Немного про мотоцикл и про перчатки

 Лёгкий мотоцикл хорошо тянул на подъёме по заросшей колее. Похоже было, что через сотню метров крутой склон закончиться и я попаду на солнечную сторону безымянный сопки. Так и случилось, тропа перешла в горизонтальную свою часть, а солнце залило всю ширь и глубь открывшегося вида. Бесконечное голубое небо с тонкими белыми обветренными  облаками покрывало морские дали уходящие за горизонт, земную твердь состоящую из множества сопок разной величины, гряды которых подковой окружали широченную долину со множеством замерзших речушек, озёр и лиманов. Поневоле остановишься, чтобы насмотреться на это чудесное видение, но не успел я притормозить, как что-то ухнуло слева над головой и огромная тень орлана медленно пролетела через тропу. Нажав на оба тормоза и уперевшись ногой в склон слева я задрал голову. Птица показалась настолько огромной и мощной, что можно было легко поверить в её способность поднять меня с мотоциклом в воздух. Громадные крылья ее медленно двигались вверх и вниз, создавая подъемную силу, а ветер обдувающий сопку можно было принять за движение воздуха от этих крыл. Орлан не поднялся вверх. Он заскользил вниз над вершинами голого мелколесья  и уже где-то там подхватил восходящий поток, который понёс его вверх. Вскоре эта массивная птица превратилась в едва заметное парящее видение, к которому присоединилась ещё одно подобное пернатое создание и они медленно закружились в этой недоступной нам  карусели.

Перестав наблюдать за орланами, я обнаружил у себя лёгкий озноб от потрясения. Птица слетела с близстоящего дерева, увидев и услышав меня с мотоциклом идв последний момент. Ветер был приличный,  дул нам навстречу, а склон сопки дополнительно скрывал нас. Шапку мою орлан мог снять одним когтем не меняя направления полета. Деревце, корявый обветренный дубок с засохшими, необлетевшими на зиму листьями, вросло корнями в придорожье и часть этих корней выступали из осыпавшегося высокого края дороги.

Крутая тропа по  склонам сопок, это все, что осталось от дороги, которую забросили лет тридцать назад. Одна колея этой дороги местами обрушилась, другая, хоть и сохранилась, но на ней уже выросли деревца, которые приходилось обруливать.  Если обрулить не удавалось, то нужно было спешившись, продираться на ногах, подгазовывая мотором, чтобы выбраться на свободную  часть.
Ширь сияющего под солнцем ледяного озера Тальми манила. Там была ровная, накатанная охотниками и пограничниками дорога и вела она в те самые голубые дали, в которых распахивались просторы бухты Сивучьей. У своего южного края эта бухта заканчивалась островком Фальшивый, который отсюда выглядил, как аккуратная турецкая шапочка. Ещё дальше можно было рассмотреть скалу Голубинный утёс,  на котором зимует самое большое в стране количество пресмыкающихся гадов. Это научный факт. Ещё дальше тянулся бесконечный песчанный пляж в 20 километров с  валами  льда по берегу возникшими от набегов зимних волн никогда не замерзающего здесь моря.
Он, этот пляж, заканчивается у недоступных берегов реки Тюмень-Ула, которая отделяет наши земли от северо-корейских на юге и китайских на западе. Вот в такой медвежий угол меня занесло. Весь хасанский район тогда был запретной зоной. В паспорте у нас стоял специальный штамп на право въезда через пропускные пункты. Все эти пункты находились севернее, на шоссейных дорогах, железнодорожных станциях и у паромной переправы. Здесь же, на самом юге, царствует живая природа. Помимо орланов, тут встречаются гималайские медведи, сибирский леопард, сурки, олени, кабаны и даже уссурийские тигры. Сейчас это хорошо известно, а сорок лет назад публикаций было мало и про медведей мы узнавали из реальной жизни. Один из них весной приплыл на мыс Шелеха, забрался в огород к соседям старика Кушнира и наделал там шума. Сосед решил было прогнать забредшего забулдыгу, которых у нас хватало, но поздно понял с кем имеет дело. Медведь порвал ему ухо, сломал ребра и забор хозяина, бросившись назад в воду. Хозяин чокнулся реально. Его забрали в психушку. Медведя мужики догнали на лодках и пристрелили бедолагу. Его шкуру, за пару бутылок водки, выкупил у охотников Лёня Оловянников и она долгие годы украшала стену его веранды, которую легко можно было видеть с дороги меж домами через широкое остекление пристройки.
