Впервые в жизни..

 

      Ночью, на азовском пляже, недалеко от основания Белосарайской косы, у затухающего костра я впервые в жизни поцеловал девушку. Ночь была тёплая,  тихая. Слышны были только лёгкий шелест от мелкой волны на берегу, небольшая возня, шёпот и вздохи засыпающих в палатках, а также потрескивание углей  и стрёкот цикад.
Мы лежали на животах, на нагретом за день песке возле углей и играли в фанты. Я выиграл и мой приз был Лариса Шевченко. Мы с ней вместе сидели за одной партой в 8-м классе. Она была скромной, много читала и тогда с ней было легко общаться, поскольку я читал те же книги.
        Сейчас мы окончили девятый класс, в котором нас рассадили. Меня и "ваганчика", Вовку Ваганова поместили на заднюю парту ибо и он, и я саботировали  украинскую литературу. Никаких идейных причин для этого не было, просто не хотелось учить лишние уроки. Вовка приехал в Жданов из Перми, а я из Хабаровска. За этот год Лариса выросла и превратилась в красивую взрослую девушку. У неё были большие голубые глаза, полные губы, прямой гладкий лоб, мягкий подбородок, изумительная шелковистая кожа и золотистые, вьющиеся волосы. Она оставалась все той же доброй, спокойной и общительной девушкой, но уже вовсю сформировавшейся в по-настоящему взрослую. Луна где-то была за облаками, но её света нам хватало. Привыкшие к темноте глаза позволяли мне хорошо видеть лицо Ларисы. 

      После экзаменов мы всем классом выехали за нашу азовскую Ялту и расставили палатки прямо на обширном песчанном пляже, недалеко от родника с пресной водой. Три дня мы целыми днями купались, готовили на костре выловленных азовских рыбешек бычков, бродили по окрестностям, ловили ужей и тарантулов, играли на гитарах и пели до поздна. Без родителей и воспитателей жизнь была совсем другая. Здесь не было обязанностей, дисциплины и подчинения. Все действия и деяния происходили спонтанно, на душевном подъёме от чувства свободы и независимости. Мальчики ставили палатки, заготавливали дрова, разводили костёр, ловили рыбу, девочки обустраивали быт, наводили уют, готовили еду, руководили мальчиками... купание, игры в волейбол, футбол на песке, километровые походы в обе стороны по пляжу, заплывы к горизонту, посиделки днем в тени, вечером у огня. Смех, крики, пение, дурашливая борьба, приколы, разговоры о том, о сём,  о будущем, измазанные и разрисованные зубной пастой или чёрными  углями лица по утрам, облупившаяся о солнца кожа, охрипшие голосаа...хорошо помню, как зажигали на гитарах Витя Баранец и Леха Пешков. Интеллект и эрудиция Сергея Скрябина в смеси с простецкими приколами Сергей Вахнова наполняли нашу жизнь под открытым небом незабываемым содержанием. Вовка Ваганов опять запал на кого-то из девчонок и краснел не по делу каждые полчаса. Крохотнык сестрички близнецы, Люба и Галя Хахалевы, держали всю жизнь в нашем таборе под негласным контролем, у нас не было даже мелких ссор, не копился хлам вокруг и всегда было, что поесть и .....ни грамма алкоголя, ни капли никотина, похоже мы все были еще настоящими девственниками и девственницами.
       Неподвижное лицо Ларисы в лунном полумраке выглядело загадочно и казалось похожим на мраморное лицо Венеры миллосской. Но у Ларисы были руки и она была слеплена из живой и жаркой плоти. Совершенно не помню смысла этой игры, но играли мы строго на поцелуйчики. Мой выигрыш, я и целую! Лариса повернулась ко мне, публика замерла, я окаменел. В конце-концов как-то решился и поцеловал её в гладкую, шелковистую, упругую щеку, хотя губы были совсем рядом. Мне и этого хватило. Озноб прошёл по всему телу. Мне хочется думать, что и она меня поцеловала, но это вряд-ли.  Мы были тогда очень и очень целомудренными.
Как иначе объяснить моё потрясение, поворот в сознании и смену парадигмы... тогда я слова такого, конечно, не знавал, но всю обратную дорогу в город на переполненном автобусе мой взгляд постоянно останавливался на лице Ларисы. Она была усталой, как и все мы. Ее тяжелые, крупные, хорошо очерченные веки с длинными ресницами, изумительно обрамляли красивые слегка выпуклые светло-голубые глаза.Дни наши были длинными и активными, ночи короткими и бессонными. В глубокую дрёму мы падали под самое утро, а просыпались, как из под наркоза от шума соседей, от буйства и активности друзей, которые засыпали рано.
       Я смотрел на Ларису и она становилась мне все милее и ближе по какому-то внутреннему, новому состоянию. Собственные мысли и игра воображения смущали. Я мог себе представить, как обнимаю её, а вот  ответного поведения Ларисы представить не мог. У меня ещё не было решения, кем стать в будущем,  но видеть Ларису рядом с собой во взрослой жизни я уже мог. Много мыслей о ней роилось тогда в голове, но в автобусе она ни разу не повернулась ко мне.
   
      Накануне 10-го класса неожиданно, от четвёртого инфаркта, умер отец. Мы, трое  братьев,  остались одни с "неформальной" мачехой, которую отец привёл домой пару лет назад. Год пролетел быстро. Дома, было непросто, и потому я хорошенько занялся плаванием, где у нас была великолепная, амбициозная команда в бассейне "Нептун" и тренер,  к которому мы относились очень трепетно.
Потом были выпускные. И всё! Все словно кончилось в одночасье! Мы "разлетелись по свету"!
Ваганчика забрали в армию, в западную группировку войск в Германии, Серёга Вахнов прыгал с парашютом в Уральском военном округе, Сергей Боев поступил в донецкий медицинский,  Слава Третьяков, там же, в торговый, Сергей Скрябин уехал в Москву в физтех, кажется туда же подался и Толик Чех, Валера Аксёнов на истфак все в том же Донецке, а я поездами с пересадками отправился на ихтиологию в Калининград. Тот поцелуй так и оставался моим единственным, хотя в команде у нас были красивые пловчихи, а в классе все девушки стали, как  взрослые.
Н-да, похоже судьба долго берегла меня для особого случая, а времена и нравы этому только способствовали.

Ларису я никогда не забуду. Мы мало общались с ней в десятом классе. Тренировки, соревнования, учёба наскоками, тусовки спонтанные, чтение по ночам, время всегда было заполненно юношескими деяниями того времени .
Однажды её папа в респектабельном расстегнутом пальто, с шарфом на шее, галстуком на груди стоял прямо на проезжей части без шапки, между школой и их кирпичной пятиэтажкой. Они, как и Сергей Скрябин жили напротив через дорогу от школы на улице Апатова. Папа после празднования окончания проекта на работе был глубоко под шафе и его покачивало. Благо машины в те времена были редкостью и по этой улицы ходили только автобусы, да медицинский специальный транспорт в местный морг.   Лариса в тёмной школьной форме стояла на краю дороги и пробовала уговорить папу идти домой. На широком школьном крыльце роились ученики в ожидании звонка к концу перемены. Папа был невменяем. Он не слышал дочки и не отвечал на её мольбы. Было ужасно неловко, хотелось её как-то спасти, но любое действие грозило только ухудшением ситуации, привлечением ещё большего внимания к событию посторонних бездельников. Очень тогда переживал за неё, как за родную.
После школы мы больше никогда не виделись и ничего о ней не было слышно.
      

    В декабре 2022го я увидел их разбитый дом уже снесёным до самого основания. Та же участь постигла дом Ваганчика и наш, на улице Бахчиванджи, а вот дом Вахновых остался стоять, но света в окнах не было, и на стук никто не отозвался. Соседи по площадке были совершенно новыми жильцами и мой звонок в дверь  их сильно напугал. Люди на улицах практически не встречались, слышны были только отдаленные голоса строителей и шум техники. В этом же квартале дворы оставались заваленны разбитыми, обгоревшими машинами, хотя огни электрические уже светились в редких  окнах, но ни единой души вокруг.
Хочется думать, что Лариса осталась жива и находится в безопасности .

Суп Конфуция

 В один из вечеров я сидел в своей лодке с Шейном, моим приятелем из Австралии, и выслушивал его сагу о ссоре с Ерикой, импульсивной молодой женщиной, с которой они дружно и весело жили несколько лет вместе. Сегодня весь день мы с ним по очереди ныряли вокруг ветренных островов, добивая остатки трепанговой квоты в похолодавших серых, темных водах, характерных для местного ноября. 

  Сдав улов, переодевшись в сухое, наварив собранного для ужина мелкого розового гребешка и откупорив небольшую бутылку текилы сидели расслаблено, вбирая тепло натопленной каюты, наслаждаясь тишиной и покоем в шикарной, обезлюдевшей в межсезонье гавани Роч Харбор. Шейн младше меня лет на десять, имеет огромный опыт работ в Австралии на промысле "морских ушёк", на обслуживании океанских садков по искусственному выращиванию тунцов, а в Канаде он добывал морских ежей. В последние семь лет мы встречаемся с ним на промысле трепанга на аляскинском Кодьяке. Он симпатичный крепкий малый, белозубый, улыбчивый, голубоглазый, рыжебородый с хрипловатым голосом и выраженным "осси" акцентом. Глядя на него легко представляешь себе его ссыльных прапредков в кандалах,  что везли в трюмах судов из Англии в  недавно открытую тогда Австралию. Несмотря на свою смешливость Шейн очень амбициозный парень. Пытаясь конкурировать со мной по уловам он чуть не загнулся однажды переработав на глубине в 80 футов. Пришлось вызывать парамедиков, а те в свою очередь, вызвали вертолёт для эвакуации моего австралийского "мэйта" в большую барокамеру  в центре Сиэтла.

       Сегодня он опять уступил мне, но домашние проблемы с Эрикой, конечно, покрыли эту печаль. Впрочем, чтобы с ним не происходило, он всегда улыбчив и позитивен. Печаль, это не о нем, по-крайней мере внешне.
Горячий гребешок заполнил ароматом всю каюту. Этот вид невелик по размерам, его распаренные створки разламывешь руками, макаешь всю его мягкую плоть в растопленное масло и поглощаешь одного за другим, смачивая горло терпкой ароматной текилой. Пар от гребешка через лючок на крыше и через боковые окна попал на причал и к нам в гости ввалился Гэри. Это еще один из наших легендарных водолазов промысловиков,  который отметился своими причудами в молодости на калифорнийских промыслах морского ежа,  потом здесь, в штате Вашингтон,  а также на юго-восточной Аляске и на острове Кодьяк. У меня сохранилось множество ярких, животрепещущих воспоминаний от работы на его лодке в первые годы моей трепанговой карьеры. Сейчас глаза и рот Гэри широко распахнулись от увиденного сквозь пар в моей обители:"Вау!"- прорычал этот бородатый цыган, прапредки которого прибыли в Америку из ивано-франковской области ещё до революции. Здесь он Гэри Майкелсон. Там бы он, наверное, звался  Игорем Михельсоном.
Шейн быстро нашёл третий стакан и мы продолжили крошить гребешка все с той же текилой. Никто из нас не является пьяницей, поэтому мелкими глотками мы просто умягчали тяготы ноябрьского дискомфорта.
Помимо получения чека при оплате улова,  для меня это удовольствие номер два, посидеть душевно вот так вот вместе с избранными коллегами. Нудные, завистливые, высокомерные или подлые в их число не входят, но они есть. Работать с Гэри трудно, опасно и лучше этого избегать, но в баре или вот здесь,  в моей каюте он настоящий душка, улыбчивый, разговорчивый, очень  комфортный.
      Гэрри:"Как дела, парни?"
Шейн:"Русский не дал мне сегодня, как следует развернуться и пару раз натянул мой шланг до предела, но это ничего! Хахаха!"
Я:"Я не дал? Это ты  тянул до последнего, прожигая дневной свет и моё время зазря на полупустых участках! Мы могли бы в полтора раза больше собрать!"
Шейн:"Не волнуйся, мы и так неплохо сработали!Хахаха!" Это Шейн.  Он все заканчивает со смехом, особенно если косяки именно за ним. Он  сегодня, действительно, упирался без нужды на малопродуктивных полях, несмотря на перенесенную "кессонку" дух соперничества в нем не убавился ни на грамм.  Поэтому то теперь я его на своей лодке держу только на мелководных участках. Было бы лучше, если бы мы чаще переходили в поисках более продуктивных мест.
Я:"Как у тебя дела, Гэрри?"
Гэри:"Мой долбанный матрос не пришёл, и я один весь день провозился в порту с долбанной гидравликой!"
Это старая история и я спросил его просто для поддержания разговора. Матросы неохотно идут к Гэри, зная его характер и темперамент. По какой то причине на своей лодке Гэри превращается в деспота. Также и с лодкой, несмотря на ежегодные вложения, обновления и смену моторов, оборудования, удлинение корпуса, она у него постоянно в ремонте.  Мы только гадаем откуда он берет деньги на все это.

      Зазвонил мой телефон. Это была одна из тётушек сестричек:"Вася, у нас знакомая в Нордгэйте сдаёт часть своего дома. Это, как квартира с отдельным входом и местом для парковки машины. Тебе интересно?"
"Да!"- кричу я в телефон:"Дай мне номер, пожалуйста!" Получив номер, решил не медлить.
"Окей,  парни, наслаждайтесь дальше без меня! Шейн, закроешь кабину и прибери тут после себя, мне надо сваливать! Завтра раскэшу чек и переведу тебе деньги. Извини, Гэри, надеюсь у тебя все наладиться, трепанга еще хватает, но найти его, конечно труднее, чем летом! Пока!"- хлебнув чая я порадовался, что бутылка с текилой выглядела едва початой. "Брэд бы посмеялся над нами!"-сказал я показывая на бутылку. Гэри и Шейн хохотнули.
"Не волнуйся, русский, мы без тебя постараемся не посрамиться!Хахаха!- прохрипел Шейн. Гэри тоже посмеялся. Брэд, наш общий друг из трепанговой индустрии. Он пьёт как рыба, а за этих двоих можно было быть спокойным. Через пять минут покончат с гребешком, а бутылку заткнут пробкой. Оба, в общем-то,  следят за своим здоровьем.
Быстро собравшись я пошёл по пирсу к машине, надеясь успеть на паром и наслаждаясь от одной мысли, что наконец-то можно будет иметь уединенное, приватное жилье.

