Погас свет 2.

      Сон прервали холод и собака. Руки и ноги мои окоченели, собака языком лизала мои ладони, прижавши сбоку своё костлявое тело, её колотила непрерывная дрожь.

Открывшееся окружение смутило моё сознание. Комната,  в которой я находился, была темноватой и незнакомой.  "Кто оставил дверь отворенной и чья эта дверь?"- были первые вопросы. В это время наружный ветер качнул дверь на петлях и она захлопнулась.
В полумраке  всё было незнакомо, кроме пса, но у меня не было никакого пса.
"Где я? Откуда взялась эта собака?"-
неуклюже и с усилием, опираясь на подлокотники кресла мне удалось встать. "Что это за кресло? У меня нет и не было таких глубоких кресел! Где окна на дорогу?"- я сделал шаг и ощутил чьё-то касание. Мои руки  взлетели, чтобы оттолкнуть препятствие, но неожиданный ужас остановил это движение и окончательно пробудил сознание.
Только что ещё были мысли о том:
"Почему так холодно и темно, ведь недавно проехал школьный автобус, а я готовился поджарить яичницу и набирал воду в чайник из крана?!"

    Абигейл висела передо мной и в прояснившемся сознании росло недоумение:"Как я умудрился уснуть здесь и сколько времени ушло на этот неожиданный сон?"
Овчарка стояла теперь у моих ног не лая и не шевелясь, но дрожь, вываленный язык и шумное дыхание, свидетельствовали о её присутствии.
Тьма становилась плотнее. Ноги понесли меня к выходу. Собака заскулила.
Я заговорил с ней:"Оставайся здесь! Когда рассветёт я вернусь и мы займёмся твоей хозяйкой!"
Тело Абигэйл можно было снять и в темноте. Нож у меня был, а подставку под ноги искать не нужно. Опрокинутый стул лежал неподалёку.  "Вот, что с телом делать в темноте?"-..
   Мой поход за  устрицами начинался засветло, поэтому у меня не было фонаря с собой. Оставлять тело хозяйки на полу в пустом доме, где могут быть мыши и крысы не следовало, но какая разница? От этой мысли дрожь вновь пробрала меня. Абигэйл была очень красивой женщиной. 
Завтра её нужно будет во что-то завернуть и закопать во дворе поглубже,  чтобы зверьё не достало.  "Может быть лучше все-таки снять и завернуть ее сейчас именно в темноте!" Но вот во что же её завернуть? Дома то у меня есть лишние одеяла, спальные мешки, кусок брезента на лодке".

Я отступил от Абигейл и повернулся к двери. Собака опять заскулила. Вспомнив про кусок вяленного мяса в кармане достал его и рискуя пораниться в темноте сумел отрезать острым ножом кусок и дать ей. Жалкая псина с жадностью схватила его, а я пошёл на улицу, но вернулся чтобы наполнить миску водой. Чтобы не искать воду в доме, наполнил миску дождевой из бака на улице. Дверь открылась легко. Снаружи была ранняя ночь,  звезды давали свет и глаза привыкшие к комнатному мраку легко рассмотрели дорожку, калитку, машину и деревья. Проверив дверь за собой я вышел на дорогу.  Собака уже не скулила, но нахлебавшись воды уставилась на меня и не шевелилась.            Ведро с устрицами на дороге исчезло и нож словно сам оказался в моей руке, в другой руке была палка от койотов..
Большое белое ведро нельзя было не увидеть даже в этих условиях. Зверьё утащить его не могло, Джим и Рэнди тоже. Рэнди слишком слаб, а Джим живет слишком далеко, к тому же он никогда не ел устриц. "Хотя, кто его знает в этих обстоятельствах?"- мысль моя зависла, а чутье обострилось:"Это точно не Джим!"
Идя в сторону своего дома старался ступать мягко и сдерживать дыхание. В ветвях у придорожных деревьев, что-то вспорхнуло. Филин? Других звуков и движений поблизости не было,  и хотя койоты изредка завывали вдалеке, ветер стих, поблизости вокруг стояла вязкая тишина, которую нарушало только моё движение.