Второй медведь пришёл зимой в бухту Миноносок и умер на льду прямо на глазах наших сторожей от потери крови. Кто его подстрелил, охотники или пограничники, оставалось только гадать.
С леопардом ещё круче история была. Бригадир рыбаков прибрежного лова был заядлым и успешным охотником.
Большей частью здесь промышляли пернатую перелетную дичь, а также местных фазанов и куропаток. Ловили сурков. Постреливали косуль. Этот бригадир, сухой, долговязый, немногословный, почти беззубый старикан притащил однажды того самого леопарда. Тогда мы гадали, что это за кошка. Кто-то назвал её рысью, но хвост не тот, кто-то барсом, но суть не в том. Эта кошка прыгнула на бригадира сзади. "Чую спиной"-говорил сиплым голосом старикан:"Обернулся, а она летит с какову-то древа. Я с двух стволов шарахнул по ней пошти в упор, благо держал ружжо на весу!" У мужиков, как раз аванс накануне выдали. Ободрали они эту кошку, запекли и сожрали запивая стаканами водки, а шкуру сожгли от греха подальше. Охотоведы поговаривали о запрете и о краснокнижном статусе этого животного даже тогда.
       Это моё воскресное путешествие пришлось на конец января. Самочувствие было не очень.  Похоже я даже гриповал. Но Владимир Ильич Наумов, наш бессменный капитан водолазного бота дал мне свой мотоцикл "иж-планета-2" в идеальном техническом состоянии. Он заводился "вполтыка", разгонялся здорово и хорошо тянул на нижних оборотах, когда приходилось продираться по тростнику, тянуть наверх по склонам или осторожно петлять по руслу ручьёв. Единственным недостатком "мотика" было отсутствие всяческих документов и номеров на нем, но кто меня здесь проверит.
От дома мне легко было спуститься на лёд и там уже летишь меж рыбаков, да сидящих на льду орланов, ожидающих брошенную рыбу. Рыбаки оставляли тогда надоедливых "бычков" и мелкую навагу возле лунок.
Переехав бухту по льду можно было дальше двигаться либо по песчанному берегу косы Чурхадо, либо через устье пресноводного залива Лебединый. Дальше уже, как повезёт.  Через устье можно выехать на хасанскую трассу, которая идёт до самой границы с Кореей, но это без документов  чревато. Другой вариант по козьим тропам, по остаткам брошенных дорог, по колеям гусеничной техники военных совершавших тут редкие маневры. Это и был мой вариант. Избыток адреналина отлично выплескивался здесь. Его и сейчас хватает, но бремя пережитого легко позволяет справиться с опасными приливами этого никчемного гормона, а тогда меня просто штормило.. энергия накапливалась даже на одном чаю с сахаром и грубыми бутербродами на сером хлебе. Каждый день нужно было либо войну выигрывать, либо облака разгонять. Конечно был и суровый быт, далёкий от современного, который сам по себе сжирал много энергии, ведь нужно было заботиться о хрупкой семье с крошечным ребёнком, да и работа тоже имела рутины требующие отдачи значительных сил, но это же рутины. Тебе только только перевалило за двадцать и ты подался в эти глухие края, в этот медвежий угол, поселился в дом на обветренной скале не просто же так, нужны деяния, нужны открытия, хочется подвигов.
Эти походы на "ижаке" хорошо справлялись с гормональными цунами. Особенно это удалось в этот раз, о котором я веду здесь речь.
Чтобы историю не затягивать, мне придётся пропустить дальнейшее описание красот и их особенностей этой земли необетованной. Ибо добравшись до льда озера Тальми я разогнался по его зеркалу со множеством вкраплений вмерзших семенных коробочке болотных лилий, то бишь лотосов и это была моя ошибка. Гонять по морскому льду легко, он пористый и шершавый из-за вымываемого рассола. Пресный лёд иной, он твёрдый, гладкий,  как стекло и скользкий от подтопленного солнцем микроскопического слоя на поверхности. Не помню какую скорость  я успел набрать, но подскользнувшись на лёгком повороте мы грохнули набок и нас понесло. Ухватившись за вывернутый руль с зажатой снизу левой ногой мы с мотоциклом стремительно и со скрежетом скользили в сторону островка вмерзших камышей. Метров в сорока от места падения мы замедлились и вскоре окончательно остановились. Одна из оголившихся подножек мотоцикла скребла все это время по льду активно тормозя наше скольжение. Выбравшись из под мотоцикла я обнаружил прекрасную целостность всех своих костей, небольшой задир на крыле переднего колеса и расколотый корпус аккумулятора, из трещины которого вытекал электролит.