      Нюра встретила необычно приветливо. Она была опрятна, спокойна и с неким любопытством во взгляде. "Засиделась ты, Нюра, в девках!"- эта мысль возникла в моей голове при встрече. Для женщины средних лет, вполне устроенной, с хорошей работой, остро нуждающейся в мужчине, в нашем штате она давно могла бы наслаждаться жизнью с достойным компаньоном. Не будучи экспертом по марьяжным делам я однозначно пришёл к заключению, что дело здесь только в ее сварливом характере и в завышенных ожиданиях. Впрочем моё дело сейчас просто известить Нюру о моём отъезде и упаковать свои шмотки.
      

     -"Рита, говорит, что ты теперь знаменит!?"- вдруг практически восторженно полувопросительно произнесла Нюра глядя на меня расширенными глазами. Она стояла в дверном проёме загораживая мне вход. Я шагнул вперёд, она посторонилась, но продолжала смотреть мне в лицо ожидая ответа.
Рита, одинокая пенсионерка, наша соседка по дому. Она выросла с родителями, братом и сестрой, в Монтане на огромной ферме с которой сбежала навсегда, как только ей исполнилось 16 лет. Потом она прожила бурную, турбулентную жизнь, а растеряв родных и друзей, на пенсии уединилась в этом небольшом доме по соседсту с Нюрой. Рита сильная, крепкая невысокая женщина, чешских корней, с высокой причёской, как у Анжелы Дэвис, толстыми очками, низким прокуренным, повелительным голосом. Совсем недавно мы как-то естественным образом познакомились. Я долго не мог завести свой трак на площадке у дома, она курила в это время на своем крыльце, а потом насмотревшись на бесплодность моих усилий, просто подошла и предложила
использовать её сервис "триплэй" для вызова технички. Это помогло и сильно растрогало меня. До этого не менее года мы, практически не общались и она выглядела нелюдимой особой. Она и есть такая, но если видит чьи то посильные ей проблемы, не колеблясь предлагает свою помощь.
        Это сейчас я Риту знаю так хорошо, а тогда мы впервые с ней разговорились и я рассказал ей историю с наездом на будку у паромной переправы и даже показал ей газету с заметкой. На Риту газета произвела сильное впечатление. Она сказала:"Вау!"- и посмотрела на меня, как на пришельцы с неба. Очевидно, что потом они с Нюрой общались. У Нюры все еще не изжит иммигрантский комплекс неполноценности и она часто обращалась к Рите за житейскими советами. Рита, хоть и осуждала Нюру за неразборчивость в мужчинах, особенно ей не нравился безликий, неухоженный чёрный парень, но никогда не отказывала ей в помощи. В случае с чокнутой американкой, которая мочилась врагам на дверные коврики, ритина помощь и вовсе оказалась решающей. Рита так возмутилась вмешательством этой чокнутой в личную жизнь Нюры, тем более, что именно она, Рита, рекомендовала Рика для работ у Нюры, что немедленно потребовала номер телефона возмутительной особы и тут же набрала его:"Listen, honey! (Послушай, дорогая!)"- прорычала она в трубу голосом флотского адмирала:"What the hell are you thinking of yourself!? How dare you interfering in private life of my dear friend? You don't have any warrant or current valid license to control somebody's private lives and deeds!!!... (etc.)!" (Что ты о себе возомнила, черт побери! Как ты посмела вмешаться в личную жизнь моего дорогого друга? У тебя нет никаких полномочий и предписаний для этого .. и т.д.). Это и на меня произвело сильное впечатление и я намотал себе на ус ибо, действительно, если твой английский слаб, а поведение неуверенное, находятся порою местные, которые принимают таких иммигрантов за недоумков и с удовольствием начинают свою менторскую активность с претензией на благие намерения.  Технически за псевдовластную самодеятельность, этой чокнутой, вполне можно было бы предъявить реальные претензии именно к этой особе, а не к Нюре. Ритин звонок сдул, много раз  упомянутую здесь Нюрину подружку,  напрочь из ее жизни и коврики под дверью у Нюры также остались непорочными.

    Я вошёл в комнату, Нюра засеменила за мной. "Это правда, что о тебе в газете написали?"- она просто сгорала от нетерпения в ожидании ответа.
"Ну,  да"- говорю:"Там местная газета в этом городке".
Она:"Покажи!" Я смотрю на нее и глазам не верю, она только что не дрожит от нетерпения. Пошёл в свою комнату, принёс большую многостраничную газету, развернул на нужной странице и показал пальцем обзац в пару десятков строк, а также и на фотографию лодки на трейлере, где я на палубе и менеджер рядом стоит.. Нюра аккуратно развернула оба листа двумя руками и слово за словом перечитала написанное. Долго рассматривала фотографию, потом положила газету на стол. "Я дочке об этом расскажу"- и она полувопросительно посмотрела на меня.
    

     "Слушай"-  говорю:" я нашёл жилье ближе к моей работе и через неделю буду переезжать".
Нюра, какая то совсем другая теперь, промолчала, словно не поняла, что я ей сказал, а потом говорит:"Знаешь, я решила отдать дом банку, чтобы не выплачивать займ и переехать к дочери, в Беллевью, у них там огромный дом со студией на первом этаже, но ты можешь жить здесь ещё с полгода, пока они его не выставят на продажу".
Хммм, как то разом наладились и жизнь и отношения. Мы опять сыграли в этот вечер в карты. Я все равно поддавался и в этот раз она, кажется, поняла это. Мы не пили вино и она не праздновала свои победы. Когда расходились она вдруг вспомнила:"Ты мне так много рассказывал про трепанга, про его уникальность, про то, что это эликсир молодости, но ни разу не предложил и нё угостил меня им".
Я говорю:"Как то не думал, что это тебе важно. Ты еще молодая,  здоровая, отлично выглядишь! Пожилые люди начинаю искать эликсиры".
Она:"Послушай, мне уже 52!" Она погрустнела. Притихла.
Я:"В холодильнике есть несколько фунтов варёного,  можешь взять половину".
Она:"А что я с ним буду делать? Я его видела. Он чёрный, скользкий, прямо скажем, пахнет  не очень!"
Я:"Примерно также с варенными грибами, но если суп сварить,  через сутки он набирают ароматы специй и всего прочего, что ты туда положишь и его вполне уже можно есть. Даже с удовольствием".
Она:"Вот вот, ты мне, как раз про суп и говорил. Суп Конфуция, верно?"
Я:"Суп повара Конфуция"- уточняю.
Она:"А ты варил уже?"
Я:"Ни один раз, но не по полному рецепту. У нас нет акульих плавников и ласточкиных гнезд. Все равно получалось неплохо".
Нюра смотрит вопросительно, по доброму. Совсем Нюра другая стала.
"Может приготовишь?"- говорит и видно, что не верит, что соглашусь. А я, наоборот, думаю, почему бы и нет. "Завтра"- говорю. 
На том и разошлись. Я достал контейнер с трепангом из морозилки, поставил его в раковину на кухне и попросил Нюру закрыть Мурку в спальне, чтобы не разодрала случайно наш "эликсир".
"Мурку вчера усыпили, она совсем немощной была"- глаза Нюры повлажнели и она скрылась у себя.
     Утром, помня обещанное, поставил большую кастрюлю на огонь, залил в неё куринный бульон из картонных контейнеров, купленных в "сэйфвэе", стал готовить трепангов. Оттаявшие они слегка разбухли, размякли и под струёй холодной воды заблестели упругой кожей. Важно тщательно вымыть остатки песка на внутренней стороне, у некоторых легко отделяется мышечный, мешок, тогда его отделяешь и нарезаешь все вместе небольшими кусочками. Их можно сразу вкладывать в нагревающийся бульон.
Легенда об этом супе гласит, что его рецепт действительно изобрел повар Конфуция в честь "Восмерых храбрецов под руководством буддийского монаха Архата, пересекших в ладье ночью бурное море!" Кто были эти храбрецы, мне до сих пор неведомо, но во многих сувенирных лавках Китая можно найти сувениры с ладьей в бурных волнах. Их вырезают из красного полированного дерева или отливают из металла покрывая его золотой патиной.
В итоге рецепт состоит из восьми компонентов в честь каждого храбреца, а куриный бульон является девятым компонентом в честь самого Архата.Трепанг, рыбий пузырь, рыбьи кости, ласточкины гнезда, акулий плавник, сало, спаржа, столовое вино, это и есть полный перечень главных копонентов данного супа. У меня всегда есть трепанг, легко найти бульон и спаржу, все остальное  приходится импровизировать. Для Нюры у меня был хороший куриный бульон, мой трепанг,  далее пошли белый сладкий нарубленный лук, немного спаржа, филе трески кусочками, мелкая картошка, орехи кэшью, для аромата я как-то добавил ложку арахисового масла, и в конце две ложки обычной водки. Вот такой вот эликсир я сварганил пожелавшей омолодиться Нюре. Конечно же сначала я все попробовал сам. Хотите верьте, хотите нет, пока она приготовила себя к обеду я съел две плошки этого супа. После работы в море у меня тогда был хороший аппетит. И, честно, получилось неплохо, сытно, ароматно, трепанг впитал в себя бульон и арахис. При этом он был мягкий, но достаточно плотный, чтобы ощущать его текстуру и жевать с удовольствием. Точно лучше, чем большинство грибов, которые я едал. Густой бульон хотелось пить чашками. Он получился какой-то новой породы, словно образовался гибрид шурпы и сафрана. Вываренные кэшью можно было мять языком о нёбо, можно было легко жевать не беспокоясь за здоровье зубов и не опасаясь забивки волокнами пространств между ними. Картошка добавляла шершавую мягкость в полости рта , а вниз обработанные здесь продукты комфортно и тепло устремлялись без какой-либо угрозы внутренним органам.  Желудок блаженно принимал импровизацию легендарного супа, обещая спокойное пищеварение, лёгкое насыщение, а также заряд энергией организма на продолжительный период.
Оставалось только надеятся, что и Нюре суп тоже понравится.
И он понравился! Она осторожно съела полную тарелку, и сидела некоторое время с изумленным видом.
"Как ты думаешь,  насколько он может омолодить?"- спрашивает задумчиво Нюра.
"Лет на пятнадцать, запросто!"- говорю так легко,  как до этого легко изменил весь рецепт. Трепанга то я ничем не подменял и его там было в достатке. А в том, что он весьма и весьма полезен,  восстанавливает соединительные ткани в наших деградирующих кровеносных сосудах, в наших суставах, в подложке нашей кожи, делая её упругой и блестящей, в этом я был уверен и не кривил душой. "Ешь, Нюра, трепанг регулярно и ты в этом сама убедишься!"- Это все, что я ей сказал. Нюра достаточно умная женщина. Она знала, что когда мы расстанемся ей негде будет найти трепанга, чтобы есть его регулярно. Поэтому она наполнила вторую тарелку и с удовольствием ее опустошила. Причем она наловила в кастрюле небольшой ложкой большое количество кусочков самого трепанга. Бульон и картошку с орехами она уже не очень хотела.
Что от них за прок в соединительной ткани? И уж их то она всегда найдёт в любое время.
Поблагодарив за обед,  Нюра убрала со стола и помыла посуду. Я ушёл к себе с намерением начать потихоньку паковаться, но вместо этого прилег на диван и заснул часа на полтора.  Когда проснулся решил сходить в ванную освежить лицо и все-таки приняться за дела. Выходя из ванной увидел Нюру стоящей у окна с глубокой миской потихонечку жуюшей все еще тёплого трепанга.
"Надо же, как угодил ей! Она наверное захотела разом помолодеть лет на тридцать!))"- как то так подумалось мне.
Есть сегодня более не хотелось и вечером я вновь уснул без ужина и даже без чая. Хорошо спалось. Планы определились, отношения наладилась и сны, если и были, то спокойные и приятные.
Проснулся неожиданно часа в два ночи. Проснулся от грохота и тряски, как при землетрясении. Дверь в мою спальню распахнулась резко,  ударилась о край моего футона с невероятной силой подбросившей и потрясшей меня. Ни черта не ведая о том, что происходит подскакиваю вместе с простыней и чуть не слепну от яркого электрического света, а дальше больше, видение мокрой, растрепанной, взбешенной фурии в слабо запахнутом длинном халате с широкими рукавами,  орущей матерным рыком:"Ты что, убить меня захоотееел!!!!" , снесли мой сон и дремы напрочь!
Бедная Нюра, а это была она, стояла на дрожащих ногах, удерживая себя руками за дверь и стенку возле выключателя. Лицо ее перекосили неведомые мне страдания и очевидная  ненависть.  Оторавшись, казалось что она была готова зарыдать, но неожиданные спазмы по всему телу и ужасный звук в горле придали ей такие силы и энергию, что она мгновенно исчезла с моих глаз, словно кадр в кинозаставке. Стук бегущих ног по полу, грохот двери,  отдалённые звуки рыгания, всхлипы, кашель, прерывались рыданием и  проклятиями в адрес вашего покорного слуги, мой читатель.
   Мы оба не спали до самого утра. Все признаки белкового отравления были налицо и, Нюра, дипломированный советский медик, который также прошёл американские классы медсестер, не могла этого не признать в конце-концов. Мне оставалось только готовить промывочные растворы из Нюриных аптечных припасов. Их было здесь в достатке. Самой промывкой я не занимался и даже воздержался от наблюдений таковых. Я не медик по жизни,  отворачивался даже в случаях, когда моя дочь меняла памперсы у внучки.