По пути к дому ничего не произошло, но нащупав рукоять замка я замер, не решаясь войти. Надо было взять с собой эту жалкую псину. Устав стоять и, ничего не услышав, толкнул дверь, но дверь не поддалась.  "Я её не запирал. Возможно её зажало, как и дверь на веранде. Дом потихоньку проседает, но.. "-  дверь резко и без скрипа распахнулась, две мощные руки вылетели оттуда и моё горло сплющили крепкие пальцы, а тяжёлая фигура всем телом навалилась роняя меня через перила крыльца назад.  В агонии я изо всех сил удерживал палку обеими руками. Удар моей спиной пришёлся на вершину дров сваленных здесь в высокую кучу. Тело напавшего перелетело дальше и его голова ударилась о бетонный пол.  Мое горло было теперь свободно, руки по прежнему держали палку, а я, перекатившись, вскочил на ноги и изо всех сил ударил по голове неизвестного. Он сидел на полу упираясь в него руками, чтобы подняться,  но я ударил его ещё и еще. Палка была тяжёлая и стук по голове  отдавался в мои руки. Я не мог остановиться, пока он не растянулся и не затих на бетоне у основания дровяной кучи. Мои руки дрожали, но судорожно удерживали палку.
Когда дыхание восстановилось я потыкал палкой тело лежавшего. Тело не дрогнуло и не пошевелилось. Продолжая стоять некоторое время я смотрел, то на это тёмное тело, то на мрак распахнутой двери. Казалось, что там может быть кто-то ещё. Постепенно жар сменился ознобом и я взял с наружной стены удлинительный кабель, который раньше служил мне для работы с машиной или лодкой на трейлере, чтобы сейчас связать руки и ноги лежавшего. Тело было намного крупнее меня. Поднимая ноги неизвестного в тяжелых башмаках, чтобы подсунуть кабель под них, одна нога расслабленно согнулась в колене, другая судорожно вытянулась. Бросив кабель я вскочил, схватил палку и снова несколько раз ударил лежавшего по голове. Удары были сильными, но глухими. Их смягчала плотная шапка на его голове.
Устав я оперся на палку и уставился на лежавшего. Он не шевелился. Голова была повернута набок, руки, как подломленные, лежали прижатые всем телом к бетону. Взяв палку под мышку снова принялся мотать кабель вокруг ног. В этот раз он ни разу не дернулся. Кабель был длинный, его хватило на десяток витков и несколько узлов. Кроме того, чтобы кабель не растянулся и не расслабился при попытке размотать я сделал несколько витков вокруг самого кабеля между ног, так, что каждая нога оказалась плотно опутана и зажата, как в кандалах.
От усталости, и от сознания, что нападавший сейчас не представляет опасности, страх притупился  я поплёлся в дом. Выставив палку слегка вперёд шагнул через порог.



............