Последнее оказалось судьбоносным. Завести мотоцикл без аккумулятора никак не удавалось. Раньше можно было пробежаться с ним рядом и включить первую скорость, мотор схватывал, но на льду это не сработало. Я выкатил технику на гравийную дорогу и здесь рыхлый гравий проскальзывал под тормозящим колесом. В конце-концов мне удалось затащить мотоцикл на крутой пригорок и разогнавшись вниз врубить уже вторую скорость, но и тут колесо лишь проскользило по дорожной пыли. В конце-концов силы и солнце начали покидать меня, а до дома было не менее 20-ти километров. Делать было нечего. Отвинтив аккумулятор я положил его в пакет и уложил на дно дорожной сумки. Мотоцикл затащил подальше от дороги в тростник и припрятав его там, осмотрев со стороны, двинулся в обратный путь по удлиняющимся собственным теням. Путь мой лежал строго на северо-восток через бугры и склоны, максимально сокращавшими прямую дистанцию.
      Домой удалось добраться, когда мои милые ещё не спали, но мне нужно было заклеить корпус батареи, залить её электролитом и поставить на зарядку, а потом идти назад по зимней темноте, по тому же льду и сопкам.
     От одних только мыслей этих силы меня неожиданно оставили, а притихший было грипп или простуда вдруг вновь пробили сильным ознобом. Из последних сил я завёл будильник и подключил зарядник к батарее. Утром у нас будет уже рабочий понедельник и в 9 утра я должен быть на планерке у начальника нашей экспериментальной морской базы. К тому времени я и сам уже был небольшим начальником экспериментального сектора и относился к своему делу весьма серьёзно.  На планерке мне надо быть.
Чтобы не беспокоить своих милых и нежных, лёг поспать на раскладушке.
В два часа ночи будильник сработал, как надо. Напившись крепкого чая и взяв пару бутербродов, уложил аккумулятор в ту же сумку и помимо этого взял огромный желтый подводный фонарь "тошиба" на четырёх батареях. Тело продолжало знобить, но надежные ноги меня не подвели, понесли по склону ко льду и далее, подгоняемые северным ветром топали без устали полтора первых километра до песчаной косы. Там я перешёл через неё на южную сторону и побрёл по песчанному пляжу длинной в 5 километров. Высота тела косы оказалась достаточной для защиты меня от северного ветра, а также скрыла мой силуэт от лучей пограничного прожектора, который стоял на северном берегу бухты Экспедиция. Его лучи изредка пробегали над поверхностью льда и когда луч попадал на меня, то  обмороженная правая щека ощущала легкое потепление при том, что дистанция до прожектора была не менее 3х километров.
Прикрытый косой я успокоился, вряд ли они пошлют теперь за мною наряд с собаками и идти без ветра было намного легче. Вдали, на юге, на акватории бухты Рейд-Паллады,  стояло грузовое судно лесовоз, там были яркие огни на палубе, которые отражались в воде, звезды на небе также давали какой-то свет и можно было вполне обходиться без фонаря. Идти было еще далеко, мои мысли скакали. То я пробовал в точности посчитать время на дорогу, на поиски мотоцикла и его подготовку в дорогу, затем на обратный путь на колёсах и получалось, что если я и успею на планёрку, то только прямо из седла моего "ижака", не заходя домой.
Затем начинались разговоры с самим собой про саму эту планерку. Мы все не любим начальство, но среди начальства всегда попадаются душечки, как один из замов, Юра Поликарпов, некоторые играют в деспотов, вроде самого начальника, которого поставили к нам в качестве наказания за былые⁸ проступки на крупном предприятии. Хуже были скользкие, корыстные, очень образованные, но не очень умные, как товарищь "Б..в". "Юра, как нам избавиться от этого Б..ва?"- бывало спрашивал я Поликарпова. "А как ты от него избавишься, Вася? Он у нас партийный, характеристики в районе ему дали хорошие, а то, что он пакостник мелкий, хочет нашего босса подсидеть и прикармливает всех и вся в нужных кругах гребешком и кальмаром копченным, ну так все это делают"- отвечал приунывший, Юра. У Юры не было партбилета.
