КТИ

  " Бортэ, старшая жена Чингисхана, была сосватана за десятилетнего Темуджина в возрасте девяти лет, родила мужу девять детей. Всего, как уверяют историки, Темурчин-Чингисхан имел двадцать шесть жён и две тысячи наложниц, однако все они появились у него после его пятидесятилетия, а до того супруга Бортэ была его единственной советницей и соратницей в управлении государством, и только сыновья Бортэ были Великими Ханами."

Угораздило же меня родиться  в даурских степях рядом с великим Темурчином. Если погуглить на карте урочище Делюн-Болдог и станцию Соловьевск, где я впервые увидел свет, там расстояние составит не более 70-ти км.  Конечно к этому добавится ещё и семь разделяюших столетий, но все равно это очень пробуждающий факт. Земля мала и если покопать вокруг и вглубь многое может оказаться удивительным.

Степные просторы окружали нас первые десять лет моего детства. Здесь царит суровая ветренная зима до минус 40, быстрая весна с забайкальскими,  пушистыми, фиолетовыми подснежниками и последующим обилием душистых степных лилий и саранок. Их сменяло знойное лето с соколами в небе и сусликами на земле.  К концу лета и началу осени случались грозы с обильными ливнями, градами,  громами и молниями. После них в степных низинах возникали временные озера, на которые садились перелётные птицы, гуси разных видов. После охоты наших отцов, матери набивали  свежим пухом новые подушки, а мы бегали к этим водоемам наблюдать за появлением застойной зелени из которой появлялись подвижные головастики, а потом и лягушки с жабами. Возможно именно это было предтечей будущего выбора морской биологии в качестве профессии и образа жизни.. вода манила и её хотелось побольше.. После степей мы перебрались на берега Уссури и Амура. Оттуда в портовый город на берегу маленького Азовского моря. Чуть спустя удалось познакомиться с Чёрным,  Балтийским, Белым и Баренцевым. Потом уже настала очередь и океанов. Поскольку предки мои были переселены в Сибирь, из российской тогда Польши,  сдаётся мне, что монгольские гены обошли нашу родню, а вот от Магеллана, Васко да Гама или Христофора Колумба, возможно, что-то и попало. Тяга к морю была непреодолимой. Именно она породила выбор ихтиологического факультета в незабвенном "КаТэИ", Калининградском техническом институте, который полностью назывался неловким КТИРПиХ, а сейчас именуется университетом КГТУ. 

Прошло уже очень много лет и целый космос воды утек, а память непременно возвращается к нашей альма-матер. После диплома случились большие экспедиции в промысловую северо-западную Атлантику, академические в юго-восточную Азию, в изумрудные воды сиамского залива и кирпично-красную жижу Меконга, а также был поход вдоль Сахалина,  южных Курил, острова Монерон и всего нашего побережья от де-Кастри до Находки. Имело место и многолетняя работа в Посьете, а теперь уже четверть века на океаническом западе США от Сан-Диего до Кодьяка на Аляске. Все эти годы имеют насыщенное содержание, но они  никак не вымывают из памяти студенческое время и, скорее напротив, закрепляют понимание насколько ядренным было это обучение и воспитание из которого и произросли все последующие деяния. Ничего эпохального не сотворил, но жить всегда было и остаётся интересно.

Несколько лет назад забрел ненароком в офис "Глоубал Сифуд" на острове Кодьяк и нос к носу столкнулся с менеджером Сергеем Морозовым, выпускником "катэишного" технологического факультета. Как оказалось он ходил в несколько экспедий  с нашим Игорем Смирновым, а также был активистом в студентческом оперотряде и, соответственно,  знавал нашего же Виктора Гулидова. Встреча оказалась шокирующе приятной для обоих.