К утру дела более менее наладились, похудевшая, побледневшая  Нюра  уснула. Лицо ее от многократных умываний полностью лишилось даже следов косметики. За ночь Нюра потеряла не менее пяти фунтов. Если посчитать улетевший напрочь через все ее отверстия суп, то и того более. Уставшее лицо ее осунулось, расслабилось, разгладилось и, как хотите, но  оно стало почти младенческим. Я смотрел на нее спящую и понимал теперь, как могла бы выглядеть Нюра, если бы умерила свои амбиции и бережнее относилась к остаткам своей девственности, ну и трепанг бы ела, хотя бы время от времени.
Как-то так.

Через два дня она полностью оклемалась, почувствовала свою телесную лёгкость,  проверила себя на весах и зашла ко мне в комнату. Прочитав её смиренное выражение, понял, что хочет извиниться за ту ночь. Поносила она меня тогда знатно, как извозчик, как портовый грузчик, как падшая обиженая женщина, как разгневанный армейский сержант, как пьяный боцман на нашем траулере... даже тогда, когда я носил ей бутылки и грелки с промывочными растворами..
      Тем временем я уже заканчивал паковаться, мои мешки и коробки стояли вдоль стен и  мне оставалось только собрать развешенные по стенам, портреты, пейзажи, календари. Она первый раз вот так вошла сюда ко мне. Дверь была открыта. Вошла и тут же забыла  зачем,  рассматривая все, что ещё висело по стенам.
"Ты сколько лет живёшь один?"- спрашивает. Продолжаю паковать и заворачивать, а в то же время пытаюсь сосчитать годы. "Всё ещё любишь?"- спрашивает опять. И, вот тут хочу заметить одно её замечательное качество, если ты ей не ответишь, она не настаивает,  просто задаёт тебе другой вопрос.
"Что же мне девчонкам то сказать?"- говорит, а сама стоит в реальном недоумении.  Я:"Что за девчонки? Что тебе им нужно сказать?"
Она:"Ну, почему у нас ничего не случилось? Я тут с тобой столько времени прожила".
Я повернулся к ней.  Вижу, что все серьёзно, не по-детски это.
Говорю:"Скажи им, что меня на войне ранило!"-
"Хахаха!!!"- так весело и  облегчённо засмеялась Нюра.
И, в общем-то это все про Нюру. С тех пор прошло уже десять лет. Иногда Рита, случалось, получала звонки от неё, но и это тоже было уже очень давно.
Я же продолжаю ловить трепангов, но если захотите их попробовать, не спрашивайте меня, делайте это на свой вкус и риск.
Чао!

Еще про Нюру

 Своего интернетного американского мужа из Спокейна, который привёз Нюру из уральского шахтерского городка, она быстро сгубила, как и свой брак с ним. Как оказалось он писал и публиковал какую-то фантастику, а она не шаря ни черта по английскому, критиковала его язвительно, стараясь доказать свои лучшие познания в астрономии и теории относительности. Вот она такая. Мужу сильно это не понравилось и он вскоре заплатил ей какие-то откупные чтобы не затягивать с разводом.

С писателями так нельзя. Настоящие писатели хрупки, ранимы и до смерти уязвимы. Она не стала возвращаться к родным медным шахтам, обрела на деньги полученные при разводе этот домик и довольно успешно обустроила свою преподавательскую карьеру. Ее писатель вскоре, на самом деле помер, но ей уже больше ничего не завещал. Нюра пожаловалась на это, но сильно не горевала.
Просто завела себе бойфренда в надежде на более успешное замужество, потом другого, потом еще. Они стали появляться у нее теперь регулярно. Она приходила изредка с ними в  нашу сложившуюся иммигрантскую  компанию, представляла своих мужчин, и нам оставалось только не путать имена нового с предыдущим. Найти мужчину русским девчонкам в нашем штате нетрудно. Возрастные американцы здесь подавлены, унижены и запуганы тотальным феминизмом.   Разводные дела в штате Вашингтон решаются, за редкими исключениями,  в пользу их местных соплеменниц хорошо знающих свои права. Разоренные, разведенные и отчаявшиеся джентльмены аборигены с голоду бросаются на российских иммигранток еще не познавших сполна свои местные права.
Нюра же жить без мужчины физически не могла, разборчивостью, как оказалось,  не отличалась, брала всякого, кто был более менее чисто одет, имел машину и обладал мужским здоровьем. Мне хорошо запомнился Тони, интеллигентный здоровяк с юридическим образованием. У него был подержанный БМВ, но для нашей компании он был находка. Тосты, еда, водка, пьяный кураж и свободные разговоры о спорте, женщинах и политике отлично соответствовали его итальянскому темпераменту. У него был диплом юриста, но кто-то из  друзей утащил его на ближний восток в охранную службу крупной нефтяной компании. Там была некая экзотика и неплохие деньги. Однако по возвращении на родину его ждала больная жена подавшая на развод, истекшие бары для юридической практики и потеря дома в пользу жены. Кроме того суд обязал его пожизненно платить ей алименты в связи с потерей трудоспособности . 
Нюра долго не ведала всего этого. Они хорошо проводили время в небольших путешествиях по краю, появлялись на людях и, похоже, она уже строила долгоидущие планы. Они рухнули враз, когда оказалось,  что ее адвокат Тони, на самом деле, торгует могильными плитами и табличками для надгробий в компании своего друга детства.

Потом появился школьный учитель физкультуры Билл. Этот полутяжеловес, еще выступал на соревнованиях по вольной борьбе, обладал великолепным, только что отстроенным домом на холме с шикарным видом на долину реки Зелёной и на одно из бетонных полей компании Боинг. Он разъезжал на новом, красном "мустанге" с откидным верхом, ходил в шортах и теннисках с короткими рукавами. Мощные загорелые бицепсы, шея, бедра, а также ранняя блестящая лысина выглядели впечатляюще. Он мне показался умным на вид, но я сильно ошибался. Юмор у него оказался солдатский, речь недоразвитая, а взгляд либо исподлобья, либо в сторону. Не знаю, сколько они встречались, в компанию к нам  она его не приглашала и я бы о нем не знал, если бы не снимал её домик. Там то он мне и попался несколько раз, чтобы запомнится так, как я только что упомянул. Разошлись они сразу, как только вскрылось, что парень это банкрот, дом давно заложен, но банк позволяет ему там временно жить до его продажи. За "мустангом" однажды пришли судебные исполнители, а ездить на старом пикапе шевроле Нюша отказалась.
Ещё запомнился чернокожий Тайсон. Они с Нюрой занимались вместе танцами, сальсой. Парень был лет на десять моложе её, носил кроссовки 46 размера, одет был, как почтальон в униформе, пострижен налысо, говорил крайне редко и ни разу при мне не улыбнулся. Машины у него не было, Нюра сама его привозила из Сиэтла домой в Редмонт. Его она тоже в компаниях не показывала. Вероятно он был ей нужен, пока никого другого не было, или просто для разнообразия.
Остальных уже не помню, либо не видел, но был наслышан. Вот такая была у меня хозяйка дома.
И это ещё не все о ней. На родине, с ее слов, она была чемпионкой мира по акробатике. Я посмотрел спортивные альманахи и Нюру там не нашёл.
Тем не менее амбиции у неё были. Как то во время очередной игры в карты она поделилась планами на будущее. Уже почти полгода прошло, как она начала осваивать азы сальсы.
"Я,"- говорит:"когда стану чемпионкой мира по танцам, перееду в Нью Йорк! Там я забуду всех вас, пьяных дураков и выйду замуж за Трампа!"
Я:"За Дональда Трампа?"
Она:"Ты чё, прикидывешься? Какие ещё в Нью Йорке могут быть Трампы!?"
У Трампа тогда действительно дело шло к разводу с Иванкой.
Я:"Слушай, тебе нужно побольше и поскорей тренироваться!"
Нюра посмотрела на меня почти высокомерно. Возможно она уже видела себя на должном уровне. Она показывала мне ролики снятые на занятиях сальсой. Там её энтузиазм был очевиден и она вполне высоко могла вскидывать одну ногу, откидываясь назад и накрашена была ярко, и партнёров толкала и тягала энергично, но в целом было ясно, что Трамп её не дождётся. Но это я вам сейчас это говорю. Тогда я постарался искренне пожелать Нюре удачи.
Бывали ещё позитивные моменты в её жизни, когда она временно превращалась в красавицу. Совершенно недоступную ибо...
В общем сами смотрите.
Прихожу я как-то из бассейна или с промысла приехал. Точно не помню, но с неделю дома меня не было. И был выходной. Пошёл я через дверь со двора, чтобы сразу в свою комнату попасть, а именно тут был телевизор большой и диван напротив. Захожу, комната солнечным светом через окно залита, на экране фигуры в оранжевом, на диване Нюра сидит по турецки, слушает барабаны какие-то и медитирует. Не стал ей мешать,  даже привет не сказал, скорее в комнату.
Она буддизмом увлеклась. Да как-то серьёзно все, книги, видео, разговоры, фэншуй...
Я от этого далёк. Крестили меня православные в два года, с этим и живу более менее, а ей разговаривать надо. Сижу пью чай. Нюра после трех часов у телевизора, пришла к столу. Лицо блаженное, светится, взгляд вдаль направлен через второе окно, там мексиканцы у соседей газон стригут.
"Я, наверное скоро в Тибет поеду!"-говорит спокойно, хрипота кудато делась. Я пью чай.
Она:"Далай Лама неженат!" Я пью чай.
Она:"Я хочу замуж за него!"
Почему-то я не удивился.

Все это было до того, как я киоск возле парома не долбанул. Я тогда не поехал домой, а провел выходные у овдовевших тётушек сестричек. Они мне всегда рады. У них и борщ оказался и домашнее варенье,  и селёдка маринованная из русского магазина, и чай на каких-то травах. Хорошо вечерком посидели. Им все про меня интересно и сами новости мне доводят из российского телевидения. Оно у них сутками не выключается. Грязные шмотки в их машинку забросил. Сам отмылся по человечески и комнату мне дали тихую, уютную с мягкой постелью и пухлыми подушками. Проснулся в воскресенье, солнышко в окошке, там же и сосёнки высоченные и какие-то птицы порхают и щебечут. На кухне пока тихо и я не спешу никуда, нежусь в тёплой и сухой постели.
Звонит мой телефон. Номер местный,  незнакомый, но тогда ещё телефонных жуликов почти не было, нажимаю ответ.
Там американский мужской голос:"Могу я поговорить с Василием Калашниковым?"
Я:"А вы кто такой?" Говорить по телефону "да" меня уже давно отучили.
Он:"Это страховое агенство на стороне паромной компании штата Вашингтон!"
Я:"Ну и?"
Он:"Оценка ущерба нанесённого вами составляет две тысячи четыреста долларов!"
Я завис. Потом сдержался и вежливо говорю:"Вы там с дуба не упали?! Стекло шириной в два фута поменять вместе с работой стоит не более двухсот долларов!"
Дуб там, конечно, не был упомянут, но я именно так хотел бы им сказать.
Он:"Там еще царапина на стенке
и они решили весь домик перекрасить, а также навесить дождевые желоба!"
С таким энтузиазмом этот агент разговаривал, а закончил и вовсе со смехом:"Have a nice day, sir! Hahaha!" И повесил трубку.
Женщина, которая оформляла протокол у парома, говорила, что скорее всего они спишут все эти расходы с меня ибо отчасти там была и их вина. Работники руководящие погрузкой должны отслеживать всякие ситуации. Видать там разные работники, а разбираться и судиться в таких случаях, это не моё. Слишком много времени и сил на это уходит, а мне работать надо. В общем этот агент сделал мне "прекрасное" воскресное утро.  И это тоже было только начало истории с долгими последствиями. 

Домой теперь нельзя

        Отработав три дня на исправленной лодке, можно было бы быть довольным результатом и спокойно отдохнуть до следующего понедельника. Отмыться от соли, отлежаться, отоспаться в своей постели, поесть горячего, попить горячительного. Правда для этого нужно было оставить лодку в гавани и совершить большой вояж миль в двести по двум фривэям в один конец. Там, в съемном доме, ожидает старый футон на котором всегда можно легко и широко раскинуться, там же ожидала ванна, в которой неплохо удавалось хорошенько отмокнуть в горячей воде, там же стоял холодильник и, если  прошерстить его и кладовку, прикупить еще каких-то яств по дороге и сварганить "такое-эдакое" блюдо, стол накрыть,  чтобы елось и пилось всласть и вдосталь. Тогда забудится на время мятый спальный мешок, вечно влажный воздух гавани и ночной стук борта лодки о пирс при малейшем волнении.  Такде можно будет отвлечься на время от сухомятки с галетами, жирно-копченой салями, от сыра, запиваемыми на ходу водой, колой да остывшим с утра заваренным  кофем.