Жена Б..ва тоже была не промах. Отличалась общественной активностью и заботой о правах трудящихся, цель которых была поднять работников на забастовку из-за отсутствия специальных перчаток для сборки коллекторов. Даже будучи неопытным, молодым дураком я быстро сложил "два и два". Если бунт удастся, вина будет на мне, на свежем выпускнике без партийной принадлежности. Моя должность завсектора вполне устроит эту самую жену Б..ва. Как она нашла этот профсоюзный каталог с этими самыми перчатками, можно только диву даваться? Мы же тогда за год заявки подавали на спецодежду и не было никаких возможностей, кроме авральных, эти заявки переписать.
   Чтобы отвлечься от такой дребедени подумал о дочке, о жене, о тёплых запахах, которые исходят от них. О том, где найти нам няню для дочки, мест в яслях не было, а бегать из лаборатории каждые пятнадцать минут, проверять ребёнка,  начальство хоть и понимало, но не одобряло..
Когда такие мысли приходили, всякий раз возникало чувство вины. Куда же я их затащил! Ведь можно было остаться в теплом, уютном Калининграде, где они обе родились.. тут я обычно зависал. Что бы я там делал в этом Калининграде?
Сходив море на четыре промысловых месяца без заходов в порты я остыл к такой работе, а в самом этом городе дел для меня не было.
Здесь же находилось Японское, самое яркое и богатое из наших морей и с самой разнообразной флорой и фауной, для нас, свежевыпущенных морских биологов. К тому же эта база и подводные работы представляла в обилии, а росли то мы под впечатлением от экспедиций Жака Кусто,  под влиянием книг Жюля Верна о капитане Немо, под впечатлением о мальчике, катающемся на дельфине, да и Моби Дик  на нас повлиял.
Человек очарованный жизнью моря и решивший посвятить себя её изучению, поневоле ждёт увидеть в этом море, все то, о чем он уже наслышан и ещё больше.
  
Вот так вот мы и забрались сюда, в поисках интересной работы и приключений.
И море дало нам всё, что смогло на доступных с аквалангом  глубинах.
Нам не довелось покататься на дельфинах, но мы научились создавать плантации гребешков, мидий и устриц. Интеллект осьминога оказался столь высок и интригующь, а сам моллюск любознателен и миролюбив, что сказки о монстрах с могучими щупальцами топящими людей с кораблями мы оставили на совести писателей фантастов из позапрошлого столетия.

Сказания о целительном и баснословно дорогом трепанге тогда с трудом доходили к нам из исторических трудов и скудной информации  пробивавшейся через закрытые границы. При этом государство обеспечивало нас всем необходимым и предоставляло максимум свобод в проведении экспериментов. Тёплые мелководные бухты в те годы кишели от заходов разных косяков рыбы. Сельдь приходила сюда весной и осенью, навага и корюшка хорошо ловились подо льдом. Камбала круглый год отлеживалась на прибрежном мелководье и на камнях во время нереста, сильные пиленгасы заходили летом на тепловодные рифы для игр в разросшихся саргасовых зарослях. На песчаные пляжи изредка выбрасывались косяки анчоуса, а также мелких, стайных кальмаров. Все кекуры на входе в залив представляли лежбища для местных нерп тюленей. Придонные скалы служили нерестилищами и убежищами каменных желтоперых окуней. Нас посещали большие косяки терпуга, симы и горбуши, а их сопровождали небольшие акулы катраны. На отвестных утесах повсюду гнездились и откладывали яйца местные чайки и бакланы, а весной и осенью протоки и лиманы заполняли перелетные гуси, журавли, утки, фламинго.
Биологам здесь было много работы и была она совершенно не пыльной, захватывающей и востребованной. Семинары и конференции добавляли полноты и разбавляли профессиональную жизнь интереснейшим общением с  учёными и специалистами всей,  огромной тогда, страны. Пробивались запросы на общение и от биологов Австралии,  Америки и Англии.  Письма с заграничными адресами и марками поступавшие среди обычной почты, всякий раз производили настоящий фурор. Наш начальник забирал их к себе, но не зная английского, забегал к нам в лабораторию за помощью.