Она породила желание пошевелить в памяти, куда же нас всех, с кем учился и кого знавал, поразбросало? Многие остались в Калиниграде, тут хватало флотов, служб, хозяйств и институтов профильных. Юра Корзун рванул в родную Керчь и, никуда не уезжая, трижды мигрировал вместе с полуостровом по разным странам, продолжая заниматься  то акулами, то кальмарами атлантическими. Упомянутый Витя Гулидов поднимал рыбхозы там, где Горбачев на тракторе пахал. Очень многие отметились в геройском Мурманске. Вова Винниченко, попав в севрыбпромразведку,  тревожил вулканы на подводных хребтах,  совершая маневры глубоководными тралами, добывая макроруса, сначала на народный стол, а позднее и, за счет "новых русских", аппетит которых тоже был не мал. Вова  Шибанов там же взялся за отраслевую науку. Остепенился и дорос до замдиректора Полярного НИРО.  Позднее был шанс повидать его в Новой Скотии, в Канаде, где он послужил несколько лет международному рыболовству.

Ещё несколько наших  друзей, с более старших курсов, по-прежнему трудятся в этой заполярной столице. Кое-кто и в министерство столичное перебрался.  В столице и вокруг неё их и сейчас немало. Наш тихоня Седов сразу попал в министерство, правда не союзное, а республиканское, но сейчас это уже не важно. Итак в Москве из наших Таня Кугавда, Тома Зябрева, Гена Князев, Саша Козловский, акуловед Коля Мягков, могу кого-то и пропустить. Не со всеми связь оставалась. На Украину уехал только Кока Ткаченко, в Киев, и там следы его напрочь исчезли. Саша Колодочка с ним общался, какое-то время, но и он его потерял.

В архангельской области мы имели целый десант рыбинспекторов: Толя Иванов, Серёга Ермаков "Мелкий", Слава Туменко. О них сейчас ничего не слышно. Слава дорос, говорят, до районного охотоведа, но, как будто бы, погиб от рук браконьеров. 

На юга у нас смог забраться только Артур Розенталь. Куда то  в самый южный узбекский рыбхоз, но ненадолго. Оттуда он дунул с семьёй в Литву, однако ж и там ему пришлось не по духу и сейчас ему гораздо теплее под кондиционерами на юге Израиля. На Байкале трудился рыбинспектором старший брат Шуры Долгова, Слава. Самым крайним на севере Камчатки устроился инспектором Саша Нарыжный. Какое-то время мы даже обменивались старинными письмами, писанными чернилами и отправленным с марками на конвертах. Ушла эта эпоха и контакты потерялись. Люда Матвиенко была нашей единственной сахалинкой в поселке Анива, правда по специальности ни дня не работала.

Немало ихтиологов занесло на юг дальнего востока. Только в Посьете было пятеро. Нас двое, супруги Шевченко и "Шериф", он же Вова Григорьев. Вова и сейчас там пребывает. По моему мнению живет неплохо. Остальных же разметало. Шевченко сейчас в Канаде, о себе уже было писано. 

Во Владивостоке обитали Алик Булатов, Жора Яцюк, Сергей Бочарников, Леня Онуц. Все они со смежных курсов. На курс старше , на курс младше и все перебрались по разным городам и весям. Не каждому здесь климат и отдаленность подходит.

Серёга Львов,  из наших механиков, проживает во Владивостоке и в его округе нелегкую жизнь. Как и на байдарках ему нужны пороги и перекаты. Если их нет, он построит запруду. Не может он жить спокойно.  Но это так,  немного для лирики. 

Думаю это только начало. Память разбередило.

НАД ПРОПАСТЬЮ ВО ЛЖИ

 "Принц, тебе сколько годков-то будет?"- спросила утром Баба Яга. "33!"- ответил принц. "И ты до сих пор в сказки веришь?")-прошамкала и задребезжала своими костями в сухой коже беззубая бабка.