Прошёл, год с тех пор, как все погасло. Рэнди, наверное, умер,  но его собаки не пускают меня в его огороженный, обширный двор. Среди хлама, старых сборных домиков, нескольких лодок на ржавых трейлерах, полутора десятков обездвиженных автомобилей, разнообразных контейнеров беспорядочно размещённых на территории его домовладения за забором раньше бродили несколько коз, ослик, бегали небольшие собачки. Сейчас появились большие псы, остальная живность исчезла. Этих он , наверное, держал в доме.
Джим тоже давно не появлялся, но он, я уверен, жив. Его участок тоже большой и находится далеко в конце Кинг драйв, в самой низине у края каньона прорезанного ручьём Макдональд крик. У него тоже были собаки, с которыми он раньше гулял каждый день выходя на нашу главную дорогу. Эти собаки уже  тогда были старые и больные.
Дважды я пробовал сходить к Виллу в гавань. Первый раз это было через несколько недель после нападения. Тогда у меня серьёзно пострадала  трахея. Невозможно было глотать пищу, громко говорить, а засыпать удавалось только на спине не двигая головой.  Напавшим оказался местный лесоруб Фил. О нем и о его семье мне много рассказывал ветеран Вьетнама Дэйв. Они и в нормальное время занимались незаконной порубкой, не стеснялись проникать на чужие участки, приворовывали имущество и не скрывали свои хорошие связи с окружным шерифом. Именно из-за них Дэйв продал свой дом и уехал в северную Калифорнию.
Фил не дожил у меня до утра. Затащить его в дом моих сил не хватило, а одеяла, которыми я укрыл его не спасли от переохлаждения.
Два дня пришлось потратить на его захоронение. Сначала я тащил его на брезенте по дороге до открытой местности под высоковольтной линией электропередачи. Там, на краю крутого склона переходящего внизу в каньон Фултон крик, вырыл глубокую могилу. В день захоронения койоты разгрызли брезент и добрались до тела Фила. Пришлось разогнать их несколькими выстрелами, а могилу обложить камнями и большими обломками веток опавших со старых деревьев.
Абигейл похоронил во дворе её дома. Чтобы её могилу не разрыли звери пришлось разобрать дорожку из каменных плит перед гаражом. Похоже Филл над ругался над Абигейл.  Её кофточка была разорвана, глаз подбит, а губы искусаны
Собака Абигейл потом жила некоторое время в моем доме. Она постоянно ходила со мною на устричник, следовала по пятам при сборе грибов или сучьев для печи. Несколько раз поднимала лай, когда медведица проходила близко.
Как-то  я впервые за год собрался идти в гавань. Много дней прошло без людей и людских голосов вокруг. Зверье осмелело, еноты стали подниматься на крыльцо днем, когда я был дома. Койоты, когда то завывавшие вдалеке, теперь выли и лаяли в разное время, с разных сторон из соседних дворов. Медведица стала проходить по дороге недалеко от дома время от времени,а когда был снег среди следов от койотов попадались и проходы пумы с круглыми лапами.
Для того, чтобы завести оружие, однажды, я решился сходить в дом Аллена. Вокруг было много опустевших домов, но Аллен был единственным к кому я раньше часто ходил в гости. В этом же доме я и нашёл его спустя несколько часов, как остановилось его сердце. В отличие от Вилла, Аллен не был заядлым оружейником. У него было воздушное ружье для отстрела крыс и английская огнестрельная винтовка оставшаяся в наследство от отца. За нею я и пошёл в его дом. Чтобы не ломать входную дверь с улицы я с трудом пробрался через заросли ежевики к задней двери. Там, на прогнившей террасе стояло большое джакузи с продавленной крышкой, заполненное зеленой дождевой водой. Одна из досок проломилась под моей ногой и я едва успел выдернуть башмак переступив на более крепкую половицу. Дверь была завешена зелёными зарослями свисающими через проломы в навесе и опутана плотными слоями паутины. Пришлось помахать мачете, чтобы развести и соскоблить эти заросли. Дверная ручка провернулась и я толкнул дверь. Она подалась, но внутренняя цепочка удержала ее. Пришлось ударить  плечом посильнее. Цепочка удержалась, но верхняя петля-шарнир  вырвалась из гнилого косяка. После нескольких сильных ударов оторвался и нижний шарнир, дверь косо упала, повиснув на цепочке. Протиснувшись внутрь я напугал большую крысу в узком коридоре. Она метнулась навстречу исчезнув в дырку на полу прямо под моими ногами. Дверь в задней спальне была заперта. Именно в этой комнате Аллен умер. Я шагнул мимо ванной и толкнул дверь в крохотную спаленку за ней. Винтовка стояла возле заправленной аккуратно кровати. Там же на полке лежали две коробки с патронами. Взяв это добро двинулся вперёд в жилую комнату. Здесь все было расставлено аккуратно.
Дочь Аллена проделала большую работу, но время сделало свое, слой пыли, паутина, крысинный помет, две упавшие картины со стен, погрызенные упаковки на полках с едой и лай собаки на улице поторопили меня на выход. Коробки с патронами лежали в боковых карманах моей куртки, а ружье я держал в руках. Тканный ремень на винтовке сгнил и два его куска свисали на маленьких карабинах у цевье и у ложа.
Открыв замок изнутри я вышел на уличное крыльцо.  Пёс бросился к моим ногам поджав хвост.

..........

