обитали весьма возрастные пенсионеры. Эбигэйл была слишком изящна для потрошения устриц или валки леса, скорее всего она была какой-то "айтишницей" на интернете, что на сегодня уже не имело никакого значения.
Чтобы сохранить тепло на ней была тёплая, вязаная шапка, а поверх шапки повязан широкий шарф или платок. На ней явно было несколько слоев одежды, которые покрывал большой дождевик удерживаемый двумя руками на груди.
Я погасил фонарь и мы остались в полной темноте. До сих пор мы только обменялись приветствиями, словно и тут надо было экономить электроэнергию. Мы также уже давно не улыбались. На это тоже нужен был какой-то, забытый положительный заряд.
Сидели молча. Теперь и это было нормально.  "Хочешь воды?"- спросил её, когда сам захотел пить.
"Да"- она ответила сухим голосом. Раньше слова вибрировали в ее гортани добавляя ей ещё больше женственности.
В темноте наощупь нашёл термос, два чистых стакана в шкафу и наполнил их наполовину. Вода была едва тёплой. Удалось скипятить её два дня назад.
Эбигэйл выпила её сразу. Глубоко вздохнула, а потом закашлялась. Я принёс ей ещё полстакана. Эту воду она пила потихоньку, долго. Сделав небольшой глоток она выдерживала долгую паузу. В темноте и тишине это было хорошо слышно.
Сидеть на стуле было неудобно и я ушёл на диван. Чуть спустя Эбигэйл подошла и села рядом. Я убрал с нее дождевик и накрыл нас обоих толстым ворсистым одеялом. Она прижалась, положила голову на моё плечо и вскоре заснула. От неё пахло давно немытым телом, шерстью турецкой овчарки и древесным дымом.
Утром нужно будет пойти в лес и нарубить побольше сухих сучьев. Вода пока еще есть, но если сил хватит, надо будет и за ней сходить, хотя это вряд ли удастся. Верхняя доступная  часть ручья находится в полутора милях по горной тропе и с большим баком на тележке сил в один день не хватит. Нижняя часть ручья во время прилива осолоняется, а узнать время отлива сейчас невозможно. Сохранились только старые брошюры с таблицами, а  все последние годы мы обо всем справлялись на интернете.
В эту утро проснулся, когда совсем рассвело. Настенные часы показывали почти 9 утра.
Эбигэйл не было и возникли даже сомнения, а  была ли она на самом деле, но на столе стояли  два стакана.
Заглянув под мойку на кухне вытащил одну из мышеловок с придушенной мышкой.  Мышей есть пока ещё не приходилось и я выкинул её в лесной обрыв. В кладовке по-прежнему стоят консервы. Мясных почти не осталось, но тунец и лосось сохранились и их удасться растянуть на следующий месяц.  Потом буду чаще ходить собирать устриц. На нашем кооперативном устричнике их много. С момента, как погас свет, многие старики сразу уехали в город, несколько человек умерли, а некоторые никогда и не ели их. Правда, кто-то из мародеров уже пытался взломать тяжелые ворота из алюминиевых труб, но сейчас давно не слышно движения транспорта на дорогах.  Мародеры, если такие ещё остались, наверное промышляют в больших городах. Впрочем, когда и там все продукты протухнут и закончатся они потянутся по фермам.
Мой дом стоит на высоте 100 метров над уровнем моря, а подъем от фривэя по горной дороге занимает почти полмили. Транспорта сейчас нет, а пешком голодные мародеры вряд ли попрутся по лесу наверх, тем более что домов здесь мало, огородов и садов нет, а оружие есть в каждом доме.
Вспомнив об этом сходил в кабинет за своим "кольтом", проверил барабан и принёс его на кухню. Нашёл ему место за левой шторой у двери, там где висят все ключи. Подумав, переложил его на столик, непосредственно рядом с дверным замком, и накрыл его полотенцем. Надо бы сходить к старому другу Вилли, да приобрести у него карабин с запасом патронов, но это пять миль пешком в один конец, да и жив ли сейчас сам друг мой.  Дровяной печи на его паруснике нет, а все остальное топливо, газ, бензин давно закончилось. Тут даже вопросов нет. "Почему он ни разу не приехал, с тех пор, как все погасло? Все таки мой дом неплохое убежище"-я также подумал про Билла, который был намного старше Вилла и тоже жил в гавани на лодке. Подумал также об успешном и обеспеченном Джо, а также о бедном Аллане. Аллан умер, ещё до блэкаута, и сейчас с небес наверное переживает за нас, а может быть и посмеивается. Мы были слишком самонадеяны, старались жить в свое удовольствие,  переживали за близких и разводили бесплодные дебаты про далёкие от нас войны, информацией о которых политические садисты питали нас через средства массовой информации.
Войны, вероятно, сейчас тоже все закончились, разве что на топорах и ножичках, но ведь армию ещё и кормить надо.