За день до этого принц заблудился во время охоты в своих угодьях и случайно нашёл в них избушку на курьих ножках. Зашёл, а там эта бабка страшная. Он к ней:"Помоги, старуха, заплутал я!" А она ему:"Помогу, коль переспишь со мной!" Он ей:"Не чуди старая, в зеркало посмотрись! Да и угодья это мои, как смеешь?!" Она ему:"Как хошь! Но, во-первых я к утру в красавицу превращусь, во вторых, на деле-то и побогаче тебя буду! Ещё и жениться захочешь!" Никто не знает, как это получилось у принца, но о чем они утром говорили, вы, мой дорогой читатель, уже знаете.
       В нашей стране, были времена, в которые мы все ждали, в один день наступит утро и заживем мы лучше всех. Потом и пробуждение случилось и было оно, как у того принца, нелегкое. При том, что жили то, на самом деле, неплохо, пусть далеко, далеко не лучше всех, но кое в чем все же и фору давали. При этом, что такое лучше всех, не каждому понятно. В том числе и мне, если говорить о странах и народах.

Понятно, что нельзя сегодня жить так, как живут в беднейших странах Африки, впроголодь и на помойках. Это бесчеловечно. Но и обжираться, шмотьем обрастать и в абсолютной чистоте пребывать, тоже нехорошо. Умрешь не дождавшись, то ли от ожирения, то ли от жадности, а то и от пониженного иммунитета. Впрочем сейчас эти недуги излечимы, таблетками, витаминами, современной хирургией, психиатрией и древними молитвами.
Допустим, наконец-то излечились, зажили счастливо. Все есть, все сыты, все здоровы, все радуются и забыли, что такое горе. Но этого то не может никогда у нас случиться. Мы люди, нам всегда нужно еще. Тех же таблеток от жадности "давайте, да побольше!"
Это волку завалить козла, чтобы самому пожрать и волчатам с волчицей, вот и счастье тому волку на время. И не волнует его, что коза и козлята осиротели, нет у него для этого "ни стыда, ни совести", но он же и не всех задавил.
И ещё про волка, вот покроет он волчицу раз в году, исполнит свой долг биологический и снова счастье и покой в волчьей душе до конца жизни. Не шастает, как кобель никчёмный, по чужим логовам, фальшивых серенад не поет. А если прижмет житуха волчья, всем волкам станет плохо, соберутся они в стаю и айда за добычей. Повезёт им, не перестреляют охотники, не задерет медведь, не попадут в волчью яму, так завалят они оленя, бычка, коровешку заблудшую, и снова всем им счастье. Не будят их сны по ночам, про то "а как там в чужой то стае? Не повезло ли им более?" Не идут от того они на войну с собратьями.
Не ведомы волкам и творческие метания, нет среди них поэтов великих, художников и писателей, потому и дуэлей нет, ни настоящих, с пистолями, как у Пушкина с Лермонтова, ни словами горячими по телевизору, по интернету. И в этом смысле живут волки спокойно . А уж если про деньги и про власть поговорить, тут то волков нам и вовсе нечем крыть. Рядом с ними, мы "чисто нелюди" абсолютные.
Но опять вот, придет к нам вдруг настоящее "человеческое счастье", привалит сполна, знать бы только, что это такое, не превратимся ли мы в элоев, расслабимся и сожрут нас тогда морлоки. Хотя о чем это я? Это же тоже была сказка. Теперь то точно сам знаю, что нам любого счастья надолго не хватит, мы придумаем себе новое горе, а придумав его, волосы на себе порвём, глотку собственную раздерем, и стольких себе подобных завалим, чтобы избавиться от найденного горя, и получить новое счастье взамен. Потом уж пусть другие свое горе и новое счастье придумывают.
И придумывают, но не только для себя, нам всем подают это горе чёрное, а счастье великое, и светлую звезду нового счастья, как морковь перед носом вывешивают. И берегись любой великий ум, или даже просто не дурак, не недотепа. Попробуй не согласись или слегка не так обмолвись. Сожрут, сожгут за три-четыре слова. Мы же помним про "а всё-таки она вертиться". Впрочем и на поводу пойдёшь счастья не найдёшь. Кто открыл ворота в Бастилию, того и голову на пике по Парижу носили, а другому издалека простым ледорубом досталось, еще одному в джунглях от зеленых беретов прилетело. .
В общем если не в тренде борьбы за новое счастье, и тебя и маму твою, и дом твой, и все к чему ты прикоснулся... "ну вы же понимаете"... просто вербально могут обозначить, а могут и ворота дёгтем измазать, лоб зелёнкой пометить, в список занести, битым стеклом накормить, бензином облить.. Вот просто живым к кресту, на солнцепеке, гвоздями уже не приколотят. За это и сами нарваться могут! Не просто все получается. В этом плане лучше и проще в пещерах жили. Почти, как волки. За туалетную бумагу не дрались, за модными смартфонами в шесть утра в очередь не вставали, за должности и за гранты не убивали. Вот за жирный кусок хобота мамонта дрались, за место у костра случалось, за самку здоровую само собой. Это все было и без обид. Ведь сегодня ты сильнее и для всего рода это лучше. Но, когда же это было? Сто или двести тысяч лет тому? Поздно к нам посланники появились. Две-четыре тысячи лет (?), как люди знают о них из всех арамейских писаний, но там то все о мире, да о душе, почему ж тогда именно с тех пор "кровь людская не водица" потекла по нарастающей потоками, как вода с ледников при глобальных потеплениях. За последние десятилетия сценарии судного дня прописаны на всех развитых языках и совсем не по библейскому сценарию.
Почему это никак не уходит из моей головы. Я ведь лежу в матросской лежанке, на рыбацком сейнере, у подножия высокого берега далекого Кодьяка. Завтра в воду и, как морской выдре придеться полоскаться с утра до вечера, промышляя примитивных слизняков для стола восточных "бонз" и "мандаринов". Сказано же в ветхом писании "из двух промыслов выбирай ценнее". Но был моментум, когда и выбора то особого не было, впрочем как бы и этот достаточно ценный, но он точно не для души создан. Тело бренное поддерживать требуется. А душе неймётся ибо были предки, совсем близкие и родные, есть и были друзья дорогие, в семье появилось третье поколение полное сегодняшней жизни и совсем о еще не сведущее о жизненных ожиданиях....
Тут, как обычно подошел к точке, пора бы остановиться.
Хотелось закончить сегодня это сказкой, например, про красную шапочку, но там про волка как то обидно получается.