Но что-то свербило внутри и душа колебалась. Прошло больше года с момента потери своего жилья и половина этого времени я успел насладиться новым местом в Редмонте, в одноэтажном домике на 120 квадратов, где почти никто в округе меня пока не знал, не беспокоил, а все мои вещи лежали там, где мне удобно. Но вот несколько месяцев назад эта идилия резко изменилась. Хозяйка дома неожиданно сдала свою квартиру в Сиэтле и въехала вновь в этот дом, который до этого сдавала мне целиком. С ее переездом моим вещам пришлось потесниться, а частично я перевез их в платный склад. Дверь в спальню на ночь приходилось теперь держать закрытой, а в ванную нагишом ходить прекратить. Сама хозяйка поселилась в мастер-бедрум, там у неё имеется полностью приватное пространство и ванна с джакузи, но вот кухню нам теперь приходится делить. Вход в дом здесь также общий, хотя есть еще выход во дворик, но идти к машине в этом случае мне приходилось бы мимо окон её спальни. А ещё она кабинет обустроила  прямо напротив моей ночлежки.  Жить, конечно можно, но прежний комфорт полного уединения пропал напрочь. 
Она, в общем-то,  была бы неплохой особой и собой тоже ничего. Натуральная блондинка, спортивная, хорошо сложенная, можно сказать симпатичная, относительно молодая, из наших иммигрантов и были мы знакомы уже около десяти лет. Потому то её неуживчивость была мне хорошо известна. Её симпатичность, на самом деле, трудно  было рассмотреть сквозь её обычную гримасу хронически недовольной дамы. Серые глаза Нюры, её звали Нюрой,  словно застыли навсегда в недоверчивом прищуре, губы поджаты и слегка оттянуты назад, голос с хрипотцой от долгого курения в прошлом. Если ты рядом с ней, то ты автоматически в чем-либо подозреваемый.  Если нет, то тоже не лучше. В хорошем настроении тебе отводится роль слушателя об её обидах на коллег, на соседей, на временную подружку по совместным пробежкам в ближайшем парке или на последнего бойфренда.  Мир как бы всегда был к ней несправедлив, а люди из близкого круга, по разным причинам, со временем, вызывали у неё непременное разочарование.
А память ее хорошо удерживала старые обиды. Из этих воспоминаний мне, например, хорошо было известно об ее однокурснице по институту,  соседке по комнате в общежитии. Та умудрилась слопать Нюрину курочку целиком лет двадцать тому назад. Про её дружка Тони я уже рассказывал.
"Адвокат, блин!"- вспоминала она его всякий раз и повторяла заново историю их знакомства, которое закончилось сразу, как только Нюра узнала про его занятия продажей надгробий, а также про бывшую больную жену на его содержании по решению суда при разводе. А вот про наши весёлые попойки в большой русскоязычной компании, куда она с гордостью приводила этого плечистого, рослого, по европейски одетого, в очках, интеллигентного и компанейского парня, не вспоминала ни разу. Как и про их поездки по достопримечательным местам в горы, на озера, на океан, и к гейзерам, тоже ни слова. А фотки они тогда оба показывали и все там у них было здорово.
Одной из ее последних обид был поступок этой новой подружки по совместным пробежкам. Сначала знакомства они были "неразлейвода". Бегали, катались на велосипедах, обсуждали диеты. А еще  Нюра гордилась тем, что  подружка  когда-то работала в муниципальных органах, что для уральской иммигрантки имело почти сакральное значение:"Муниципалитет это уровень! Это круто!  Ого! И она смелая, врагов не прощает!"
"Это как!?"- удивился тогда я. "Ой, представляешь, она сегодня написила соседу на чистый коврик под его дверью, за то, что он накричал на её собаку! Хахаха!!!" От такой симпатии к подружке у моей хозяйки лицо разгладилось, глаза засияли, плечи развернулись. Она, в такие моменты становилась хороша, начинала выглядеть симпатичной и довольной своей жизнью.
"А сосед то видел эти её деяния?"- любопытствую.
"Ну ты что, она же совсем не дура!"- хозяйка смотрит на меня с удивлением и осуждением. Т.е.дурак тут я, а подружка значит все равно смелая!
"А за что он на собаку то накричал?"- говорю для поддержания разговора, пока она все ещё симпатичная.
"Да у неё этот Чарли (собака) такой тоже оторва, он к соседу на газон ходил кучки откладывать, хахахаха!!!"- Нюша, её ещё  Нюшей по-нашему зовут, заливается хорошим смехом и снова выглядит моложе счастливее и симпатичнее. "Ну и дела!" - думаю:"Никогда не знаешь кому и какое в этой жизни счастье привалит".
      Мы с ней, какое-то время по вечерам в карты зимними вечерами сподобились играть, тогда люди ещё не залипали на смартфонах, как сейчас. Играли "в дурака" и вначпле пару раз я выиграл. Это была моя большая ошибка. Как оказалось, это было самым серьезным личным оскорблением для неё за все время нашего знакомства. Она потемнела и обезмолвела! Стало понятно, что теперь мне никогда не будет прощения ни за временно распахнутую дверь, когда выходишь на минуту к машине, ни за ее старую испуганную кошку, которая всякий раз мяукая шарахалась от меня, когда я входил в гостиную, ни за оставленный на улице мусорный бак в день вывоза мусора, а уж если почту попутаешь или сметану открытой поставишь в холодильник простым выговором не отделаешься,  жалоба разойдется по всем соседям при встрече или по телефону по общим знакомым, если кто-то решит потерпеть ее и выслушать. При этом текущее преступление, будет дополнено историями про прошлые деяния. А там была однажды немытая посуда, потом чашка с недопитым чаем на столе,  носок забытый в стиральной машине, водолазный костюм развешенный на заборчике вокруг полудохлой клумбы с завявшими цветами и жалоба соседей, чьи детишки лупили баскетбольным мячом по моей машине и этот мяч пришлось забрать, и забросить на крышу, до возвращения родителей. Грехов хватало. В общем решил я ей поддаваться в эти картишки и, верите ли нет, но жизнь тогда враз наладилась. Теперь "дураком" был только я и, раз так,  она готова была играть до поздна. В последний раз она для пущего веселья притащила  бутылку своего шардоне с бокалами, а всякий выигрыш сопровождала тостом:"За дурака! Ура!"
Трех бокалов ей хватило, чтобы превратиться в настоящую счастливую, хоть и пьяную, но красавицу! Относительно, конечно, по сравнению с самым началом игры, когда смотреть на неё было, попросту, страшно! Хорошо поиграли и пора было расходиться. Но Нюра тогда "разошлась". "Много ли"-риторическии говорит Нюша:"Хорошему человеку надо?!"- и тащит вторую бутылку. Похоже, в этот вечеро, она готова была тостовать бесконечно! У меня таких планов не было и после пятого бокала ситуация стала тревожной. Она впервые начала называть меня по имени, до этого обходилась только местоимениями. Её осанка танцовщицы, которую она демонстративно поддерживала сидя на высоком стуле со спинкой, обмякла. Теперь Нюша опиралась одним локтем на стол и держала карты высоко в этой же руке перед своим лицом. Она хорошо осознала, что выиграет все игры со мной, её уверенность в себе стала абсолютной. После последнего тоста она бросила карты на стол, расхохоталась почти, как ребёнок, вытянула руки и одну из них положила на мою руку на столе. Тут же эта рука соскользнула и упала на моё колено. Она сжала его! Карты закончились! Пьяную тётю нужно было унимать!
К счастью в это время зазвонил телефон! Её телефон! Икая она попробовала остановить смех, но только разбавила его этой икотой. Она потянулась к звонящего аппарату, не отпуская моего колена, но так дотянуться было невозможно и я оторвал её кисть с колена стараясь деликатно положить её на стол. Тут у моей хозяйки начались интенсивные мимические флюктуации с явными биполярными колебаниями. Её счастье хотело оставаться там же, но зачатки гнева и разочарования импульсами прерывали его, а тут ещё и этот телефон. Она таки достала его и смогла совершенно по русски сказать:"Алло!"  Потом в ответ на быструю женскую американскую речь в трубке переключиться на почти нежное:"Хай, ханни! Хау ар ю!"
Это было моё спасение. Разговор дам затянулся и  я успел сходить в свою камору, собирался выйти к машине за сумкой с бумагами. Однакож у стола развилась драма, где милый разговор по телефону  превратился в свару  дам между которыми произошёл полный разлад! Подружка, которая помочилась соседу на дверной коврик, сделала моей хозяйка замечание по поводу использования работника по ремонту электропроводки в доме. "У него нет сертификата, нет диплома и нет страховки и ты платишь ему наличными. Он должен немедленно прекратить у тебя работы!"- слышались назидания бывшей муниципальной служащей в трубке хозяйки. Только что счастливая и пьяненькая, но готовая к бою, Нюра вдруг обмякла. "О'кеу!"- безвольно сказала она в ответ и ещё с минуту продолжила слушать выволочку по телефону. Наконец выключила его. "Мне влетит теперь по полной"- проговорила Нюра, повернувшись и обращаясь ко мне. "За что?"- спрашиваю.
"Я попросила соседа Рика поменять предохранители на щитке и провести проводку к розетке на улице"- совсем уже просевшим голосом изложил она.

 Я:"В чем преступление то?"
Она:"У него действительно нет разрешений на работу".
Я:"Ха, большое дело! Ей то, что до этого?"
Она:"Она работала в отделе труда в мэрии!".
Я:"В прошлом"
Она:"Ну да, но она может сообщить куда надо"- совсем уже угасающе говорит.
Я:"Успокойся и иди спать. Она тебя за розетку заложит, а ты её хозяину коврика". Нюра шутку не оценила, пьяно всхлипнула, резко встала из-за стола, качнулась и опрокинула стул. Я успел подхватить и спинку стула и ее за локоть. Халат её обвис, она запахнула его обеими руками и так и удерживала, словно ей было зябко в жаркой комнате. Так мы и потопали вместе в ее спальню. Она сейчас забыла, что собиралась стать чемпионкой мира по сальсе, волочила свои ноги и "косолапо" шлепала сланцами по полу.   

"Блин, я ее еще и на ужин сама приглашала, и вместе каждую неделю по выходным собиралась по пять кругов вокруг озера бегать. Думала Рик и ей по дому поможет. Он все умеет"- шла и чертыхалась Нюра-Нора.
Я:"Так ты сама ей про розетку рассказала?"
Она:"Нет, папа римский с Пушкиным ей позвонили!! Ты точно дурак! Кто же ещё? Откуда  же мне было знать, что она такая!"
Я:"Когда она соседу коврик намочила, у тебя звоночек не прозвенел?"
Она:"Хватит умничать, научись в карты сначала играть, профессорр,  и не наливай мне полные бокалы больше. Похоже это всё из-за тебя и началось. Она и о тебе много вопросов задавала! С..чка чёртова!"
Нюра попробовала вырвать свой локоть, который я продолжал удерживать, но при этом качнулась так сильно, что мне пришлось ловить её в охапку и направлять нас обоих по центру входной двери. Там она резко крутанулась, злая на весь мир, поймала края распахнувшегося халата и шлепнулась ничком на свою широченную белоснежную кровать с кучей подушек.
   Обняла одну из них, оставаясь в халате, подобрала под себя ноги. Я попробовал прикрыть её покрывалом, но она отпихнула его ногами:"Иди к черту! Я из-за тебя козла квартиру сдала и сюда переехала.."- уже засыпая пробормотала Нюра.
Я выключив свет, подождал немного и услышав лёгкий храп, вышел закрыв за собою дверь.

Да, домой меня сейчас, что-то не тянуло, и я набрал номер старых друзей, которые много лет оказывали мне разную помощь, сугубо по дружески. Это были две овдовевшие тётушки сестрички на пенсии со зрелыми детьми, живущими отдельно, и с которыми у меня были хорошие отношения. Сестрички владели большим домом и охотно принимали меня в гости, когда я заезжал к ним за почтой...

Как я "попал под лошадь"

      Одиннадцать лет назад, в хороший августовский вечер,  я тащил на прицепе свою небольшую лодку оснащенную для водолазного промысла трепанга в штате Вашингтон. Вылов квоты на островах Сан Хуан закончился и мне приходилось перебираться в район пролива Хуан де Фука, где оставалась ещё приличная  часть разрешённых запасов на сбор "морского огурца".
Это был мой первый самостоятельный сезон. К этому времени я уже долго работал ловцом на разных лодках, со многими капитанами, был знаком почти со всеми местными участниками небольшой трепанговой "индустрии". Именно потому мне удалось взять в лизинг  лицензию, а также арендовать лодку, оснастить её снаряжением и нанимать матросов для помощи во время работы под водой, а также в потрошении трепанга на борту, его разгрузке и продаже.
Несмотря на частые неполадки незнакомой лодки и, соответственно,  частую смену матросов, в целом сезон шёл неплохо.
Уловы были приличными, покупатели охотно принимали его и денег хватало на оплату работы команды, на ремонты, на топливо, на оплаты стоянок, аренды и выплату лизинга. Ещё и на жизнь оставалось. Предыдущие годы были труднее. Болезнь старшего брата в России и его смерть смешали предыдущие планы и сейчас приходилось наверстывать.
      Впрочем это слишком большое отступление от истории, которая здесь приключилась. Дорога из Анакортеса, городка на острове Фидальго, шла петлями по лесу и горам, через мосты над проливом Дисепшен пасс на остров Уитби и оттуда на пароме в городок Порт-Таунсенд на полуострове Олимпик. Места здесь настолько живописные, что и по прошествии полутора десятков лет проживания они по-прежнему поражали меня могучими формами рельефа вулканического и тектонического происхождения, богатством дремучих лесов, широких и обжитых речных долин, аквамариновой яркостью разнообразных морских и пресноводных акваторий, белой пеной шумных водопадов, а также уютных ферм и маленьких городков вдоль дорог. Самые сильные впечатления производят открытые берега мощного океана, катающего волны на многокилометровых песчанных пляжах или бьющих высоченными прибоями по скалам и утесам. Все это насыщенно хорошо сохраненными дикими обитателями, оленьими стадами, дикими котами, медведями, несметными стаями перелетных и местных птиц, лежбищами морских львов и тюленей, заходами китов, касаток, дельфинов, рыбьими косяками и....можно бесконечно продолжать, но и это всего лишь антураж к небольшому событию о котором я хочу здесь рассказать.
Мой тяговитый пикап "джиэмси" "Каньон" легко бежал с прицепом по хайвэю номер двадцать без труда преодолевая с ним затяжные подъёмы серпантины и удерживая его на долгих спусках.  Окно водительское было опущено, а в салоне наполную шли исполнения моих ностальгических мелодий скачанных на большой диск  специально для долгих поездок. Особенно хорош был Джо Дасен на подъезде к очереди на паром под маленьким городком Купвилл. Август время перемещений отпускников разных мастей и калибров. Здесь тебе могут попасться богатые канадцы или техассцы с огромными, роскошными, сияющими зеркалами, хромом и металликом домами на колёсах, или, напротив, старенькие минивэны-фолксвагены на ходу со времен хиппи и битлов, а также весь иной ассортимент каякеров, рыболовов, фототуристов, старушек божих одуванчиков и молодых калифорнийских девах "в натуре" на авто любого вкуса.
Опять отвлёкся.
Подошла моя очередь и я осторожно поравнялся с окошком у киоска для оплаты проезда на пароме. Подъезды здесь хорошо размечены белыми и жёлтыми линиями на идеальном асфальте, всякие габариты указаны и желто-красные катафоты размещены, где надо. Остаётся только быть самому повнимательнее и двигаться неторопясь. В окошке, по самую её округлую грудь в униформе, находилась опрятная и приветливая блондинка средних лет. Мы обменялись приветствиями, она запросила данные о длине моего транспорта совместно с прицепом, сделала комплимент лодке сияющей красной краской и полированным алюминием, а затем взяв мерное колесо вышла замерить эту самую длину более точно.
Широко улыбаясь она протиснулась между мною и будкой оставив за собой шлейф хорошего аромата свежего шампуня. Выполнив замер милая кассирша вновь прошла в нескольких сантиметрах от моего лица. Возможно я даже вдохнул поглубже, когда она приблизилась, ибо появившись в окошке она выглядела слегка смущённой. Расплатившись, приняв чек, мы со всей вежливостью распрощались, обменявшись самыми хорошими пожеланиями. Вновь включив музыку и скорость я потянул свой "корабль" внимательно следя в зеркало за положением колес прицепа. Кассирша слегка высунулась в окошко также наблюдая за движением колёс. Когда они успешно проследовали мимо она помахала мне рукой на прощание. Я видел это в том же зеркале, затем посмотрев вперёд заметил, что и паром  уже на подходе, а значит  погрузка будет быстрой. Здесь они здорово с этим справляются. Команда и экипажи натренированы, организованы, вежливы и эффективны. Именно тут  впереди выскочил один из них в желто-оранжевой жилетке, краснолицый, загорелый, толстенький  с рыжими кудрями и нестриженной бородой. Он должен был указать  номерную линию в которую мне следовать ибо их тут десятка полтора .
Вместо этого он, глядя мне в лицо, широко открыл свои глаза и рот и выкинул обе руки вверх! "Что за чёрт! Что ты себе позволяешь?"- подумалось в это мгновенье мне, но сказать я ничего не успел, именно в этот момент раздался громкий удар со звоном и скрежетом где-то позади меня! Ударив по тормозам, услышав крики, я почувствовал мгновенные, множественные взгляды обращенные в мою сторону.
Осторожно поставив на паркинг я оглянулся. Киоск позади стоял слегка накренненный, мой расширительный баллон со сжатым воздухом, пристегнутый ремнями сбоку к алюминиевым рейлингам на корме лодки упирался в фанерную стенку этого небольшого строения.
Выскочив из машины я бегом устремился к нему, рывком распахнул дверь, и... завис прямо на пороге, а потом и вовсе воздержался от входа в неё. Спасать тут было уже нечего. Все брошюры с настенных полочек рухнули на пол и покрыли его целиком. Какой-то журнал с небольшого столика у окошка, также лежал на полу, а чёрный микрофон свисал на чёрном проводе с потолка и в динамике слышался чей-то голос, но ему никто не отвечал. Моя, только что милая кассирша, хорошо сложенная блондинка стояла сейчас на коленях на полу и руками  также упираясь в него. Форменная курточка и белая блузка на груди женщины распахнулась, рот её сильно раскрылся, нижная челюсть с ровными белыми зубами буквально свисала вниз, а изогнутый язык едва удерживался во рту. (Эта описание произвело сильное впечатление на мою дочку и я даже пообещал поменять его на "закрытый рот и плотно сжатые губы...", но это будет против "правды жизни", события то и даже имена здесь все реальные).