Винтовка Аллана много лет простояла нечищенной. Все детали двигались, но на просвете поверхность ствола  выглядела тускло и неровно. Казалось, что пуля здесь просто не пройдёт. Так и оказалось, шомпол прошёл через ствол с трудом. Серую вязкую массу замаслянной пыли на выходе с трудом можно было растереть между пальцами. В моей мастерской  сохранилось множество бутылок с жидкостями и маслами для моторов. Тут были масла для 4х тактных лодочных двигателей, двухтактные для моторов косилки и копрессоров. Здесь же стояла поржавевшая канистра спрея для чистки карбюраторов. Именно он помог промыть ружейный ствол лучше всего. Для смазки, показалось, что лучше всего подойдет kroil и очищенный ствол заблестел, затвор стал двигаться без усилия. Патроны также пришлось протереть поштучно, хотя выглядели они довольно чисто и сухо, но на  поверхности гильз  были серо синие следы побежалости. Патроны оказались старинные калибра 7.7 . Длинные пули с тупыми округлыми наконечниками впресованны в желтые гильзы со старинными закраинами для удержания их в зарядном магазине
Неизвестно сколько лет они пролежали в картонных коробках. Сами коробки потемнели и трудно было понять каков был их цвет изначально, при этом  их внутренняя поверхность осталась светло жёлтой и сохранились сухими. Было желание вынуть пулю и проверить порох, но пересчитав патроны, решил просто проверить их на выстрел. Для этого я закрыл все двери, открыл окно в дальней комнате дома в сторону леса и, накрывшись большим спальным мешком,  нажал спуск целясь в ствол большого кедра на расстоянии десяти метров. Выстрел получился сильным. Громкий звук приглушил спальный мешок, а отдача оказалась короткой, но ощутимой. Гильза упала под ноги. Я попал в дерево почти по центру.
У меня было теперь 39 патронов десять из них ушли в полностью заряженный магазин. Нераспечатанную коробку положил в заплечную сумку, а девять, оставшихся из распечатанной, просто засыпал в боковые карманы куртки.
В качестве ремня удалось приспособить крепкую нейлоновую лямку из водолазного снаряжения.
С готовым ружьём я уже точно решил, что через день совершу поход в Плезант Харбор Марину. Билл вряд пережил этот год, а вот в Вилла я ещё верил. Большого смысла в этом походе не было. Более полугода я ни с кем не разговаривал и никого из людей не видел. Джим, несмотря на относительную молодость  и крепкое здоровье,  больше не появлялся. Общение с ним было трудным даже в обычное время. Он был обидчив, вспыльчив с высоким самомнением, а случай, когда ещё и Рэнди мог ходить и Джим приходил, у последнего проявились выраженные признаки параноий. Прямой его взгляд стал бегающим, руки не находили себе места, а разговоры и вовсе потеряли смысл. Казалось, что он приходил только убедиться, в том ,что мы еще живы. Именно от него исходила неясная опасность, но возможно это была уже моя паранойя.

В нескольких местах дорога была размыта. Стальное ограждение возле поворота Бич Рока свалилось в обрыв, половина шоссе здесь превратилась в осыпь идти было опасно. В разных местах с десяток стволов тридцатиметровых деревьев и столбов линии электропередач перекрывали дорожное полотно. Мосты хорошо сохранились. У реки Дакабуш, в её устье, сразу после моста расплодилось огромное количество дичи. Здесь у берега стояли огромные крикливые журавлеподобные олуши, сидели на воде стаи уток, летали белые чайки, воронье чёрными точками сидело на мосту, на поваленных деревьях, каркая совершали отдельные пролеты через долину. Стаи гусей в много сотен доминировали в абсолютном количестве. С десяток орлов непрестанно кружили высоко над этим пернатым царством.
Несколько раз, прямо на дороге, отметились медведи отложившие свои кучи ягодно-травянного помёта. Моя псина давно уже не забегала вперёд, больше жалась к моим ногам.