То, что было здорово,  так и осталось в памяти о замечательном содержании жизни.
Изнанкой нашей жизни была суровая зима, с ветрами срывавшими крыши с домов и цехов, суровый быт без водопровода, удалённость от больших городов, рогадные дороги пригодные только для военной техники, полувоенный пропускной режим, дефицит товаров и повальное пьянство под разными предлогами. Но мы были молоды, беспечны, заряжены на деяния и весьма оптимистичны, как и полагалось в соответствии с воспитанием, образованием, а главное с возрастом.

Вот что-то такое варилось у меня в голове в ту промороженную ночь на пути к обездвиженному мото коню.
   
     Н-да,  идти надо было еще далеко и времени думать хватало, да и за обстановкой нужно было следить. Когда небо начало светлеть мои ноги донесли меня к подножию скал в бухте Мраморная и именно здесь начиналась тропа огибающая сопку в сторону озера Тальми. По мере подъема на вершину, поднималось и солнце и именно здесь меня застигли его первые лучи. Горизонт на востоке теперь сиял вовсю, появились надежды на потепление воздуха. Потому как, несмотря на водолазное белье из верблюжьей шерсти, на вязаные двойные носки, на спецкостюм с облегчённым утеплителем и меховую шапку, а также быструю ходьбу, тело начало выстывать. Лицо уже давно окаменело, пальцы на ногах тоже частично немели и внутри знобило. Жарко было только голове и, на счастье хорошо держали тепло меховые рукавицы.
Чем ярче разгоралось солнце за спиной, тем темнее выглядел распадок далеко внизу, где был спрятан мотоцикл. До него оставалось идти еще пару километров. К счастью здесь была натоптанная небольшая тропа. То ли косули ее набегали, то ли летние туристы протоптали, без неё пробираться через высокий тростник было бы намного труднее.  Тропа эта привела на накатанную дорогу у озера и именно на ней у меня была метка из двух камней от которых нужно было слегка подняться по распадку к спрятанной в тростнике технике. 

    Потоптавшись у метки, проверил не перевернулся ли аккумулятор в сумке, потопал посильнее ногами, чтобы разогреть кровь в ступнях и двинулся в распадок. Высокие стебли тростника были полностью покрыты изморозью. Я не смог найти свой след, по которому  вчера катил "мотик"  и потому приходилось ломиться через сплошные заросли, сухой треск которых сопровождал каждый мой шаг, а сухой иней пушился вокруг, как ледяной дымок. Он оседал на одежде, на лице, забивался в носу, а язык ощущал вкус крошечных ледяных кристаллов во рту.
Метров через двадцать мне пришлось остановиться, чтобы осмотреться. Потом показалось, что справа от меня есть какой-то просвет в зарослях, а также почудилось некое движение и шум впереди. После пары шагов направо заросли раскрылись в неширокий проход и тут же возникли две быстродвижущиеся огромные серые фигуры !!!....
Они неслись по этому просвету прямо в моем направлении!!. Шум хрустящего тростника, тяжёлый топот четырёх ног и снежная метель из вспушенного инея стелющаяся за ними вызвали настоящую агонию в моем сознании и восприятии увиденного! Моё тело разбил паралич! Оно заледенело и замерло, а ноги словно вросли в мерзлый грунт. Я не мог издать никакого звука и дыхание тоже остановилось!
"Уух! Ухх!! Ухх!"- глухо издавала звуки большая фигура. "Ах!Ах!Ах!"- частила несколько глуше та, что была поменьше.
Они пронеслись мимо, в 3-4 х шагах,  от меня. Их глаза, под низким покатым лбом, были широко открыты, не мигали, и были заполнены кровью. До меня донесся сильный зверинный запах шерсти. Тяжёлые головы на коротких толстых шеях не двигались. Эта жуткая пара смотрела только вперёд по направлению движения. Они по ходу  размахивали длинющими руками ниже колен, ноги во время движения были полусогнуты, словно они только набирают еще скорость на старте. Серая шерсть на их телах была длинная, как у собак овчарок, но намного реже, особенно на животах и сбоку под руками. У меньшей фигуры на груди были отчетливые выпуклости молочных желез. Крупная фигура была огромная, но из-за их сутулости, можно сказать даже сгорбленности и из-за их  полусогнутых ног их головы над землёй возвышались не выше,  чем моя собственная. Двигались они очень быстро. Треск прекратился, как только они выбежали на дорогу, но звук от топота на промерзлой дороге стал тяжелее и звонче, а потом снова изменился, когда они выбежали на лёд. Фигурки становились теперь темнее и мельче, а их голоса "ухх ухх" и "ахх ахх" слились в утихающий общий шум воздуха. Вскоре их стало не видно и не слышно.

