Домой теперь нельзя

        Отработав три дня на исправленной лодке, можно было бы быть довольным результатом и спокойно отдохнуть до следующего понедельника. Отмыться от соли, отлежаться, отоспаться в своей постели, поесть горячего, попить горячительного. Правда для этого нужно было оставить лодку в гавани и совершить большой вояж миль в двести по двум фривэям в один конец. Там, в съемном доме, ожидает старый футон на котором всегда можно легко и широко раскинуться, там же ожидала ванна, в которой неплохо удавалось хорошенько отмокнуть в горячей воде, там же стоял холодильник и, если  прошерстить его и кладовку, прикупить еще каких-то яств по дороге и сварганить "такое-эдакое" блюдо, стол накрыть,  чтобы елось и пилось всласть и вдосталь. Тогда забудится на время мятый спальный мешок, вечно влажный воздух гавани и ночной стук борта лодки о пирс при малейшем волнении.  Такде можно будет отвлечься на время от сухомятки с галетами, жирно-копченой салями, от сыра, запиваемыми на ходу водой, колой да остывшим с утра заваренным  кофем.

Но что-то свербило внутри и душа колебалась. Прошло больше года с момента потери своего жилья и половина этого времени я успел насладиться новым местом в Редмонте, в одноэтажном домике на 120 квадратов, где почти никто в округе меня пока не знал, не беспокоил, а все мои вещи лежали там, где мне удобно. Но вот несколько месяцев назад эта идилия резко изменилась. Хозяйка дома неожиданно сдала свою квартиру в Сиэтле и въехала вновь в этот дом, который до этого сдавала мне целиком. С ее переездом моим вещам пришлось потесниться, а частично я перевез их в платный склад. Дверь в спальню на ночь приходилось теперь держать закрытой, а в ванную нагишом ходить прекратить. Сама хозяйка поселилась в мастер-бедрум, там у неё имеется полностью приватное пространство и ванна с джакузи, но вот кухню нам теперь приходится делить. Вход в дом здесь также общий, хотя есть еще выход во дворик, но идти к машине в этом случае мне приходилось бы мимо окон её спальни. А ещё она кабинет обустроила  прямо напротив моей ночлежки.  Жить, конечно можно, но прежний комфорт полного уединения пропал напрочь. 
Она, в общем-то,  была бы неплохой особой и собой тоже ничего. Натуральная блондинка, спортивная, хорошо сложенная, можно сказать симпатичная, относительно молодая, из наших иммигрантов и были мы знакомы уже около десяти лет. Потому то её неуживчивость была мне хорошо известна. Её симпатичность, на самом деле, трудно  было рассмотреть сквозь её обычную гримасу хронически недовольной дамы. Серые глаза Нюры, её звали Нюрой,  словно застыли навсегда в недоверчивом прищуре, губы поджаты и слегка оттянуты назад, голос с хрипотцой от долгого курения в прошлом. Если ты рядом с ней, то ты автоматически в чем-либо подозреваемый.  Если нет, то тоже не лучше. В хорошем настроении тебе отводится роль слушателя об её обидах на коллег, на соседей, на временную подружку по совместным пробежкам в ближайшем парке или на последнего бойфренда.  Мир как бы всегда был к ней несправедлив, а люди из близкого круга, по разным причинам, со временем, вызывали у неё непременное разочарование.
А память ее хорошо удерживала старые обиды. Из этих воспоминаний мне, например, хорошо было известно об ее однокурснице по институту,  соседке по комнате в общежитии. Та умудрилась слопать Нюрину курочку целиком лет двадцать тому назад. Про её дружка Тони я уже рассказывал.
"Адвокат, блин!"- вспоминала она его всякий раз и повторяла заново историю их знакомства, которое закончилось сразу, как только Нюра узнала про его занятия продажей надгробий, а также про бывшую больную жену на его содержании по решению суда при разводе. А вот про наши весёлые попойки в большой русскоязычной компании, куда она с гордостью приводила этого плечистого, рослого, по европейски одетого, в очках, интеллигентного и компанейского парня, не вспоминала ни разу. Как и про их поездки по достопримечательным местам в горы, на озера, на океан, и к гейзерам, тоже ни слова. А фотки они тогда оба показывали и все там у них было здорово.
Одной из ее последних обид был поступок этой новой подружки по совместным пробежкам. Сначала знакомства они были "неразлейвода". Бегали, катались на велосипедах, обсуждали диеты. А еще  Нюра гордилась тем, что  подружка  когда-то работала в муниципальных органах, что для уральской иммигрантки имело почти сакральное значение:"Муниципалитет это уровень! Это круто!  Ого! И она смелая, врагов не прощает!"
"Это как!?"- удивился тогда я. "Ой, представляешь, она сегодня написила соседу на чистый коврик под его дверью, за то, что он накричал на её собаку! Хахаха!!!" От такой симпатии к подружке у моей хозяйки лицо разгладилось, глаза засияли, плечи развернулись. Она, в такие моменты становилась хороша, начинала выглядеть симпатичной и довольной своей жизнью.
"А сосед то видел эти её деяния?"- любопытствую.
"Ну ты что, она же совсем не дура!"- хозяйка смотрит на меня с удивлением и осуждением. Т.е.дурак тут я, а подружка значит все равно смелая!