Именно здесь, перейдя через мост и приближаясь к затяжному подьёму, мы увидели двуногую фигуру. Пёс мой не залаял, а тихонько взвизгнул. Фигура двигалась нам навстречу.
Ружьё висело у меня за спиной, кольт остался дома, правой рукой я держал тяжёлую  палку, которая служила  посохом. Расстояние между нами составляло около четверти мили и мы медленно шли навстречу друг другу.
Пока это было непонятное мне человеческое существо. Я не отрывал свой взгляд от него, тогда, как оно смотрело на дорогу перед собой и никуда более. На голове у него, как большое темно-зеленое гнездо, находился берет с длинным толстым ворсом и какой-то розовой кокардой  сбоку. Тяжёлая одежа также была ворсистая тёмно серого цвета, нечто типа сибирской дохи с длинными широкими рукавами. Полы этой "дохи" заканчивались на уровне колен. Ниже шли непонятные короткие брючины, а под ними виднелись обнажённые худые лодыжки. Обувь представляли два низких башмака с толстой подошвой и высокими каблуками. В небольших руках с тонкими перчатками это существо держало нераскрытый небольшой зонт.
Мы почти поравнялись, но эта, как оказалось, высокая дама, в возрасте от сорока до восьмидесяти,   с тканной розой на берете , прошла мимо цокая подошвами, так и не посмотрев на нас. Глубокозапавшие в глазницы мелкие глаза не блестели, а темнели в полузакрытом состоянии. На исхудалом, мелкоморщинистом лице постоянно шевелились иссохшие губы беззубого рта, но это не был ни разговор с самой собой, и не похоже было, чтобы она что-то жевала. Бедная моя псина теперь даже не скулила, она прижалась к моим ногам столь плотно, что я чуть не упал через неё. До Вилла оставалась ещё одна миля.

На спуске в гавань лежали павшие деревья. Придорожная, декоративная стенка с названием, которая  когда-то служила ярким, освещенным по ночам, указателем въезда, обросла мхом и стеблями ежевики. Многие буквы похоже были разбиты выстрелами из дробовика. Выбоины от дроби также потемнели от плесени. Никаких звуков, кроме птичьих голосов, не было слышно.
Перелезая через павшие стволы я дважды запутался своей бородой в колючих побегах повсеместных ветвей ежевики. За два года одиночества мне пришлось несколько раз обрезать бороду ножницами до самого подбородка. Она незаметно отрастала заново. В зеркало я смотрел только, когда борода снова начинала мешать. Первый раз мне пришлось обрезать её ножом. Тогда, забираясь на дерево, чтобы снять, унесенный сильным ветром свитер, я крепко прижимался к смолистому стволу старой сосны. В какой то момент сил моих не хватило и я соскользнул вниз на полметра.  Крепкий сук удержал тогда меня от падения, но мои борода застряла в смолистых трещинах древнего многослойного корья . Если бы не острый, как бритва нож, который всегда при мне, я мог бы так и подохнуть припечатанный к стволу дерева.