Спустя некоторое время парализовавшая меня оторопь начала отходить. Под мышками у меня стекал по телу обильный холодный пот. Само тело сильно знобило, а руки мои были без варежек и в каждой из них было по длинному оголенному электроду от аккумулятора. Ильич, для удобство присоединения аккумулятора, припаял к каждой клемме по толстому проводу, примерно по 25 см длины каждый.
Варежки валялись на земле и я быстро подобрал их, чтобы окончательно не заморозить руки. Приходя в себя, я заметил, что варежки успели остыть изнутри. Вокруг никаких тел, теней и шума больше не было. Набравшись духу я попрыгал для разогреву и потихоньку пошёл  к тому месту, где должен был быть мой мотоцикл.  Я двигался по следам этой странной пары чудовищь в обратном направлении тропа закончилась примятой лежкой диаметром метра в три и совсем скоро и неподалёку я увидел свою технику покрытую ровным слоем изморози. Возле неё было немного  притоптанной тяжелыми телами травы, но сам мотоцикл остался нетронут. Изморозь бы все выдала. Подняв мотоцикл мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выкатить его на дорогу. Там без труда поставил его на подпружиненную подставку, закрепил на нем аккумулятор и сразу ударил ногой по рычагу. Мотор схватился мгновенно. Все-таки Ильич всегда был хорош со своей техникой. За все годы он ни разу не подвёл нас на море.
Синий, горький дым и громкий треск двухтактного мотора совсем не раздражали, а скорее радовали и наполняли этот дикий мир вокруг символами безопасности и цивилизации. Давая мотору прогреться я прошёл по дороге с десяток метров вперёд и назад, но на сильно промерзшем грунте никаких явных следов не обнаружил. Зашёл на лёд озера и там тоже вся поверхность была застывшей и крепкой от двадцатиградусных морозов и обветренно ветрами в двадцать метров в секунду. Та сторона,  куда они убежали, вела прямиком к китайской границе, дистанция до которой оставалась не менее 4-х километров.
Кажется ко мне вернулась смелость, мотор работал теперь ровно, а из глушителя вылетал прозрачный, горячий воздух. Можно было ехать.
Дорога заняла не более сорока минут. На этом пути мыслей никаких не было. Нужно было следить за тропой, затем двигаться по извилистому руслу Лебединной, а когда выехал на лёд бухты вдалеке уже виднелись первые рыбаки. По этому льду пролетел в считанные минуты. Подкатил мотоцикл к лаборатории, спрятал его в мастерской нашего мастера Виктора Будового. В окна увидел своих сотрудников, но не заходя к ним,  побежал в домик с кабинетом начальника, готовый извиняться за опоздание, хотя причины не успел ещё придумать. Мозги все ещё оставались подмерзшими.  Черноглазая секретарша Люда, слегка встрепенулась при моем появлении, посмотрела внимательно и кивнула головой:"Заходи, они тебя ждут!"
"Кто только не ждал мебя сегодня!"- сказал в ответ и Людино лицо сильно вытянулось от удивления, но я уже открыл дверь. У шефа было крепко накурено и открытая маленькая форточка не справлялась с дымом. Шеф взглянул вопросительно на меня своими светлоголубыми выпуклыми глазами, но ничего не спросил, а обернулся в сторону стоявший недалеко от двери жены Б..ва, прикрывавшей свой нос и рот платочком. "Иди, мы тут уже сами все решим!"- сказал он ей и она избегая моего взгляда протиснулась мимо в дверь. Все замы по общим вопросам, по науке и по флоту сидели вокруг и с любопытством смотрели на меня. В какой-то момент в голове пролетело:"Они, что, все знают, что-ли?"
Шеф сказал:"Не стой, садись!"
