Килуда бэй, Кодьяк 2012
Девственные чистые воды, легальный азартный промысел, изумительные здоровые трепанги
Одним из вариантов решения проблемы полной занятости прибрежного населения южного Приморья может быть масштабное восстановление и регулярное пополнение популяции японского трепанга. Создание полнообъемного пополняемого "стада", регулируемого и контролируемого промысла. Спрос на этот продукт в соопредельном Китае, а также "экологическая ёмкость" и продуктивность прибрежных акваторий Приморья способны давать валовой продукции ежегодно на сумму не менее 30-ти миллиардов рублей!
Даже существующее здесь в течении 20 лет стихийное браконьерство и контрабанда трепанга позволили добыть продукции, по консервативным подсчетам, на сумму не менее 600 миллионов долларов. При том, что его популяция считалась истощенной легальным промыслом существовавшим в регионе еще до 1978-го года.
Как коммерческий объект трепанг в Приморье является феноменальным продуктом. Он знаменит в Китае со времен Конфуция, т.е. более 25-ти веков. Во времена чайных клипперов, на пике торговли Европы с Китаем, трепанг, наряду с опиумом и сандаловым деревом, заменял дефицит серебрянной валюты требуемой для платы за китайские товары.
В наше время он восстребован в этой стране в качестве универсального медикамента, как в традиционной, так и в современной медицинах. Помимо этого он входит в ряд наиболее дорогих деликатесов китайской кухни обладающий, по многовековому поверью, качествами "эликсира юнности".
Всё это объясняет розничные цены в китайских супермаркетах, где за 500 граммов сушенного "японского" трепанга спрашивают деньги сопоставимые с современной биржевой ценой за унцию золота: до 1300-1600 долларов!
В виду непрерывного развития Китая в последние десятилетия потребление трепанга также растет пропорционально и китайские закупщики расширили географию его добычи до глобальных масштабов. С середины 70-х его стали добывать в Северной Америке и Канаде, в Мексике, Чили, на Магадаскаре, Исландии, Новой Зеландии, Австралии, во всех азиатских прибрежных водах, в Красном и Средиземном морях.
Самым дорогим и востребованным видом, по-прежнему, остается "японский" (Parastihopus japonicus), населяющий южное прибрежье Приморского края, а также Южного Сахалина и Южных Курильских островов. Наши акватории считаются чистыми по сравнению с водами Китайских морей, чем и объясняется наивысшая стоимость именно местного "японского" трепанга.
Современное культивирование трепанга в Китае, в бывших креветочных прудах и рисовых чеках, заполняемых морской водой, а также в пригодных морских акваториях дает не менее 200 тысяч тонн трепанга в год. По разным оценкам это годовая индустрия в 20-50 миллиардов долларов в монетарном эквиваленте.
Прудовый трепанг, как уже упомянуто, существенно уступает качественно и потребительски продукту выросшему в чистых естественных условиях открытого морского побережья. Свидетельством тому является высокая активность китайских контрабандистов в современном Приморье, которые и спровоцировали повальное браконьерство в регионе.
Таким образом, при наличии политической воли, компетентной проработке законов о прибрежных промыслах и аквакультуре, вовлекающих именно местное население в данную активность, а также при эффетивном контроле за развитием технологий и экологической дисциплины, все обстоятельства имеют "место быть" в нашу пользу. Быстрое становление морских трепанговых хозяйств способно решить проблемы занятости всего прибрежного населения, и более того, способствовать притоку нового. Одна только эта индустрия способна удвоить нынешнее население Хасанского района, кооторое не превышает сейчас 40-тысяч человек.
По иронии судьбы современное браконьерство является повторением истории столетней давности, когда совершенно аналогично китайские "фанзы"(контрабандисты) скупали трепанг и иные дериваты во всех поселениях тогдашнего развивающегося Уссурийского края.
Из моего опыта участия в конкурсе 2010-го года на получение акватории под хозяйства марикультруы в Приморском крае, а также общения со всеми причастными лицами, сложилось однозначное впечатление о закрытости этой "индустрии", о непреодолимом влиянии тогдашней краевой администрации на круг участников конкурса и полной отстраненности не "элитарного", реального местного населения от персонального участия в создании и развитии хозяйств.