"А за что он на собаку то накричал?"- говорю для поддержания разговора, пока она все ещё симпатичная.
"Да у неё этот Чарли (собака) такой тоже оторва, он к соседу на газон ходил кучки откладывать, хахахаха!!!"- Нюша, её ещё  Нюшей по-нашему зовут, заливается хорошим смехом и снова выглядит моложе счастливее и симпатичнее. "Ну и дела!" - думаю:"Никогда не знаешь кому и какое в этой жизни счастье привалит".
      Мы с ней, какое-то время по вечерам в карты зимними вечерами сподобились играть, тогда люди ещё не залипали на смартфонах, как сейчас. Играли "в дурака" и вначпле пару раз я выиграл. Это была моя большая ошибка. Как оказалось, это было самым серьезным личным оскорблением для неё за все время нашего знакомства. Она потемнела и обезмолвела! Стало понятно, что теперь мне никогда не будет прощения ни за временно распахнутую дверь, когда выходишь на минуту к машине, ни за ее старую испуганную кошку, которая всякий раз мяукая шарахалась от меня, когда я входил в гостиную, ни за оставленный на улице мусорный бак в день вывоза мусора, а уж если почту попутаешь или сметану открытой поставишь в холодильник простым выговором не отделаешься,  жалоба разойдется по всем соседям при встрече или по телефону по общим знакомым, если кто-то решит потерпеть ее и выслушать. При этом текущее преступление, будет дополнено историями про прошлые деяния. А там была однажды немытая посуда, потом чашка с недопитым чаем на столе,  носок забытый в стиральной машине, водолазный костюм развешенный на заборчике вокруг полудохлой клумбы с завявшими цветами и жалоба соседей, чьи детишки лупили баскетбольным мячом по моей машине и этот мяч пришлось забрать, и забросить на крышу, до возвращения родителей. Грехов хватало. В общем решил я ей поддаваться в эти картишки и, верите ли нет, но жизнь тогда враз наладилась. Теперь "дураком" был только я и, раз так,  она готова была играть до поздна. В последний раз она для пущего веселья притащила  бутылку своего шардоне с бокалами, а всякий выигрыш сопровождала тостом:"За дурака! Ура!"
Трех бокалов ей хватило, чтобы превратиться в настоящую счастливую, хоть и пьяную, но красавицу! Относительно, конечно, по сравнению с самым началом игры, когда смотреть на неё было, попросту, страшно! Хорошо поиграли и пора было расходиться. Но Нюра тогда "разошлась". "Много ли"-риторическии говорит Нюша:"Хорошему человеку надо?!"- и тащит вторую бутылку. Похоже, в этот вечеро, она готова была тостовать бесконечно! У меня таких планов не было и после пятого бокала ситуация стала тревожной. Она впервые начала называть меня по имени, до этого обходилась только местоимениями. Её осанка танцовщицы, которую она демонстративно поддерживала сидя на высоком стуле со спинкой, обмякла. Теперь Нюша опиралась одним локтем на стол и держала карты высоко в этой же руке перед своим лицом. Она хорошо осознала, что выиграет все игры со мной, её уверенность в себе стала абсолютной. После последнего тоста она бросила карты на стол, расхохоталась почти, как ребёнок, вытянула руки и одну из них положила на мою руку на столе. Тут же эта рука соскользнула и упала на моё колено. Она сжала его! Карты закончились! Пьяную тётю нужно было унимать!
К счастью в это время зазвонил телефон! Её телефон! Икая она попробовала остановить смех, но только разбавила его этой икотой. Она потянулась к звонящего аппарату, не отпуская моего колена, но так дотянуться было невозможно и я оторвал её кисть с колена стараясь деликатно положить её на стол. Тут у моей хозяйки начались интенсивные мимические флюктуации с явными биполярными колебаниями. Её счастье хотело оставаться там же, но зачатки гнева и разочарования импульсами прерывали его, а тут ещё и этот телефон. Она таки достала его и смогла совершенно по русски сказать:"Алло!"  Потом в ответ на быструю женскую американскую речь в трубке переключиться на почти нежное:"Хай, ханни! Хау ар ю!"
Это было моё спасение. Разговор дам затянулся и  я успел сходить в свою камору, собирался выйти к машине за сумкой с бумагами. Однакож у стола развилась драма, где милый разговор по телефону  превратился в свару  дам между которыми произошёл полный разлад! Подружка, которая помочилась соседу на дверной коврик, сделала моей хозяйка замечание по поводу использования работника по ремонту электропроводки в доме. "У него нет сертификата, нет диплома и нет страховки и ты платишь ему наличными. Он должен немедленно прекратить у тебя работы!"- слышались назидания бывшей муниципальной служащей в трубке хозяйки. Только что счастливая и пьяненькая, но готовая к бою, Нюра вдруг обмякла. "О'кеу!"- безвольно сказала она в ответ и ещё с минуту продолжила слушать выволочку по телефону. Наконец выключила его. "Мне влетит теперь по полной"- проговорила Нюра, повернувшись и обращаясь ко мне. "За что?"- спрашиваю.
"Я попросила соседа Рика поменять предохранители на щитке и провести проводку к розетке на улице"- совсем уже просевшим голосом изложил она.