Светлая чёлка на её лбу рассыпалась закрыв весь лоб, а прикрытые веками глаза слегка закатились вверх. Мне, наверное, слегка почудилось, что она издала лёгкий стон или даже какое-то невнятное, короткое мычание. Однако это было совсем краткое время, скорее даже мгновение, поскольку я ещё висел на одной ноге над порогом держась одной рукой за проём, а другою за край отворенной двери, а она уже яростно впилась в мои глаза своим глубоко синим взглядом потемневшим настолько, что казалось черные зрачки растворились в нем. Тут мне почудились уже не стон или мычание, а краткий рык просыпающейся тигрицы.
И эта сцена длилась недолго. Разводящий по линиям запыхавшийся оттиснул меня и героически с энтузиазмом последовал внутрь. Тоже ненадолго. Взявшая себя в руки красавица резко попросила спасителя скрыться с ее глаз и , как можно быстрее. Последнее, что я здесь увидел это недоуменное лицо рыжего паромщика со светлоголубыми глазами, разведенные его руки, знак беспомощности, блестящий свисток на шнурке на его груди, а за ним воспрявшую блондинку уже на двух крепких ногах, с выгнутой спиной, откинувшей пряди волос назад, заправившей ворот блузки и  оправляющую свою юбку.
Далее нас смели в сторону какие-то администраторы, регулировщики и, как бы не даже не сам капитан парома. Мне указали куда откатить мой прицеп на время разборок, попросили заполнить протокол события, привели серьезную даму для исполнения. Киоск встал на место с трещиной на глухом стекле. Брошюры собрали в стопки. Смена кассиршы закончилась и в окошке теперь была другая фигура. Паром ушёл. Травмированный киоск совсем успокоился. .
Протокол составила чудеснейшая возрастная служащая, которая очень искренне посочуствовала мне. Возможно в её семье тоже была лодка. Этот проклятый бак, который я сам пристегнул к рейлингу сбоку снаружи, чтобы было больше рабочего места на палубе и водолазной платформе за кормой, выступил слегка за габариты трейлера, но этого оказалось достаточно, чтобы потрясти фанерный киоск.  При этом сам алюминиевый рейлинг подвергся уродливый деформации, а также расколол нижнюю часть корпуса вспомогательного подвесного мотора. Ремонт будет стоить мне денег.
Следующим паромом, уже в темноте я смог продолжить путь к своим трепанговым "эльдорадо".
       Так это всё началось.
Впереди было трое суток, чтобы успеть отремонтировать лодку к началу новой недели, в течении которой, отдел рыболовства открывал нам промысел ровно на три световых дня. В эти дни мы выкладывались по полной. Тогда не было недельных лимитов для владельцев лицензий на вылов в течении этих дней и мы гребли трепанга, не взирая на состояние собственного здоровья, на кондиции техники и оборудования, на мощность приливов и степень ветренности на море.  С рассвета и до заката, согласно их времени по календарю, мы могли существенно поправить своё финансовое состояние попав на продуктивный участок с доступной глубиной, при условии, что погода благоприятствует, а приливные течения утихли в соответствии с положением небесных светил, в особенности нашего земного спутника,  Луны. Какое благо видеть под водой здорового, шипастого, упругого калифорнийского трепанга алого цвета пасущегося на тоненьком, но питательном детрите открытых, светлых  участков дна залива Пьджет Саунд. В такие дни ты в полной безопасности азартно набиваешь ими до предела сетки-питомзы. Словно банковский кассир в банковском хранилище укладываешь их, как пачки купюр или слитки золота в сумки инкассаторов. Одну за другой отправляешь заполненные сетки-мешки наверх матросу с явным и подспудным пониманием, что вот этот вот мешок обеспечивает тебе оплату счетов за дом, за машину и их страховки. Следующая сетка может позволить тебе внести первый взнос за новую машину, а другая начать покрывать накопившиеся кредиты. Ещё одна и, теперь каждую пятницу, можно будет ходить в хороший ресторан, отрываясь от рутины домашней готовки. К концу дня появляются мысли о смене изношенного снаряжения, покупке вечернего костюма, перестилке полов в жилой комнате, смене окон на северной стороне дома и о поездке в ближайшую заграницу. Вечерняя сдача уловов в таком случае сплошное наслаждение. Не замечая усталости от многочасовой подводной гонки, на "ватных" ногах, с мышцами забитыми молочной кислотой, ты с энтузиазмом двигаешь контейнеры с потрошенными морскими огурцами на весы покупателя. Если улов впечатляет и превосходит таковые у конкурентов, ты получаешь их сдержанные или искренние и яркие комплименты.  Зеваки на причале собираются ....
Забрав подписанную копию рыболовного билета и внушителтный чек от покупателя отгоняешь лодку на стоянку. Если есть возможность принимаешь быстрый душ в гавани и отправляешься в местный кабак поужинать, поговорить с коллегами. Так проходит хороший день. Ночь в этом случае тоже хороша. Где бы ты ни спал, в дешёвом отеле Кэп Санте или в своей постели на лодке, сон твой глубокий и спокойный. Ночь проходит в предвкушении другого хорошего дня.
В плохую погоду все совсем иначе и я опишу это потом отдельно. Могут быть и другие проблемы.    
        На другой день матрос Брайсон не пришёл.   Рабочий день начинается в шесть утра и заканчивается к заходу солнца. Он устал и к тому же вчера я ему заплатил за предыдущую неделю. Его телефон не отвечает. Очень жаль. Когда-то он был вынослив и дисциплинирован. Ему было 19 лет. Крепкий, по богатырски широкий, золотисто кучерявый с голубыми, внимательным и умными глазами. Его ладони были вдвое крупнее моих. Спортом Брайсон не занимался. Его сила пришла к нему с рождением. Стофунтовые контейнеры с трепангом он передвигал и переносил без видимых усилий, хотя лёгкое постанывание при этом выдавало отсутствие у него всяческой тренировки. Неразговорчивый, почти как Муму, он неожиданно удивлял компетенцией, всякий раз, когда открывал свой рот, чтобы пусть и вынужденно, по делу,  все-таки сказать несколько слов. Полностью безмолствовать целый день, на водолазной промысловой лодке,
невозможно. Сейчас он стал чаще говорить, сильно располнел,   неожиданно засыпал даже в самые короткие перерывы в работе. Отец Брайсона предупредил меня, что у его сына проблемы, он попал в дурную компанию. Поскольку найти пригодного работника на короткий сезон подводного промысла непросто пришлось рискнуть и пока Брайсон, хоть уже не тот, что был, но ещё ни разу  не подвёл. А теперь вот пропал, впрочем это уже второй раз. Но в первый, несколько лет назад,  он неожиданно отпросился, хоть и под глупым предлогом о срочной необходимости встретиться со страховым агентом. Прямо в разгар промысла на открытой акватории над банкой Даллас. Это было ещё до разговора с его отцом. В полном недоумении мне пришлось свернуть работу и погнать лодку в Порт Таунсенд. Там он проявил неприсущую ему резвость, выскочил на пирс забыв о необходимости позаботиться о швартовых и исчез, пообещав вернуться через час. Он не появился ни через час, ни через два и телефон его был отключён.
Мы в тот день здорово сработали и тридцать пятигаллонных вёдер, весом по "полста" фунтов каждый, мне пришлось выгружать на пирс самому, благо, что прилив был высокий и наклонная рампа ведшая с пирса на берег была почти горизонтальная. Я тогда подождал его ещё с пару часов, но потом, загрузив ведра на грузовик, отправился в дальний путь к покупателю. Брайсон же, не мигая светлыми ресницами, возник утром возле лодки из ниоткуда. Он был на редкость свеж, бодр и молчалив, как обычно. Самым необычным было отсутствие у него чувста вины и искренности признания, которые умиляли меня в его 19 летнем возрасте. Тогда он искренне переживал из-за утерянной сетки с уловом, не сумев удержать её на водолазной платформе из-за волн при ветренной погоде. Самостоятельно признался, что следуя за мной по пузырям, задремал на солнце, потерял контроль за управлением, натянул водолазный шланг, который протащил меня по дну ненадолго лишив подачи воздуха. Такое бывает, но обычно виновные врут, придумывая простительные причины. Тогда юный Брайсон не врал.