Местная финансовая и административная "элита" по-прежнему рассматривает и употребляет прибрежные биоресурсы, как свои личные, конкурируя за их распределение в "междусобойчиках", используя прикормленнную отраслевую "науку" для оправдания применения любых орудий и методов хозяйствования,"выбирая" своих глав районов для защиты от местного населения(?).
В итоге лишь несколько существующих хозяйств отличает более-менее квалифицированный подход, где в частности работают сотрудники ТИНРО-Центра и Дальрыбвтуза, но их объемы продукции и вложения сопоставимы с односемейным деревенским китайским трепанговым хозяйствои или экспериментальными студенческими лабораториями. Здесь совершенно не просматриваются планы роста подобающие этому объекту. Общие совокупные объемы морской аквакультуры по-прежнему составляют менее 0.5% от возможных и они по-прежнему уступают объемам браконьерских уловов, хотя уровень браконьерства упал по естественным причинам дальнейшей деградации трепанговой популяции. В иных "хозяйствах" не видно ни должной квалификации, ни стратегии, ни намека намерений требуемых инвестиций. Здесь обладание акваториями рассматривается, как вложение в хороший ресурс для спекуляции с незначительными по объемам вялотекущими работами, скрытым браконьерством, иногда с сомнительными технологиями, способными привести, например, к необратимым заилениям малопроточных, но высокопродуктивных мелководных бухт
С середины 70-х годов мне довелось быть одним из ведущих специалистов по марикультуре на Дальнем Востоке. С 1999 года, по стечению обстоятельств, занимаюсь легальным промыслом трепанга в штате Вашингтон, на юго-восточной Аляске и на острове Кодьяк. Совместно с Pacific Shellfish Institute, предпринимаю попытки по восстановлению и наращиванию популяций местного трепанга. Здесь тоже есть трудности преодоления косности мышления, сложных бюрократических процедур и сопротивления экологического лобби,но все проблемы предсказуемы, процессы прозрачны и результаты предвидимы. Мы имеем здесь, в штатах, некий прогресс, но.. даже в случае полного успеха это будет проект с малосущественным результатом для территорий, где каждый день выкатывают по новому "боингу", работает на полную майкрософт, амазондотком, старбакс, крупнейшие в мире яблочные фермы и иные бизнесгиганты, где и в без того мощную инфраструктуру постоянно расходуются з-з-иллионы долларов.
Как гражданину России и специалисту мне, конечно же, хотелось бы реализовать свой многолетний опыт и потенциал на родине, где видна редкая возможность создания полнокровной, эффектной отрасли способной привести к экономическому расцвету депрессивных территорий.. способной отвлечь физически дееспособное населения от контрабанды, спекуляции, браконьерства, воровства металла, выращивания конопли,от массового отъезда отчаявшихся найти себя людей.. У нас в Приморье есть, то, что есть: естественный потенциал, пул академических специалистов, по-своему активное, но вовлеченное вынужденно в сомнитульную или заурядную деятельность .. Все это находится под давленнием состоятельных и влиятельных фигур родом из 90-х, отягощенных марадерским менталитетом рейдеров и пионеров-приватизаторов.
Пытаясь своими силами повлиять на ситуацию, я написал письма в прошлую и нынешнюю администрацию края, в Дальневосточную администрацию Виктора Ишаева и в Роскомитет по рыболовству возглавляемого Андреем Крайним. Полученные ответы можно назвать вежливыми и осторожными отписками, которые варьировали по смыслу от "все, что надо делается, но спасибо за заботу... ", до "а где это можно попробовать!??". Это привело меня к убеждениючто, что без властного пинка "свыше", концептуального динамичного развития здесь не предвидится. Технически же реализация бизнес-проекта возможна в течении 4-х лет для пилотного этапа и 7-8-ми лет для полномасштабных объемов промысла в вышеупоупомянутых объемах.