Когда все погасло мы ждали света несколько часов, но он не появился. Мы пробовали звонить в департамент энергетики, но звонки даже не соединялись.  Ни через день, ни через неделю энергия не появилась.
Тогда началась паника. Люди бросали дома и уезжали в надежде, что свет где-то есть. Кому некуда было ехать, стали заготавливать дрова и воду, но таких оказались единицы. Рэнди, Джим и я общались некоторое время, но когда бензин кончился, Джиму стало далеко ходить, а Рэнди, хоть и поблизости, но его ноги стали быстро сдавать, как и сам он.

Пока было топливо в машине, я пробовал найти заправку, но они уже все, в округе на пятьдесят миль, были закрыты. Насосы не работали. Какое-то время магазинчики при них функционировали продавая за наличные продукты и сигареты, но со временем клиенты перестали появляться и  движение на дорогах также полностью исчезло.
В один из первых вечеров без электричества я решился и забрался в горы на высоту в 500 метров. Раньше я часто туда ходил. В этот раз я понял, что ехать нам отсюда некуда и не к кому. Сиэтл, Такома, Линвуд и Эверет также стояли во тьме и лишь некоторые корабли на рейдах ещё полыхали огнями. Через две недели погасли и они.
"А как же остальной мир?"- на этот вопрос ответа не было и заберись я хоть на самую высокую гору дальше Ванкувера ничего бы не увидел. Самолёты исчезли почти сразу, а вот  спутники и по сей день все ещё летают и в звёздные ночи я выхожу посмотреть на них просто, чтобы убедиться в очередной раз, что когда-то,  давным-давно, у нас была другая жизнь.
     Мысли о своих самых близких старался избегать и не давать волю воображению. Оно работало сейчас не лучшим образом. При этом подспудно верилось, что даже если там также нет электричества, живут они дружнее, а запасы и технические центры, созданные в ожидании ядерной войны, так или иначе работают на выживание. Лучше всех, должен жить мой старинный приятель, Львов. Про него я легко фантазировал, а точнее вспоминал. Он расстерял свои городские квартиры в бракоразводных процессах и поселился в маленьком домишке в дачном посёлке с обильными лесами вокруг, недалеко от Владивостока.. Раз в году мы посещали там его на день рождения. В этот день он кипятил большой бак с водой и капитально отмывался в крошечном душе на кухоньке перед нашим приездом. Стол стул и лавки для гостей занимали все его пространство между стальной современной печкой и душевой кабинкой. Сам стол готов был треснуть в этот день от домашних разносолов гостеприимного хозяина. Моченые грузди, жареные маслята, солёные помидоры, огурцы, квашеная капуста, селёдка под шубой, горка "оливье",  жареная курятина, рыба, рассыпчатая  картошка с тушенкой и лаврушкой,  салат из кальмаров, варенья из пяти разных ягод, наливки из чёрной рябины, яблочная водка, обычная рябиновка, виноградные вина красные и белые, смородиновка и "шерри".   Самогон он не гонит. Нам оставалось только приносить водку, подарки, сыр, да городские кондитерские сласти.
"Как он там? Что с его богатыми соседями? Не сожрали ли они его заживо, запивая и сдабривая старую плоть моего друга его же солёными, маринадами да наливками?"- когда такой сарказм пробивался через тягомотину ежедневных забот о собственном выживании у меня появлялась надежда, что свет вспыхнет в один день, жизнь вернётся и мы ещё не раз побывем за столом у этого Львова.
Такие просветления случались всё реже.
Сегодня  утром сходил на устричник. Когда переходил через хайвэй увидел два тяжелых дерева упавших на линию электропередачь и оборвавших их.
"Точно, вчера ветер задувал так, что сосновые шишки и обломаные ветки барабанили по крыше часов пять. В былые времена этот ремонт был бы выполнен к полудню, а сейчас число обрывов будет только расти и на нынешнюю  жизнь уже никак не повлияют"- я представил бесконечную картину павших деревьев на проводах вдоль дороги. Она идёт на север по берегу залива, а слева на протяжении десятков миль в обе стороны тянется крутой горный склон с высоченными корабельнвми соснами. Эти сосны падают время от времени, а в сильный ветер, да ещё с ледяным дождём, как это было пару лет назад, все местные дороги выглядели, как после бомбёжки. Тогда, за месяц, дорожные службы и электрики все распилили, расчистили и новые провода натянули...
      Устриц в этот раз я набрал много, полное ведро пятигаллонное. Лучше было бы придти с рюкзаком или тележкой. Сейчас приходилось тащить это ведро меняя руки и останавливаясь через каждые пятьдесят шагов.
Подняться с берега до большой дороги это уже было шагов триста, нужно еще вдоль нее метров двести пятьдесят пройти, потом наверх петлять по серпантину в пять раз дольше. Пришлось остановиться и задуматься:"Не оставить ли ведро да сходить за тележкой? Может просто отсыпать половину на землю. Потом можно прийти.. потом, если сил хватит".