"КаТэИ" и байдарки... случай под мостом

        На руках у К.находилась девушка в обмороке. Она пребывала в этом состоянии уже минут десять и все это время он удерживал ее на руках, на весу. Одежа на обоих набрякла от воды, а развернутые на бедра сапоги ботфорты К. были наполненны ею доверху. Девушка не просто находилась на руках. Сначала К. пришлось вытаскивать ее, упавшую в обморок, из речной стремнины, обхватив одной рукой наплаву за талию, а второй рукой обнимая ствол берёзы, горизонтально повисшей над речным потоком. Забытым уже напрочь чудом, ему удалось добраться до крутого скользкого берега, где К. взял её на руки, затем поднялся по склону к дороге и шёл с нею до самого моста. Положить или поставить эту девушку было некуда. Она  потеряла обувь, а на дворе стоял прибалтийский декабрь. Чтобы хоть как-то передохнуть К. усадил её на мосту на бетонные перила, продолжая надёжно удерживать, ибо улети она вниз в бурный поток с высоты в шесть метров потребовалось бы совершать гораздо более трудный подвиг. Девушка все ещё была в обмороке, или так К. должен был думать, поскольку, стоило ему  посадииь её на бетонную поверхность она тут же не открывая глаз высоким голосом скомандовала:"Я боюсь высоты!" "Ах, ты же..!"- пролетела в голове К. незаконченная мысль, а руки сами и с новой силой подняли её на воздух...И  в это время, сверху по дороге, послышался  громкий топот по немецкой брусчатке, оттуда летели в сторону моста два молодых атлета готовые отобрать у К. его  жертву, а  ему и не надо было за нее бороться.  Девушку звали Сюзана (Оксана) К.,   атлетов Вова В. и Саша К. , и были все они одной командой ихтиологов байдарочников "КаТэИ" на своей воскресной тренировке по зимней Преголе.