         Я не стал его пытать, куда он пропал, важнее было отработать ещё один день, но это бы первый случай, когда во мне зародились сомнения в его надёжности и подозрения в причинах..
       Опять сильно отвлёкся.  У меня оставалось два дня на ремонт лодки и, добравшись до Порт Анжелеса, я первым делом притащил её на ближайшую верфь надеясь на срочную работу. Это была известная компания "Платипус", которая строит шикарные океанские моторные яхты для состоятельной публики, ремонтирует всякое старье с деревянными, стальными, алюминиевыми, железобетонными и стеклопластиковыми корпусами. Лодки с разными двигателями, парусники, сейнеры, катамараны, баржи стоят у них на стапелях, на сухой площадке. Часто с любопытством бродил здесь, выискивая что-то подходящее, когда финансы позволят приобрести более крупную посудину.
   В офисе вежливые клерки сначала отказно помотали головой, ссылаясь на сильную загруженность, но из-за моей настойчивой мольбы, отвели прямо к главному менеджеру в кабинет. Им оказался опрятный, толстенький Стив в белой рубашке с чёрным галстуком, коротким, золотистым ёршиком на голове. Он очень приветливо принял и всё таки тоже отказал.  Работы у них летом невпроворот. Это не было для меня новостью, но уходить я не спешил. Решив пожертвовать ремонтом вспомогательного движка, предложил сделать только алюминиевые сварочные работы на рейлинге. Там не нужно заказывать запчасти, всего делов то, исправить деформации и покрепче приварить обломанную стойку, ибо крепить злосчастный бак на маленькой посудине больше некуда. "Стив"-говорю:"У меня сезон в разгаре, нам дают только три дня в неделю на лов и каждый потерянный невосполним, к тому же я могу потерять матроса. Они в таких случаях уходят работать к другим. Просто приварите рейлинг, пожалуйста, покрепче и срочно. Готов заплатить втройне, там сварщику на час работы!"
Аргументы сработали. Здесь все знают, что рыбацкий бизнес не прост, богатых рыбаков не бывает, а вот рыбы на прилавках, благодаря им полно, прибрежные рестораны популярны и штат этим знаменит.
"Пойдём посмотрим!"- очень просто сказал Стив. "Иди"- говорит:"к лодке, а я поищу мастера и скоро буду там!" Обнадеженный, ноги легко понесли меня к мой "ласточке". Она стояла на трейлераюе прицепленном к моему пикапу. Залез на палубу, чтобы убрать лишние вещи на площадке прилегающей к повреждению и чуть спустя увидел три фигуры выдвинувшиеся из высокого ангара в моём направлении. Коротенький Стив, в формальной одежде, как символ моей надежды, справа от него крупный,  грузный,  моложавый мужик в синем комбинезоне с пятнами, в тяжёлых рабочих ботинках и в замасленной или подкопченной бейсболке. С другой стороны шел долговязый, худой, седовласый, в тонких очках, в светло серой ветровке и рубахе с расстегнутым воротом человек с интеллигентным любознательным лицом.
"Хелло!"-сказал господин в очках. Человек в комбинезоне просто кивнул, но сразу шагнул вперёд взявшись рабочей ладонью за низ оборванного рейлинга.
"Ну да!"- произнёс Стив увидев поломку:"С этим мы, конечно,  управимся, Василий,  но мы отрываем Пита с объекта,  тебе придётся потратиться примерно на тыщу двести долларов!"  "Н-да!"- подумал я, но ответил твёрдым согласием:"хорошо! Главное чтобы в понедельник я смог выйти в море!" "Ты заберешь её вечером в пятницу, верно Пит?"- сказал Стив обращаясь к нам обоим, мне и сварщику. Пит опять молча кивнул. "Питер покажет куда поставить трейлер,  а ты потом зайди в офис"- завершал разговор Стив, но тут оживился пожилой интеллигент:"Что за акцент у вас? Откуда вы?" Обратился он ко мне, Стив, с видимым почтением посмотрел на своего спутника и не стал спешить с возвращением в офис. Отвечаю:"Я из России!" "Серьёзно!?"- возбудился пожилой человек и достал небольшой блокнот:"Я"-говорит:"так и подумал! А откуда вы?"
"Из Владивостока"- отвечаю. "О-о!"- ещё сильнее среагировал вопрошающий и уставился на меня с неподдельным возросшим любопытством:"Я знаю этот порт! Я служил в navy (военно морском флоте)!"  "А, как вас зовут? Я, Дэвид!"- спросил и представился мне этот неожиданный возрастной любознайка..
Я видел, что мои ответы он записывает в блокнот дословно. Моё имя, а точнее фамилия остановила запись, а  серые глаза этого человека просто впились через очки в моё лицо. В эту короткую паузу двое других джентльменов успели несколько раз перевести свои взгляды с его лица на моё.
"Генерал-лейтенант Майкаил Калашников не ваш родственник?"- с видимым пиететом и осторожным ожиданием ответа спросил меня Дэвид.
Это случалось со мной и ранее. Спрашивали молодые секьюрити в аэропортах, вернувшиеся из Ирака,  проверявшие мои документы при посадке, или пограничники на въезде в страну. Просто знакомые, которые знают толк в оружии или даже владеют им. Целые разговоры возникали с владельцами оружейных магазинов. Человек у которого я купил лодку обладал коллекцией "калашниковых" китайского, румынского, чешского производста.
А в синагоге, в Беллевью, куда в одну из суббот, для знакомства с их культурой,  притащил меня мой близкий друг Джон и представил меня англоязычному ребе, как прямого родича "того самого Калашникова" , неожиданно возник некий местный иммигрант Юрий, который оказался из Ижевска и работал там, в одном из банков с родной дочерью знаменитого изобретателя. Тут я, конечно, завис ибо про сына инженера я знал, а о дочери никогда и ничего не слыхал. От позора меня спасло начало службы в этом заведении.
Всех случаев уже не упомнить. Все таки много лет прошло с моего первого заезда в Америку далёком 1993м году. Когда я впервые увидел изобретателя "АК" по телевизору в 1979 году моего отца уже давно не было в живых. Михаил Калашников в программе "Служу Советскому союзу" что-то рассказывал про свой автомат молодому лейтенанту вернувшемуся из Афганистана.
Моё лицо тогда онемело от того, насколько сильно он оказался внешне похож на моего отца. И не только внешность походила, но и его манера говорить и сопровождать разговор жестами рук и пальцев также были до боли знакомы. Потом я много прочёл о знаменитом изобретателе, о его происхождении, о нашей семье и роде Калашниковых в Сибири.  Мои предки были семейскими староверами, то ли бежавшими, то ли изгнанными из Польши в екатерининские времена. Так или иначе пришёл для себя к выводу, что мы родня. Интереса добавило то,  что они одногодки с отцом , а расстояние между нашим Забайкальем и Алтаем, по сибирским меркам, ничтожно,  даже если и на лошадях
"Да!"- отвечаю я Дэвиду:"он мой двоюродный или троюродный дядька! Правда мы с ним ни разу не виделись." Последнее было абсолютной правдой, но для Давида это оказалось неважно, он вытянулся во весь свой рост и с придыханием произнёс:"Невероятно!" Стив дал ему ещё время расспросить меня о моем прошлом, о моем переезде, о морской биологии, о промысле, о моем хобби писательском...  в конце-концов они ушли оставив меня с мастером наедине. Тут мы с Питом легко обговорили детали и мне уже оставалось только гнать прицеп в ангар на указанное место, как раздался звонок на моем телефоне и я снова услышал голос Стива:"Василий, ты где?" Поняв, что менеджер волнуется о моей задержке, постарался его успокоить:"Стив, я скоро приду! Не волнуйся, подпишу все бумаги и если надо внесу аванс!"
Слышу""Нет, нет! Оставайся там мы сейчас подойдём".  Ничего не понимая, делать нечего, остался ждать. Из офиса вышли двое. Издалека они напомнили мне древних советских актёров "торопуньку
и штепселя". Высокий и худой Дэвид, а рядом коротенький и полноватый Стив быстро семенили ногами слегка наклонившись вперёд,  чтобы лучше раздвигать воздух на пути).
Когда они приблизились я увидел белый лист бумаги в руках у Давида.  Подойдя и остановившись они подняли этот лист перед собой и ни слова не говоря вперились в меня четырьмя своими глазами, потом в это лист и так несколько раз туда и сюда. В конце концов они чуть ли не в унисон произнесли:"Похож!" И развернули этот лист ко мне, а там в цветной распечатке в полуанфас, в генеральской парадной форме смотрел на меня своими серо голубыми глазами тот самый седовласый Михаил Тимофеевич Калашников,  которого я уже давно и безоговорочно считаю своим родным. Дэвид, оказался местным репортёром, местной "Пенинсьюла дэйли ньюс". Он,  с моего позволения, сфотографировал меня на лодке. В пятницу вышла его заметка о местных событиях  на береговых предприятиях и там оказался небольшой абзац об "aluminum welding repair", куда он умудрился втиснуть все сведения выпытанные обо мне, включая мою научную степень, промысел, писательский блог и, да о моем родстве со знаменитым на весь мир оружейнике.  Вот так я "попал под лошадь".  Лодку отремонтировали, обещанный счёт выставить не посмели, ремонт обошёлся мне в триста баксов,  а дальше ... дальше началась уже самостоятельно развиваться история почти совсем по чеховски...
И об этом будет продолжение.... 

Неожиданно, в тюряге

 

Громила двигался из дальнего угла тюремной комнаты прямо по моему направлению. Комната-камера была рассчитана на 18-ть человек и, наверное, раньше служила небольшим спортзалом, а само кирпичное здание тюряги походило, а,  вероятно когда-то на самом деле, служило обычной школой в центре Сиэтла в 30-х, 40-х годах прошлого столетия. Меня поселили сюда вчера вечером, когда все восемнадцать двухэтажных койкомест были уже заняты. На тюремном складе выдали большое зеленое пластиковое корыто в качестве кровати и тяжёлый матрас обшитый очень  прочной искусственной кожей, тоже зелёного цвета. Именно на нем, на полу, я и возлежал сейчас борясь с печальными мыслями и отрыжкой от первого тюремного завтрака.
Справа от меня, молодой китаец лет 27-ми,   бойко разговаривал сидя возле одной из коек с парой мексиканцев. Он рассказывал им о своём адвокате и о том, как он будет выпутываться по своему же делу.  Английский у него был не очень, но  он все равно с удовольствием и энтузиазмом его демонстрировал своим слушателям дополнительно получая удовлетворение при упоминании об адвокате. Мексиканцы хором хлопали смуглыми веками своих глаз всякий раз при словах китайца "my lawyer".  Пара других человек сидели за обычным, зашарпанным  столом похожим на обеденный. Один из них был бритый налысо и полноватый, как далай лама, а другой совершенно неприметный и незапоминаемый. Они играли в шахматы и там же, рядом с шахматами, лежала большая старая библия. Прямо над столом, под высоким потолком, висел допотопный телевизор. Телевизор был встроен в плексиглазовый, антивандальный ящик, а чтобы переключить в нем каналы нужно было забраться на стол со стулом, встать на стул, дотянуться до этого короба, сунуть руку  в круглое отверстие напротив тумблера и повернуть его, либо в одну, либо в другую сторону. .  На экране непрерывно шло мыльное шоу на испанском языке.       Вдоль широкой входной решётки во всю стену нервно похаживал 30-35-ти летний канадец. Сегодня ожидался вердикт суда о его выпуске из заключения и депортации на родину за нелегальную работу в штатах.
В примыкающем бездверном туалете с душем, облицованном потускневшим  белым кафелем, яростно орудовал шваброй еще один мексиканец. Он кричал оттуда на всю камеру:"Парни, здесь никого кроме нас нет, смывайте за собой как следует и не бросайте всякую дребедень мимо урны!" Его тон без сомнения выдавал в нем натуру общественного активиста.
В это же время, какие-то служащие, а может быть дежурные по тюряге принесли и поставили на пол, с обратной стороны решётки, большой, стальной, блестящий термос.
     Громила определенно двигался ко мне. Как и все мы, громила был в оранжевом комбинезоне без рукавов. Он явно был "белым", но из-за густых и длинных темных волос определить его рассовую принадлежность представлялось затруднительным.  На завтраке я его не видел. Вечером, когда меня привели в камеру, все были уже в постели. Откуда он теперь взялся? Ростом за 190 и весом под 120 кило в этой яркой робе он выглядел просто гигантом.
Общий облик тоже был не для слабонервных и ничего хорошего не предвещал. Темные, глубокопосаженные, небольшие глаза гиганта были неподвижны, а немигающий взгляд замкнулся на моем лице. Его чёрные, густые длинные, волнистые волосы спускались на плечи, а на грудь ложилась такая же чёрная борода, которая росла прямо со скул, закрывая почти все его лицо. Как и большинству сокамерников ему было не более сорока. Хотя с этой бородой, шут его знает.
Он шёл один. Шел не спеша, без лишних телодвижений верхней части тела,  передвигая длинные ноги небольшими шагами, надвигаясь неотвратимо.
Все мои мысли куда-то разом улетели вместе с изжогой от тюремного кофе.
В руке у меня лежала шариковая ручка с которой я связывал планы приведения своих мыслей в порядок в письменном виде..  Теперь же  инстинктивно прикрыл ее ладонью. Оставалось еще шагов пять и мои лихорадочные соображения быстро складывались в воображаемую картинку. "Если! Если, будет намек на насилие, я быстро скачусь со своего высокого матраса в корыте, вскочу и с разворота...",  что же я собирался делать ему с разворота? Наверное постараться коленом попасть ему в промежность, затем шариковую ручку всадить изо всех сил в ребро, как раз туда, где безрукавый комбинезон не закрывает его  тело. Остальное по возможностям и по обстоятельствам. В любом случае собирался прикрыть лицо от удара, постараться пальцами попасть  по глазам верзилы, увернуться от захвата, заскочить на него сзади и в замок охватить его шею на удушение. Сил, энергии и скорости в критических ситуациях у меня раньше хватало и в детстве, и в отрочестве.  Что будет сейчас, тем более с таким монстром, на этом работа моего воображения останавливалась.

     Как я сюда попал? До последнего времени ничего подобного по жизни не предвещало столь экзотических приключений в этой заветной,  светлой и демократичной стороне планеты. Дома то мне довелось побывать трое суток в бандитских застенках у владивостокских вымогателей. Навсегда остался в памяти незабываемый и унизительный опыт абсолютного бессилия перед конченными подонками неожиданно ощутившими себя полными хозяевами главного портового города дальнего востока страны.. Тогда, после столь бездарного развала великой державы,  Владивосток быстро погряз в кровавом криминале и махровый коррупции, а всякая, сколько бы то ни была прибыльная активность или простое обладание мало мальским капиталом отслеживалось круглосуточно и повсеместно бандитскими шестерками, алчущими стремительного наезда и быстрой расправы с любым неостаточно, или вовсе незащищённы, обладателем такового. Как-то неожиданно тогда все получилось. Неожиданная, совершено несвойственная мне коммерция с видимым и эффектным успехом,  мешки с наличностью, когда безналичные расчёты были неприемлемы де-факто  и  неожиданные проблемы, накатившие снежным комом.Там все обошлось без наручников и мешков на голове. Банда просто приехала и ввалилась в офис с оружием. Налетчики оборвали телефон, напугали сотрудников и клиентов. В общем пришлось выйти добровольно, втиснуться между молодчиками  на их заднее сиденье и затем просидеть в вонючей владивостокской "миллионке" без окон, в компании с мордатой вооруженной охраной, невыключаемым освещением, поучаствовать в пошлой игре "плохой-хороший" вымогатель трое суток.
Впрочем без мешка было и здесь, на другой стороне океана, рядом с первыми взлетными полями Вильяма Боинга, огромным бетонным куполом Сиэтл-Доум, и недалеко от Пайонир-сквера. Здесь мне впервые в жизни защелкнули наручники.  Причём сделали это  дважды в  один день, а потом досталась еще эта холщовая оранжевая роба с полным переодеванием, обязательно до наготы на глазах тюремщиков. Были здесь и часы ожидания в "обезьяннике" и  мерзкий обыск под усмешками агента Смоки, погрузка в тюремный воронок прямо на Первой авеню в час пик у подножия офисного небоскрёба. Н-да!
Хотя начинался день совсем неплохо. Всего то нужно было съездить на главную таможню. Четыре из шести комплектов водобрабатывающего оборудования, отправленного заказчикам на Сахалин,  возвратились назад. Отечественные, корсаковские  таможенники на юге Сахалина настолько "потеряли берега", начисляя "таможенные сборы", что часть комплектов пришлось возвращать в порт отправления Сиэтл,  то есть, мне, как отправителю. Они пришли недавно назад, на судне родного ДВ пароходства, у которого на Первой авеню, было тогда свое представительство. Мне позвонили, и я прибыл.  Офис был то, что надо. Все одеты строго в костюмы, никаких джинсов, мебель, оргтехника, секретарша, как с обложки. Встретила меня Элизабет П.,  приветливая, с приятным голосом благодушной, хорошо устроенной и довольной  своим положением и замужеством женщины на пике карьеры и вполне "в соку, как у нас говорят. "Привет, Василий!"- у нее был очень приятный голос с типичным американским энтузиазмом, он дополнялся симпатичной улыбкой и естественным любопытством  первого знакомства. При этом она пару раз произнесла моё имя, извинительно спрашивая, верно ли она произносит его. Все там было нормально, сказалось ее работа в русском офисе. Приятная во всех отношениях, внимательная, профессионально услужливая она решила проводить меня в местную таможню. Уровень моего английского того времени ей был очевиден. Надев европейское пальто Элизабет взяла папку с бумагами и я последовал за нею к лифту, а потом вместе шли по улице. По дороге приятно разговорились и, пока добрались до таможни на 20-м этаже сорокаэтажной высотки в соседнем квартале, стали, как у нас говорят,  вполне себе своими людьми. Здесь нас также встретили прилежные и приятные служащие в темно синей униформе. Весь их этаж был открыт взору. С десяток сотрудников у разных столов делали свою таможенную работу.  В памяти отложилось, то, что большей частью, персонал представляли выходцы из Азии,  Филлипин и латинской Америки.  Только старший офицер был белым. Он был еще и повыше всех ростом,  стоял недалеко со своими бумагами вполоборота к нам. Элизабет поприветствовала темнокожего человека у стойки. Видно было, что она здесь часто бывает. Почти все сотрудники,  из тех кто её заметил, улыбнулись ей. Она изложила суть дела и положила заполненную декларацию  на поверхность стойки. Служащий повернулся ко мне с приветствием:"Хэло, сэр! Мне нужны ваши удостоверения!"