Каждый день двигаться становилось тяжелее. Давно не мытое тело словно покрылось тонкой бронёй из грязи и создавало сопротивление любому движению. Койоты стали бегать по обезлюдившим дорогам, приходилось брать с собой тяжёлую палку. Кольт я избегал использовать. Особенно в тихую погоду. Звук от выстрелов был оглушительным и распугивал одни существа, но мог привлечь другие. Чувства опасности обострялось с каждым днём,  хотя реальных поводов для этого пока не было. Похоже паранойя становится нормой в таких условиях.
Я ещё раздумывал над тем, как поступить, как услышал цокот копыт (?!) и шаги на дороге. Взяв ведро я отступил с дороги к большой мадроне с густым кустарником ежевики через которую смог видеть всю дорогу до её поворота. Вскоре там действительно появилась лошадь, она была впряжена в двухколесную тележку тяжело груженную сетными мешками с устрицей. Рядом с тележкой шли четверо индейцев, наверное из племени Хамма Хамма, у них были обширные устричники южнее нашего  у устья  ручья Фултон и дальше до самого устья реки Хамма Хамма. Решив остаться в укрытии продолжил наблюдать. Люди шли молча. Лошадка была крепкая, но похоже не привычная к работе и одному из индейцев приходилось подгонять её хлыстом и не выпускать вожжи из рук. Лошадка подергивала головой, пробовала тянуть влево, но погонщик справлялся с нею, удерживая воз на дороге.
Неожиданно из этой компании выскочила небольшая собачка терьер и с громким лаем устремилась в мою сторону. Пришлось выйти на открытое место вместе с ведром. Компания остановилась. Собачка отбежала назад и продолжила полаивать.
Мы молча смотрели друг на друга. Не было никакой враждебности, только осторожность и необычность этой встречи озадачила нас.
"Я здесь живу!"- показал им на поворот дороги со знаком нашей улицы.
"Много людей осталось?"- спросил один из них. "Не знаю. Здесь в основном одни старики жили. Многие уехали сразу"- и я вышел на дорогу. Они тоже пошли.  Шли устало, не сводя взглядов с меня. Когда поравнялись, тот что говорил со мной достал кусок сушенного мяса из сумки и протянул мне. "Спасибо"- говорю кладя подарок в карман куртки. Он ничего не ответил и постепенно они скрылись за следующим поворотом.
Подниматься было тяжело. Все дома у дороги выглядели нежилыми.  Машин также почти не было, но встречались и с машинами. Мне хотелось постучать в одну из дверей. В этом доме перед гаражом стояли три машины  покрывшиеся зеленой плесенью. Одна из них была белым мерседэсом. Не знаю, что меня удержало и я пошёл дальше.
За следующим поворотом  встретилась исхудавшая овчарка. Не сразу поняв, что это собака Эбигэйл я достал кусок вяленного мяса, снял с ремня нож и отрезал ей кусок. Она схватила и проглотила его разом. На всякий случай спрятал остаток мяса поглубже в карман и махнул ей рукой: "Иди домой". Она подошла поближе повиляла хвостом и потихоньку пошла от меня.  Я двинулся дальше, но собака вернулась, подняла морду и снова повиляв хвостом пошла к своему дому. Оставив ведро пошёл за ней. Здесь стоял забор и калитка. Калитка была частичнои распахнута и дверь в дом также приоткрыта. Собака вбежала внутрь. Во дворе стоял белый минивэн Эбигэйл, я его узнал. У двери стояла опрокинутая сухая миска, воздух из дома не имел ни запаха, ни признаков какого-либо тепла. Я постучал по косяку. Кнопка электрического звонка была рядом. Никто не откликнулся и я постучал громче, а также крикнул в проём:"Эбигэйл!!" Собака прибежала из комнаты скуля. Уже не раздумывая толкнул в дверь побежал за нею. В отличие от Аллана, лежавшего тогда в неловкой позе на полу с подломленной рукой, Эбигэйл аккуратно висела под потолочным крюком для тяжёлого светильника. Она была в той  же одежде,  в которой приходила ко мне неделю назад. Тело висело спиной ко мне, лица не было видно.
Сегодня мне некому звонить, чтобы вызвать парамедиков. Нет соседей, которых можно было бы попросить о помощи. Не будет медэксперта, не приедет и шериф для составления протокола.
Захотелось проснуться.....
И я проснулся. Оба телефона стояли на зарядке на столике у кровати и светились экранами...
Часы с маятником отбили 8 утра. Включив чайник пошёл по комнатам. Заглянул под мойку. Обе мышеловки стоят заряженные копчёной колбасой. Последняя мышка попала в одну из них неделю назад, когда были заморозки. Я специально не заделываю здесь дырку в полу, чтоб ловить их. Иначе они другую где-то проделают.
Чайник засвистел, а на телефоне засветился "вотсап" от приятеля из Москвы.  Холодильник гудел. Школьный автобус проехал по дороге. Из крана бежала вода и я думал, о том чтобы приготовить на завтрак.