Им только что удалось утопить две казенные лодки  в одном из притоков этой самой Преголи в районе Берлинского моста. Там был, какой-то старинный каменный водосброс из забытого озера, где и перевернулась первая байдарка. Чуть попозже судьба, в виде ствола дерева над водой,  подкараулила вторую лодку ниже по течению за мостом. Приток был вспухший от дождей и низко нависшое дерево перегородило поток до самой середины его. Возможно им бы удалось увернуться, но лодка была перегружен рюкзаками друзей, а Сюзанна была старшей и так раскомандовалась, как настоящий адмирал. В общем, что тут говорить, вылетели под ствол, перевернулись, но выжили и спаслись.

Сейчас же, на мосту, надо было и далее спасать единственную даму, а уже потом ловить затонувшие байдарки и шмотки. По очереди удерживая спасенную на руках молодые люди выжимали воду из одежды и ловили попутку. В отличие от нынешних времен тогда в выходные дни транспорт на загородных дорогах был большой редкостью. Случались, правда, рейсовые автобусы и , изредка, что-либо ещё. Довольно скоро показалось,  что  повезло. Появился одинокий мотоциклист.  на неброском "Восходе" или "Ковровце", похоже из местных. Махать руками ему начали издалека, но почему-то он не реагировал и скорость не сбрасывал. Тогда то Волоха и Саня вышли на полотно и блокировали узкий путь. Мотоцикл встал! Человек на нем был чуть постарше студентов. "Кхм, кхм, привет!"- сказал ему интеллигентный в очках Волоха. "Чё?!"-ответил мотоциклист. Он не был приветлив, но и враждебным быть не посмел. "Слушай,  спаси нашу девушку!"- ему указали на совершенно жалкую  Сусанну. Вязаное кепи на её голове потяжелело от воды и свисало сзади до самой шеи. Такой же был и свитер домашней вязки, он растянулся почти до колен. Рукава  у локтей также провисли, а высокий ранее ворот растянулся, обнажив тонкую бледную шею и верхнюю часть груди. Голые ноги  Оксаны были красные от холода, а отжатые вязаные носки, также растянутые, пока еще висели в руках К. 

Судя по взгляду молодого человека на мотоцикле эта картина совершенно не тронула его и он сделал прогазовку для включения сцепления,  но Шурик встал перед наездником и положил руку на руль. Водитель прекратил газовать,  а Волоха молча пристроил свою даму на заднее сиденье. Оксана, не спрашивая, крепко обняла молодого человека и практически слилась с ним в надежде хоть как-то принять его тепло. В это время никто не сказал ни слова. И лишь Волоха, спохватившись, попробовал выдать нечто веское:"Кхм, кхм, ты там смотри..вези в ГАИ на перекрестке", но его уже никто не слушал.  Мотоцикл задребезжал по брусчатке выдавая синий дымок и вскоре исчез за лесистым поворотом. Друзья, постояв, отправились за утопленными вещами, которые, к счастью, продолжали висеть в потоке, зацепившись за наклоненное дерево. Поток нещадно полоскал брезентовую байдарку. Ниже по течению в корягах видны были пара рюкзаков,  шарф вязанный, девичий, пара импортных ботинков, пара импортных весел, 

" и два магнитофона..импортных"..

В общем спасли почти все. Упрятали шмотье в полузаброшенном прусском строении, не то церкви, не то амбаре, не то мельнице каменной.  Кто-то из местных хранил в нем сено. Под ним-то все и закопали.

Когда добрались до поста ГАИ притомились конечно. ГАИ здесь было то, что надо. Домик каменный, белый с большими окнами на все стороны. В нем стояла печурка с плитой под чайник и на полу сидел единственный старший сержант без фуражки. Волосы его прилипли ко лбу, лицо блестело словно намасленное, а перед ним на казенном стуле восседала наша начальница. Она уже потеряла свой недавний жалкий вид и её плечи были развернуты, а на них находилась огромная, распахнутая милицейская шинель. Ноги начальницы вытянулись вперёд, а одна из ступней терялась в огромных лапах служивого. И служивый честно, добросовестно и с очевидным удовольствием исполнял свой долг спасая нашу Оксану натирая её небольшие ножки своими горячими руками.