"Халлоу сэр! Хиар зей ар!"- ответил я на приветствие и достал из бумажника водительские права, заодно достав и студенческое удостоверение учащегося в колледже в Пьюаллап. Услышав мой голос пробудился босс этого офиса. "Ты иностранец?"- спросил он. До этого он только раз молча кивнул Элизабет в момент нашего захода. "Да!"- ответил я ему.  Босс подошел:"Где ваш паспорт?"
"Дома"- отвечаю ему. "У тебя должен быть паспорт с собой"- сказал он строго и, как я почувствовал,  почти враждебно. "У меня еще есть студенческий билет!"- говорю ему. Билет его не заинтересовал.  "Жди меня здесь"- и с моими правами он исчез за дверью. Элизабет посмотрела на меня извинительно, подняла глаза вверх и пожала плечами. Весь офис тоже как-то притих. Чуть спустя мрачный босс появился в дверях и и со словами :"Следуй за мной!" Он рукой остановил Элизабет,  которая застыла в изумлении с открытым ртом.
Через пять минут и пять этажей на лифте вверх мы оказались в маленьком офисе иммиграционной службы, где находились два агента одетые в обычные брюки и в ковбойки. Один в кожаной куртке, другой в застегнутой вязаной кофте. Оставив меня тут, таможенный босс исчез за дверью.
Тот, что в кожаной куртке, представился:"Агент ИМНС, Скот Смокки.! Вы когда прибыли в Америку?"- спросил он. Скот напомнил мне Сашку Козловского, моего однокурсника. Такой же плотный, светловолосый, прокуренные усы скобочкой, светлые глаза и нос с горбинкой. "Такого то марта 1998 года"- отвечаю. Затем была пауза:"Нет!"- отвечает мне агент Скот:"Ты прибыл сюда такого-то сентября 1997-го года, так мне показывает мой компьютер".
"Это был мой предыдущий заезд "- отвечаю ему.
"Нет!"- весело говорит мне Скот:"Василий, компьютер врать не может, значит врёшь ты!" Весело, весело проговорил этот Скот:"И потому я должен тебя арестовать!" Он мигнул напарнику, тот поднялся, они подошли и, через несколько секунд, мои руки сковали у меня за спиной. Хоть я и не сопротивлялся, прокуренные они пыхтели там, словно действительно выполняли какую-то серьёзную работу. Я пробовал объясниться, о том, что мой предыдущий заезд был, как в компьютере, а последний именно тогда, как я назвал. Все это отштамповано в моем паспорте и если они дадут мне возможность позвонить домой, то мой сосед тут же привезёт этот паспорт. Объяснения эти были проигнорированы. "Ты сможешь позвонить ему из тюрьмы за свой счёт,  там есть таксофон"- опять с весёлыми глазами проговорил Скот вытряхивая на стол содержимое моего бумажника. Он не доставал его, а именно вытряхивал, подняв складной портмоне и перевернув его  над поверхностью столешницы. Деньги, квитанции, студенческий билет и цветные фото моих любимых, жены и дочки, парили в воздухе, а Скот смотрел на них и на меня весело и внимательно. Я же, наверное, выглядел ошарашенным, обозленным и чисто дураком. А что тут можно было сделать.   Очень похоже, что  этот парень любил арестовывать людей.
Напарник же его, напротив, словно растворился в полумраке комнаты. Его не было видно и слышно, либо моя память просто стёрла все лишние воспоминания. Свет здесь был только над столом.

"Ты, как сюда попал?"- спросил Скот, начиная заполнять бумаги. Поняв, что это надолго и вариантов у меня нет я рассказал ему краткую историю моих визитов в Америку включив в рассказ историю с перелетом через Берингов пролив на дельтаплане Жени Ананьина, которой в благодарность за финансовую помощь,  ненадолго прославившись, сделал мне паспорт с визой для совместной поездки на аэрошоу  в Анкоридж. Невозможно забыть тот сумасшедший восторг от этой поездки, от первых шагов по воспетой Джеком Лондоном земле, от невиданного тогда для нас современного комфорта, даже в этом "зачуханном" северном городишке, от богатого общения с авиаторами разных мастей и калибров, от могучих гор с величественными ледниками и повсеместными рогатыми  лосями. Именно тогда все и началось. Первым предложил мне делать совместный бизнес хозяин глазной клиники на Аляске в которой я заказал очки. Он притащил мне огромный медицинский каталог, который я отправил своим компаньонам во Владивостоке.  Они ничего не поняли и не оценили. Там все было по английски. Они на нем "не  шарили", а в медицине знали только аспирин, капли в нос, и свечи от констипации. Впрочем, как и большинство из нас. В каталоге же было под тридцать тысяч наименований и все это мелким шрифтом. Зато они, мои партнёры, взбодрились и начали заказывать партии джинсов и маек, контейнеры окорочков и сублимированного картофеля, компактные сейфы и мягкие напитки, витаминный наборы и пневматические пистолеты. Были заказы на стройматериалы и унитазы черного цвета, на компьютерные комплектующие. оборудование для зарядки охотничьих патронов, и обработки питьевой воды.. были отправлены самолётами партии женских тампонов, детская еда, разнообразные презервативы, тайваньские часы наручные. Удалось отгрузить инесколько крутых автомобилей.. В общем все, что требовала тогда наша проснувшаяся, непуганная, неразборчивая, возбужденная жаждой лёгкой наживы и бесконечно влюбленная во всё "made in USA" , родная публика.
Мои более молодые незакомплексованные владивостокские компаньены быстро впитывали распространявшиеся со скоростью степного пожара  рыночные правила и отношения. Их природные инстинкты уличных фарцовщиков  хищного портового города заострялись и оттачивались в закипевшей среде первородного постсоветского капитализма. Преобладающая наивность,  доверчивость и простодушие нашего народа, ещё не поверившего в то, что всесокрушащие перемены нового времени это не временно, не случайно, не оборотный зигзаг эпохи,  а  ее глубокий, обвальный, необратимый полет в другое измерение, были отличной средой для безопасного доступа к имеющимся у него капиталам. Компаньоны не страдали ригидностью военного, дисциплинарного воспитания. У них не было патриархального этического бремени и морального комплекса, не было  старозаветского чувства ответственности, не было публичного стыда, не было ничего такого... , а вот с нюхом на поживу, на запах лоха, на быстрый и искрометный успех, тут все было в порядке...
Потом появилась компания "Русская Америка", которая буквально схватила меня за рукав, когда я гулял по самой северной 5-й авеню. Ох и ушлый же там был парень из южной Дакоты, Патрик Роухайд. Большеглазый блондин с телосложением молодого Черчиля, хваткой Остапа Бендера, торговыми трюками наших южан на базаре. Мне кажется перекрашивать масти безродных лошадей цыгане научились у людей подобных Патрику. Чтобы мы не замышляли, чтобы провернуть какую-либо сделку между двумя странами, Патрик все делал быстрее, чем я успевал переварить саму бизнес идею. Так мы попали в историю с партией  юзаных дискет с заново наклеенными фирменными этикетками, потом наоборот, взяли "чисто американские" небольшие сейфы с настоящими паспортами "сделано в Китае". Целый контейнер таких отгрузили из Лос Анжелеса и потом выкручивались, убирая эту страницу из паспорта и изымая сейфы из упаковочных коробок. Благо, что сейфы оказались хороши и заказчики верили на слово и на документы по порту отгрузки, что это и есть "чистая Америка".
А с советскими тепловизорами Пат попросту исчез, загрузив их в свой вэн и удрав на нем ночью через канадскую границу. Полиция только руками развела.  Потом были престарелый Джордж Третьяков из Сан-Рафаэля, потомок основателя одноимённой галереи, с двумя ровесниками с итальянскими и шведскими корнями, Доном Матини, и Риком Олафсоном. Джордж был отставным электриком, воровавшим по молодости на метал старые медные кабели в офисных небоскребах Сан-Франциско. Матини оказался также отставным, но кинорежисером какой то мелкой студии с большими долгами, и его ржавая спортивная БМВ-шка вполне гармонировала по виду и возрасту с его редкой седой шевелюрой на худом, пятнистом черепе, а бородка была у него  выщипанна, и голос дрожал не по итальянски. Олафсон на голову превосходил своих "корешей", как бизнесмен. В свое время он был достаточно крупным финансистом, когда его физическая и ментальная форма были на должном уровне, а вот чистота его помыслов была поставлена под сомнение контролирующими органами. Доживал свою жизнь Олафсон в небольшой съёмной квартире в Петалуме, расставшись с mansion и двумя доходными домами, как раз в канун своего семидесятилетия. Часть дел на него оставались открытыми, я это сам со временем нашёл в базе данных городского суда. Именно эти старцы, взявшись помочь мне со сбытом некондиционного сорбитола, прибывшего в двух контейнерах из нашей Йошкар-Олы, чуть было не обобрали меня до нитки и не лишили меня веры в чистое и светлое царство мудрых людей повидавших и понявших жизнь во всей её благородной глубине и сути.

Пока я познавал глубинный контест "ин год ви траст", пробитый на каждой купюре государства на вершине хрустальной горы , мой "натуральный наивет" безжалостно эксплуатировал всякий капиталист, будь то представитель крупных компаний по производству машинного оборудования, мелкий лавочник, вообразивший себя предпринимателем, гербалайфовый дистрибьютор из наших иммигрантов, арабский торгаш электроникой на Маркет стоит в Сан-Франциско, а то и ушлый проповедник из церкви Христа, решивший подработать на простофиле с ученой степенью из российской академии наук.  Сарказм глобальной заявки на купюре дошёл до меня не сразу,  превратившись в почти комедийный афоризм по мере моего созревания в мире капитала.
Конечно же я не все это рассказал агенту Скоту, но все это огромным импульсом пролетело в моем неожиданно предельно напрягшемся мозгу
Я рассказал ему о своих экспедициях на Ньюфаундленд, к Фарерским и Лофотенским островам, к Исландии,  когда я был ещё студентом, об экспедиции в Южный Вьетнам на "Академике Несмеянове", о защите диссертации, о морском походе на южные Курилы, Сахалин, про остров Монерон, залив де-Кастри и про прочую дребедень. Что-то такое я ему действительно говорил. Мне наверное казалось,  что поговорим вот так и этот агент Скот Смокки поймёт, что я никакой не преступник, что у меня в принципе не может даже возникнуть желание совершать что-то злонамеренное или беззаконное, тем более, что правота моя чётко отштампована вьездными и выездными датами в паспорте. Вскоре, так или иначе, это всё разъясниться.