Я сел. Поликарпов подмигнул мне. Б..в сидел недовольный с прикрытыми веками и в мою сторону уже не смотрел. Зам по флоту огромный, с огромным животом, с блестящей лысиной и всегда открытым любопытным лицом вечного ребёнка уставился на меня в ожидании чего-то забыв закрыть рот.
"Ну ты что же творишь?"- заговорил Шеф, обращаясь ко мне.  По содержанию вопроса шефа надо было ждать неприятностей, но сегодня они бы меня уже в любом случае не потревожили и к тому же я уловил лёгкую иронию в его голосе. Я посмотрел на Юру Поликарпова,  он опять подмигнул мне, словно в ожидании какого-то прикола. У шефа  по флоту ничего в лице не изменилось, он вообще то был конченный флегматик. Б..в вновь избежал моего прямого взгляда, хотя боковым зрением я поймал его. Шеф уже улыбался.  "Где же ты пропадаешь, молодой человек,  когда в коллективе зреет недовольство? Можно сказать, что бунт готовится на твоём корабле!"- он не смеялся, но было ясно, что опасностей настоящих не предвидится. Он тоже недолюбливал и подозревал своего зама по общим вопросам в не лучших карьерных намерениях.
"Это все про те же перчатки разговор?"- спрашиваю. Шеф ничего не сказал в ответ, но повернулся так, чтобы всех видеть одновременно. Юра улыбался во всю, кивая головой, подтверждая мою догадку. Зам по флоту поворачивал свою голову в обе стороны, как радар, пытаясь увидеть и понять настроение каждого в этой комнате. Б...в быстро заговорил:"Это не просто про перчатки! Это про отношение к своим обязанностям, про заботу о своих работниках, про ответственность и дисциплину! Если коллектив единогласно выразит свое недовольство.."- тут он сделал паузу:"Знаешь, что за наказание раньше за такое бывало?!"- он даже голос свой слегка понизил для придания большей значимости своему вопросу.
Зам по флоту инертно, но с согласием ему кивнул. Честное слово было смешно. "Слушай"- говорю:"мы заявку год назад на спецодежду вместе составляли и ты сам её утвердил! Где твоя жена нашла такие требования для работы с коллекторами и сами эти перчатки, я не знаю? Как наш отдел снабжения работает, ты в курсе. Если не было позиции в заявке с них взятки гладки, и если мы начнём сейчас срочно требовать, то нужно будет это обосновывать критическими обстоятельствами, а я таких в этом случае не вижу".
Б..в:"Послушайте, мы на государственной работе, прошу не называть ведущего инженера вашего сектора моей женой".
Похоже я его достал, раз он на вы перешёл.  Он продолжает:"У вас в секторе большинство работников современные женщины, которые хорошо следят за собой, в том числе и за своими руками. Они ведь все молоды, у них маленькие дети, они делают маникюр и мы не вправе заставлять их делать грубую работу без перчаток!"
Я:"Да разве же я заставляю. Всю работу, что они делают, прописана у них в должностных обязанностях, а что касается перчаток, так у нас их там пять разных разновидностей, резиновые, полипропиленовые с крошкой на рабочей поверхности,  хлопчатобумажные, пятипалые и трехпалые из плотных тканей..."
Он перебивает:"Но удлиненных из плотной медицинской резины у нас нет!"
Я:"Я не отрицаю, что их нет, но и не уверен, что если бы были, то женщины предпочли бы в них работать!"
Шеф:"Объясните мне, что это за перчатки такие?"
Я:"Патологоанатомы ими пользуются. Можно будет Ольгу Ивановну в посьетской больнице спросить. Они там должны быть, но вряд ли она их использует. Всех посьетских покойников везут в районный морг в Славянке"..
Смотреть на шефа сейчас было одно удовольствие. Он прошёлся своим взглядом по нашим лицам. Юра с удовольствием закуривал новую сигарету не спрашивая разрешения. Б..в гримасой изобразил по этому поводу слабое недовольство. Зам по флоту так и остался в недоумении с открытым ртом, но видно было, что тема про перчатки ему показалась довольно интересной.
Б..в приготовился что-то ещё сказать, но Шеф опередил его:"Хватит х..рней заниматься! В котельной топлива на неделю осталась, а к концу месяца холода усилятся, вот тогда я с тебя за эти перчатки спрошу!"

Как то так начался мой день сегодня. Ещё не было десяти часов.