 Я:"В чем преступление то?"
Она:"У него действительно нет разрешений на работу".
Я:"Ха, большое дело! Ей то, что до этого?"
Она:"Она работала в отделе труда в мэрии!".
Я:"В прошлом"
Она:"Ну да, но она может сообщить куда надо"- совсем уже угасающе говорит.
Я:"Успокойся и иди спать. Она тебя за розетку заложит, а ты её хозяину коврика". Нюра шутку не оценила, пьяно всхлипнула, резко встала из-за стола, качнулась и опрокинула стул. Я успел подхватить и спинку стула и ее за локоть. Халат её обвис, она запахнула его обеими руками и так и удерживала, словно ей было зябко в жаркой комнате. Так мы и потопали вместе в ее спальню. Она сейчас забыла, что собиралась стать чемпионкой мира по сальсе, волочила свои ноги и "косолапо" шлепала сланцами по полу.   

"Блин, я ее еще и на ужин сама приглашала, и вместе каждую неделю по выходным собиралась по пять кругов вокруг озера бегать. Думала Рик и ей по дому поможет. Он все умеет"- шла и чертыхалась Нюра-Нора.
Я:"Так ты сама ей про розетку рассказала?"
Она:"Нет, папа римский с Пушкиным ей позвонили!! Ты точно дурак! Кто же ещё? Откуда  же мне было знать, что она такая!"
Я:"Когда она соседу коврик намочила, у тебя звоночек не прозвенел?"
Она:"Хватит умничать, научись в карты сначала играть, профессорр,  и не наливай мне полные бокалы больше. Похоже это всё из-за тебя и началось. Она и о тебе много вопросов задавала! С..чка чёртова!"
Нюра попробовала вырвать свой локоть, который я продолжал удерживать, но при этом качнулась так сильно, что мне пришлось ловить её в охапку и направлять нас обоих по центру входной двери. Там она резко крутанулась, злая на весь мир, поймала края распахнувшегося халата и шлепнулась ничком на свою широченную белоснежную кровать с кучей подушек.
   Обняла одну из них, оставаясь в халате, подобрала под себя ноги. Я попробовал прикрыть её покрывалом, но она отпихнула его ногами:"Иди к черту! Я из-за тебя козла квартиру сдала и сюда переехала.."- уже засыпая пробормотала Нюра.
Я выключив свет, подождал немного и услышав лёгкий храп, вышел закрыв за собою дверь.

Да, домой меня сейчас, что-то не тянуло, и я набрал номер старых друзей, которые много лет оказывали мне разную помощь, сугубо по дружески. Это были две овдовевшие тётушки сестрички на пенсии со зрелыми детьми, живущими отдельно, и с которыми у меня были хорошие отношения. Сестрички владели большим домом и охотно принимали меня в гости, когда я заезжал к ним за почтой...