Войдя в казенный домик, друзья теснились у двери и один из них робко произннс:"Здрасте!". Никто тогда не смел шутить с людьми в погонах. Сержант обернулся на мгновение с довольной улыбкой,  с кончиком языка наружу, хохотнул нелепо и вернулся к своему делу.. Оксана без свитера по шинелью в нижней сорочки выглядела королевой на троне. "Мальчики, наливайте чаю!" - сказала она, давая шанс мальчикам расслабиться. Поначалу никто не двинулся, но сержант вновь обернулся к друзьям и с тем же выражением ободряюще кивнул головой. Тогда группа рассредоточилась. Чай был нужен. Рядом с плитой висели облупленные синие и белые эмалированные кружки. Заварка здесь засыпалась прямо в большой подкопченный алюминиевый чайник и напиток в нем успел подопреть до глубокой черноты. Никто на это не пожаловался, налили и стали прихлебывать обжигающую горькую вязкую чернь. У одной стены стояла деревянная скамья, на неё  все трое и уселись. На какой то палке возле печи парил тяжеленный свитер. 

Чуть спустя Оксана рассказала историю про мотоциклиста, который сбросил её со своей тачки, как только скрылся от нас из виду. Номера у него не было и он сразу свернул в ближайший проселок. ГАИ в его планы не входили. "Я побежала по этим камням. Если бы не Сергей ( прим.сержант)   я бы наверное погибла!"- в ее голосе была и благодарность этому Сергею, и гордость за собственный подвиг, и требование немедленного возврата и признания едва не утраченного недавно авторитета. Это и был подвиг. Она совсем не была бегуньей. Именно совсем. К этому не было расположено ее телосложение с низким центром тяжести. Поэтому история о  декабрьском трехкилометровом босом пробеге по ледянной гранитный брусчатке, уложеной еще до первой мировой, вспоминалась сокурсниками на протяжении всей учёбы в нашем любимом "КаТэИ". 

Согревши и растеревши досыта Оксану, сержант надел фуражку, вышел и притормозил своим жезлом рейсовый междугордний "икарус". Проводил троих и отдал честь только даме. Остальных же он попросту не видел. Реально. Он был ослеплен и весь мир вокруг стал для него ненужным миражом, а ведь парни на руках заносили её  в автобус вдвоём, К. с Шурой. "Пока, Серёжа!"- томно и с благодарностью прокричала Оксана своему милицейскому ангелу. Ангел, сделал какое-то неловкое движение в ответ. Наверное хотел поцелуй послать, но то ли не знал как,  то ли жезл помешал.

До города автобус шел около часа, до  остановки возле магазина "культтовары". Всю дорогу К. и Шура сидели на боковом диванчике,  между ними, как курочка на насесте, устроилась на корточках, влажная и босая, командир воскресной экспедиции старшекурскница Оксана.  Им было по 18-ть и потому, стоящий рядом в проходе мужик, всю дорогу прожигал их взглядом.  Так сильно мужику хотелось присесть и было ему очень стыдно за "нынешнюю молодежь". 

В конце пути наших друзей автобус затормозил, ухнула какая-то пневматика, двери распахнулись и парни вновь подхватили свою даму. Глаза мужика радостно заблестели. Когда же трое поднялись под ними на искусственной коже широкого живана громко хлюпнула огромная от долгого сидения лужа. Не желая задерживаться они ринулись быстро к двери и на время застряли в ней втроём.  Никто не посмел дать друзьям пинка и потому справились сами. На улице пересадили Оксану на плечи и вот так вот, бок о бок,  понесли ее через проспект и внутренние дворы до  обители. Шурино плечо возвышалось над плечом  К. и сидеть на них девушке было не очень удобно, но впереди был путь с полкилометра и недовольства доносившиеся сверху пришлось нагло игнорировать. Уличная публика и ее многоголосая реакция и вовсе перестала  интересовать друзей.