В нижней части асфальтового серпантина упавших деревьев не было и вид на гавань открылся, как в былые времена. Суда, по-прежнему стояли у причалов. Их было примерно втрое меньше, чем когда-то. Кое где плавучие доки притонули. Затонули и некоторые лодки. В двух местах видны были мачты парусников, торчавшие из под поверхности, одна крупная моторная яхта сильно накренилась набок, несколько швартовых на ней были оборваны, но оставшиеся продолжали её удерживать у причала. На всех, когда-то белоснежных корпусах, рыжели потеки ржавчины или темнели обширные пятна плесени. Желто-белый корпус офиса, кафе и галереи посерел. Вместо блеска высоких стёкол чернели огромные проёмы с запутанными дорогими шторами, которые превратились в потрепанное и дырявое тряпьё. Вокруг стояла привычная теперь оглушающая тишина. Легкое постукивание маленькой лодчонки о пирс ничего не меняло.
Алюминиевые рампы хорошо сохранились. Был отлив и они находились под крутым углом для спуска на плавучие доки. Парусник Вилла стоял на прежнем месте. Виллу некуда было его перегонять. Заполненные в прошлом автопарковки пустовали. Несколько старых пикапов виднелись в разных местах, но машины Вилла на его месте не было. Можно было бы сначала сходить к лодке Билла, но он уже и тогда был очень стар и нездоров, к тому же у него был сын с семьёй в Порт-Таузенде, вряд ли он сидит и сейчас в своём кресле в просторной светлой каюте. Если  он остался, то скорее всего там тебя ждёт его высыхающий скелет. Спустившись по рампе я дождался испуганного пса и мы потихоньку пошли к лодке Вилла. Два больших, облупленных плавучих дома  между первой линией доков и берегом, оставались на плаву, но следы вандализма здесь были множественные. Выбитые стекла, переломанная мебель, копоть от пожара вокруг камина, вывернутые двери, битая посуда,  перевернутые диваны и опрокинутый холодильник представляли картину, некоей личной мести владельцам этих домов.
Парусник Вилла стоял на месте. Крепко пришвартованный позеленевшими концами он оказался заперт навесным замком на дубовой дверцей в кокпит. Такой же замок весел на входе в кормовую каюту. Маленькое крылечко, сколоченное давным давно Алленом, для облегчения входа Вилла на борт с причала, исчезло. 
С этого места можно было видеть смежную гавань Хоум-Порт Марина. Там осталось совсем мало лодок, в основном старые и давно заброшенные деревянные посудины. Я их хорошо помнил.
Мой тихий пёс все время был рядом и неожиданно тихо проскулил. Я также услышал шорох и щелчок металла за спиной. "Stay right there!"- прохрипел некто. Потихоньку повернувшись  я увидел фигуру в тяжёлом дождевике с нависающим капюшоном под которым блестели очки, свисала седая борода и выступал огромный сизый нос. Большой ствол увесистого ружья в приспущенных руках был направлен мне в грудь.
"Вилл!!!"-  закричал я и тут же поперхнулся,  закашлялся так сильно, что слезы полились из глаз. Несколько лет мне некому было кричать или даже просто громко говорить. Я  мог бормотать, разговаривая сам с собою, хотя  и эта привычка стала исчезать. Фантазии давно исчезли и говорить больше было не о чем.
"Who are you?" -  прохрипел Вилл. Голос его тоже иссох и даваться ему с трудом.
"This is me, Vassili!"-  ответил я прерывая непроходящий кашель. Ствол потихоньку пошёл вниз. Вилл взял из подмышки свою трость и с трудом сделал один шаг.
Он дрожал всем телом, дрожала его трость и ружье в другой руке. Мы сблизились. Я смотрел на этот крепкий  и еще подвижный скелет. Через секунду мне пришлось подхватить его под руку и он тростью показал на трап большой яхты напротив через главный плавающий док. Мы с трудом вместе подошли к открытому борту, а потом протиснулись к большой двери в огромную обширную тиком каюту. Там Вилл опустился на широкое кресло не снимая дождевик. Я сел на диван рядом. Вилл отдышался, я унял свой кашель. Мы сидели молча, пёс поскуливал на причале. В каюте было холоднее чем снаружи. Маленькая дровянная печурка стояла посредине на жестянном поддоне, длинная согнутая тонкая труба выходила через иллюминатор наружу. Она давно не топилась. Дров рядом не было. На палубе лежал небольшой топорик, а часть полок, дверец шкафов, рукояток кресел отсутствовала.  Вилл явно совсем обессилел. Дров на берегу было полным полно. "Что ты ешь?"- спросил я. Вилл хотел что-то сказать, но челюсть его дрожала и он медленно показал рукой на гору пустых жестянок у двери. "Джерри умер"- наконец произнёс Вилл:"У него много здесь припасено".
"А где Джерри?"-спросил я.
Вилл постучал тростью по палубе и я понял, что Джерри покоится на дне под собственной лодкой.
Я:"Давно?"
Вилл:"Почти сразу".
Я:"А как Билл?"
Вилл:"У себя на лодке".
Я:"Живой?!"
Вилл:"Нет! Сын забирал его, но он сам вернулся".
Я:"Он тоже?"- и я показал на пол.
Вилл:"Нет. Он на лодке. Уже давно".
Мне нужно возвращаться.  Пока светло. Здесь было холодно и смрадно.
Можно было бы помочь Виллу  с дровами, но сейчас не было ни времени, ни сил. До дома их должно хватить, если не медлить.
Я поднялся уходить. Вилл тоже хотел встать, но я жестом показал:"Не надо!"
Он продолжал кряхтеть, одной рукой опирался на кресло, другой тянулся ко мне. "Не надо, Вилл! Я ещё приду!"- но самому мне верилось в это с трудом.