Хорошо запомнился вход в обширный вестибюль античной общаги.  Двери здесь огромные, дубовые с резьбой, лестницы гранитные, широченные,а  в просторном холле всегда полно бездельников из сопряженных корпусов. Все свои,  все праздные,  воскресные  и все думают, что умные, потому и наслушались друзья всякой разной пошлой, доброй, и с претензиями дребедени пока добирались до девичей комнаты на втором этаже. Отвечать умникам сил не было совсем, а желания ещё меньше. В дверь ломанулись без стука. Реально подустали. Сгрузили Оксану на ее чисто заправленную койку и быстро ретировались на глазах испуганных и онемевших соседок по комнате. Одна из них, платиновая блондинка,  дочь директора мясокомбината из Гвардейска, бывшего Тапиау, замерла с немым вопросом на лице. Ей нужны были объяснения. Это было приятно видеть. Обычно высокомерная, подпускавшая к себе только Паху однокурсника,  обладателя ярко красной чешской "Явы" ..впрочем ладно, об этом потом.

Потом было много разговоров. Потом приехала мама Оксаны/Сусанны из Одессы. Потом был накрыт хороший стол в комнате у девочек. Всех спасителей, пригласили. Шуры почему-то не было, но он то и не голодал. Это К. и Волоха пребывали вечно то в забегах, то в заплывах, а вот с деньгами к концу месяца случался хронический напряг. Оба знали, что это смотрины, но есть очень хотелось. А там было что отведать: сервелаты и буженина партийная из Гвардейска, жареная цаца и одесский форшмак от мамы,  местные пирожные, жаренные орешки, чай индийский со слоном на коробке и с мятой,  кофе одесский. С сахаром и со сливками. И, по мелочам, какие-то бутербродики студентческие, плавленые сырки "дружба" и , тогдашняя новинка, "янтарь" в пластиковых баночках. Было и что то горячее, то ли плов, то ли гречка с нарубленными кусочками курятины. Ох они и ели, а  мама из Одессы смотрела. Смотрела, как комиссар на сомнительных матросов. Немножко спрашивала:"Кто вы? Откуда? Кто мама? Кто папа?"  Каждого по очереди,  немножко картавила, но строгая такая, ни разу не улыбнулась.. Ей блондинка то и сказала:"Вот этот вашу дочку из воды вытащил!" Тут то и совсем мама засмотрелась на К. А ему и кушать стало совсем трудно. Чтобы размять неловкость К. прожевал, то что было во рту, да и анекдот, какой то смешной рассказал.  Размятая каша, из набитого Волохиного рта, полетела через весь стол. Ахи, охи и смущённые девушки тут же выбрались из-за стола и убыли в туалет дабы умыться и заново носики попудрить. Двое же с мамой наедине остались. Она далеко от стола сидела на дочкиной кровати. Совсем неловко парням стало, а она и спрашивать вдруг перестала. Смотрит только в глаза этого К. , а тому и без того изрядно стыдно было. Такой стол богатый, а потрачен зря. Знали же, что смотрины, знали же, что у мамы шансов нет. Знали, что у К.есть девушка. Очень особенная девушка.           Они, конечно, успели многое отпробовать и ещё хотелось, но уже не могли. Волоха тогда повод нелепый придумал и двинулись друганы на полусогнутых из-за стола в свою комнату не дожидаясь возвращения девиц, дабы запить все сьеденное пустым чаем на десятерых. Оксана хорошая была, даром, что командирша знатная. Принесла попозже друзьям еду упакованную, а они ею и с соседями смогли поделиться. 

Мама же отбыла в Одессу.  Не стала задерживаться. Ей все донесли. И про девушку, и про то, что помладше  будет, и про полное отсутствие родителей, а уж то, что не кошерный она и сама поняла. Пройдет пару лет Оксана найдёт себе другого Серёжу,  Серёгу Ф. в тайге, на студентческом лесоповале,  но это опять же будет уже совсем другая история.