Скот Смоки с удовольствием слушал меня все с той же улыбкой человека довольного жизнью. Вызванный тюремный воронок задерживался и время нужно было коротать. В моем случае это, наверное, была форма нервного срыва. Попасть вот так вот в тюрягу, на ровном месте, не верша и не ведая за собой ничего грешного, находясь в самой демократичной и свободной стране, мое сознание отказывалось принимать это, как новую реальность..я  говорил, сейчас  обо всем, что приходило на ум, совершенно не стесняясь своего "ржавого" английского. Когда раздался звонок и в комнату вошёл напарник Скота, мне стало полегче. Видимо он все слушал в соседней комнате ибо смотрел на меня сейчас с неподдельным интересом, кажется даже в изумлении и с симпатией. Именно он накинул мне мою куртку на плечи, чтобы не было видно наручников. Оба агента встали с двух сторон рядом со мной и мы тронулись к лифту.
"Где ты их берёшь,  Скот?"- спросил второй агент явно имея в виду меня. "Есть у меня источники !"- довольно ответил Скот глядя на меня, как на новую покупку. Второй посмотрел на Скота:"Чем ты их прикармиваешь?"
Скот глянул на меня оценивающе, как  на удачный трофей, улыбнулся напарнику и ничего не сказал в ответ.
   Мы вышли на улицу. Было около 3-х часов, работа во многих офисах заканчивалась, тротуары авеню заполнялись людьми. Мы стояли на краю у дороги, воронка все еще не было, оба сопровождающих достали сигареты. Второй повернулся было ко мне, но неловко хмыкнул,  вспомнив про наручники. Скот щелкнул зажигалкой и они закурили. Скот молча и с удовольствием, а второй держал дымящуюся сигарету и пробовал поддерживать со мною разговор. Он был искренен и любознателен. В другое время мы могли бы хорошо посидеть с ним в баре. Сейчас же, осознав сполна свалившиеся на меня проблемы, мне стало труднее отвечать ему. Моя машина стоит прямо на этой улице, через два блока на юг, возле счётчика.  Там, наверняка уже вышло время, выписан штраф и квитанциа вставлена под дворники на лобовом стекле. К утру ее, скорее всего, утащат на штрафную стоянку. Груз с Сахалина также уйдёт на платное хранение.  Все участники сделки будут гадать о моем исчезновении, как и хозяин съемного дома. Сколько времени меня продержат и что предъявят одному бесу сейчас известно. Почему то Скот стоявший справа от меня, при всем его благодушии, вдруг показался мне самым омерзительным существом, которое следовало бы придушить или просто крепко долбануть снизу прямо по этой свисающей в улыбке челюсти. 
Черт побери, в чем и где тут может быть какая-то вина, чтобы столько людей вдруг занялись моей изоляцией от общества?
Наконец подкатил большой белый вэн с глухими стенками. В нем сидели двое молодых, подвижных, коротко стриженных тюремщиков в оливковой униформе, без фуражек, но с жетонами на груди, с пистолетами и наручниками на поясе. Меня провели на обратную от тротуара сторону и через боковую сдвижную дверь усадили на крашенное металлическое сиденье, пристегнув наручниками к к трубчатому подлокотнику.  Скот отдал тюремщикам папку с бумагами. На одной из бумаг потребовал подпись и забрал её с собой.  Скот,  еще раз посмотрел на меня, все с той же улыбкой, произнес, как мурлыкающий кот:"Василий, там, все как в отеле только бесплатно, включая сэндвичи и кофе!" Он хохотнул довольно и задвинул жестянную, без обивки дверь. Весь вэн был такой, голый, белый, окрашенный металл, похлеще уазовской "буханки".

  В конце-концов второй агент заявил:"Ок, босс, мне надо быть до трех в порту, оттуда я поеду забирать сына из школы.  Русский весь твой". Не дожидаясь одобрения "босса" он сгреб ключи и сигареты со стола, вынул из сейфа пистолет, засунул его куда-то под мышку и двинул из офиса не оглядываясь. Вероятно они были достаточно независимы. Уходящий выглядел при этом этаким ревнивцем. Наедине Скот разошёлся:"Ты тут хорошо устроился, Василий! Женат, но женщин водишь!"
"Да не вожу я никого, Скот!"- раздражённо отвечаю ему.
"Водишь!"- весело продолжает Скот.
"Слушай!"- говорю:"Ты увидишь мой паспорт с визой и все станет на место, а ты уже гордо держишь меня в наручниках. При этом последним рейсом со мной летели четверо  владивостокских бандитов и твоя служба всех их пропустила в страну!"
Говоря это я помянул имя владивостокского криминального авторитета тех лет. 

"Анатолий Н....ч!?"- ошарашивает меня агент называя полное имя урода, которому оставалось жить несколько лет. Его убьёт наёмный киллер во Владивостоке возле казино в районе Второй речки.
"Как?"- вырывается у меня:"Вы знали и впустили?!"
"Слушай, Василий, у вас сейчас на улице можно новый паспорт купить на неподдельном бланке. Комар носа не подточит!"- объяснил он мне, как маленькому. Сказал это спокойно и, как-то безразлично. "Ну вы даёте! И вы тратите время на меня?!"- Скот выпустил долгую струю дыма глядя в мою сторону и ничего не ответил.  Зазвонил телефон. Воронок прибыл! Скот позвонил некому Дагу и чуть спустя в дверях появился высокий джентльмен с короткой стрижкой светлым бобриком
, бледным приветливым лицом в гражданском светло сером полупальто. Он с любопытством посмотрел на меня и с удивлением повернулся к Скоту:"Где ты их находишь?" Скот только улыбнулся в ответ. Он постарался сделать это загадочно, но получилось скорее самодовольно. "Нужна твоя помощь, Даг, отвести его на улицу, вэн уже прибыл". Даг ещё раз осмотрел меня с интересом:"Василий, ты точно морской биолог со степенью?" Видно было, что ему это действительно интересно.  Скот так кратко по телефону описал ему свою "добычу". Возможно я просто кивнул ему тогда в ответ. "Почему не к нему отвел меня этот подлый таможенник?"- почему-то подумалось, что Даг бы не стал надевать мне наручники.
Скот накинул на мои плечи мою заношенную "кожанку" и мы втроём двинулись из комнаты по коридору к лифту. Я посередине, два агента   по бокам. День шёл к концу, народу набралось полно. В лифте ехали молча все 25ть этажей. На улице оказалось, что машины еще нет. Даг вновь попробовал поговорить. Вполне дружелюбно и все   с тем же искренним интересом. Откуда, я, чем занимался, да как все случилось, но Скот его взглядом и каким-то междометием укоротил. Мол, не самое подходящее место и время. Даг весело ухмыльнулся, но разговор прекратил, а тут и белый воронок без боковых окон подкатил. Боковая дверь сдвинулось обнажая внутреннюю пустоту большого "доджа" и оттуда выскочил подтянутый, подстриженный служивый в униформе и с пистолетом на поясе. Жетон городской тюрьмы сиял на его груди. Второй, почти копия первого, оставался сидеть за рулём.  Скот поблагодарил Дага и вместе со мной подошел к двери тюремного авто.
"Пока, Василий!"- вполне себе по-дружески попрощался со мной приветливый агент Даг, а подлец Скот неловко посмотрел на нас обоих и непонятно повел вверх одной бровью. "Здесь все необходимые бумаги, а в конверте ключи и бумажник задержанного"- сказал он парню в униформе:"и, да, отдайте мне мои наручники!" Опять, теперь уже эти двое, быстро поменяли стальные браслеты пристегнув меня к поручню крашенного металлического сидения внутри салона. Скот тяжело спустился на улицу и кивнул молодым парням:"Я доберусь туда на своей машине!" Повернулся ко мне:"Скоро увидимся!- и опять улыбался. Он не издевался, я видел. Он просто очень любил свое дело. Тюремщики в дороге не проронили ни единого слова со мной. Дорога заняла минут пять. Вэн вьехал в автоматически распахнутые ворота, следом успела въехать ещё одна машина. Мы подъехали к огромной стальной двери у нижнего заднего этажа тюрьмы. Меня отстегнули от поручня и аккуратно вывели на улицу. Передо мной вновь на крепких толстых ногах с крепким шарообразным пузцом  улыбаясь стоял Скот. Наручники вновь
совершили самообряд обмена, вэн отьехал. Скот набрал код на панели сбоку у двери, открыл сейф в кирпичной стене и уложил туда свой пистолет.  Оставшись без оружия он несколько потерял своей наглости и уверенности, а улыбка случилась почти извинительной. "Только внутренние служащие, Василий,  имеют право ношения оружия в тюрьме "-зачем-то пояснил он мне и быстро набрал другой код чтобы тяжёлая дверь открылась. Скот плотно держал меня за левую руку выше локтя. 

В распахнутом проеме нас ожидал невысокий, крепкий, стриженный с тонкими усиками на верхней губе латиноамериканец, в униформе и с оружием на поясе.
Передав ему папку с бумагами, Скот опять "отобрал" у меня наручники. Светлые, слегка водянистые глаза его счастливо лучились. Казалось счастье никогда не покидает этого человека. "Давай, Василий,  не вешай носа! Здесь тебе подадут бесплатный гамбургер!"- он не сдержался и слегка хохотнул и через несколько мгновений человек, который заполнял и контролировал все моё ближайшее пространство, исчез в темноте тюремного коридора. Мой новый контроллер оказался совершенно противоположным Скоту.  Он был абсолютно немногословный, подтянутый, сдержанный и, невероятно корректный. Его наручники оставались на его поясе. Пистолет его был пристегнут в кобуре, а все его руководство было ограничено простыми жестами и подсказками:"Следуйте прямо! Здесь направо! Стойте на месте!" Последнее касалось места у двери лифта. Лифт спустился ещё на один этаж. Здание, которое с улицы выглядит кирпичной четырехэтажкой, с обратной стороны было глубоко, на несколько этажей,  вкопано в крутой склон.
Здесь меня ввели в обширную ярко освещенную неоновым светом комнату. Высокая перегородка из прочной проволочной сетки делила эту комнату ровно пополам. С левой стороны от входа находился пресловутый "обезьянник" плотно  заполненный парой дюжин задержанных. С другой была высокая стойка с компьютерами. За нею на поднятой над полом платформе стояли тюремные служащие в плотной чистой униформе с оружием на поясе и без головных уборов. Они занимались регистрацией новеньких.  С моей стороны регистрационная стойка находилась на уровне моего подбородка. Я стоял напротив компьютера и наблюдал за офицером изучающим мое дело. Он несколько раз, почитав что-то на экране, возвращался к моим бумагам. Наконец обратился ко мне напрямую:"Зачем вас сюда привели? У вас вполне легальный статус условного резидента?" До этого мне никогда не приходилось слышать такого определения, но озвученный факт "вполне легального статуса условного резидента" из уст служивого передо мной,  плеснул  столько адреналина в увядший за последние часы кровепоток, что в черепе у меня громко зазвенело по всему объёму,  позвоночник вытянулся и напрягся, а ноги приготовились что-то  отстучать по полу. "Конечно,  офицер! Я и есть условный, легальный резидент! Отпустите меня поскорее, моя машина осталась на платной стоянке на 1-й авеню!"- все это вылетело из меня с энтузиазмом и радостью.
'Не все так просто, сэр!"- ответил мне служивый. "Вас должен забрать отсюда тот же офицер, что привел сюда"- со сдержанный сожалением произнес тюремщик."Так звоните же ему!"-  говорю не теряя надежды. "Увы, сэр,  рабочий день у него закончился никто не возьмёт там трубку. Сожалею,  но ночь вам придётся провести у нас!" - и он кивнул своему помощнику для моего приема вот в такие вот пенаты.
В это же время ввели ещё одну задержанную. В этот раз перед стойкой оказалась полноватая китайская женщина в платье из дорогого то ли шёлка, то ли атласа. Было ей слегка за сорок и  по английски она совсем не понимала. Служащим пришлось заняться ею, а меня запереть в общий "обезьянник".

Да, моя машина, трёхдверный "джип черрокки ларедо", стоял прямо на улице возле счётчика для оплаты. Оплаченное время уже давно закончилось и штраф там был выписан "не детский". За ночь скорее всего джип эвакуируют и ищи его потом среди акул этого алчного бизнеса. Такое с ним однажды случалось, в Сан-Рафаэле, недалеко от Сан-Франциско.  Тогда меня хорошо потрепали с обоих концов, и морально и материально. Спасли номера аляскинские. Кто-то из эвакуаторов провел на Аляске пару сезонов на лососевой путине и навсегда проникся симпатией к северянам. Они выпустили меня с просроченной регистрацией и истекавшей визой. Похоже уже тогда бы попал в калифорнийский острог. Обошлось. Сейчас же дела обстоят наоборот, меня уже упекли, а вот машина пока ещё на свободе.
В "обезьяннике" висел платный телефон таксофон. Монеты он не принимал, но звонить было можно,  если абонент на другом конце согласится оплатить разговор. Продвинувшись между расслабленных тел восседавших или возлежавших прямо на полу "обезьянника" я добрался до чёрного аппарата. Какое было это благо того времени. Сотовые телефоны оставались малодоступны и примитивны, поэтому мы держали в памяти все важные для нас номера.
Набрав номер своего партнёра по аренде дома О.. Б..., я замер в ожидании,  а возьмёт ли он трубку.  Партнёр взял и взял ещё как. Оказывается он уже беспокоился обо мне и даже собирался начинать поиски. Его украинский южный говор был столь приятен и обнадеживающь, что у меня в горле пересохло. "О..., я в тюряге!"- с ходу втюрил я. "Да ты шо?!"- отозвалось словно  эхом в трубке. Изложив кратко историю, повторять ничего не пришлось. Я только добавил информацию о том, где в магнитной коробочке лежит запасной ключ от авто. Дальше можно было вешать трубку. Деятельность и активность этого парня были почти феноменальны. Не оставалось сомнений, что он провернет операцию по спасению джипа, найдёт мой паспорт в столе и доставит его из Такомы в Сиэтл в нужное место и в нужное время. К тому времени О... уже успел себя хорошо зарекомендовать в делах требующих быстрой реакции. .
"Чао!"- только и успел крикнуть я в трубку и уже мысленно видел, как он на бегу одевается на лестнице со второго этажа и .... и так далее.

Повесив трубку я огляделся. Взоры примерно половины обитателей "обезьянника" были обращены в мою сторону.  Другая половина либо спала и дремала, либо находилась в состоянии некоего неадеквата, который на тот момент мне был не очень понятен.
Судя по любопытным взглядам мне стало понятно, что в этом "коллективе" я единственный русский.
   

В камере

"Камера" не была обычной камерой. В ней были  большие окна, с подоконнниками выше человеческого роста. Потолок достигал высоты в четыре метра, а общая площадь помещения позволяла свободно расставить девять двухэтажных коек вдоль стен, большой стол по центру и еще оставалось пространство для свободного хождения вокруг. Мое единственное "корыто" лежало на полу с изголовьем под окном.
"Камера" реально походила на небольшой школьный спортзал. Одна из её стенок отсутствовала. Вместо кирпичной кладки здесь смонтировали на всю высоту стальную решётку из толстых крашенных прутьев и оснастили её большой, сдвижной решётчатой дверью. Решетки закрывали и все окна. О том, что ты в тюряге напоминал и большой туалет с душем. Это было отдельное помещение примыкающее к решетчатой стенке. В этом помещении не было двери и, даже более, со стороны входа такде целиком отсутствовала стена. Пара туалетных и душевых кабинок в нем были разделены небольшими перегородками покрытыми кафелем. Все действия и шумы внутри этого помещения были хорошо слышны и частично видны остальным сокамерникам. Вода в душ подавалась под хорошим напором, в т.ч.и горячая.  Подумалось, что жить в таком заточении было бы неплохо, если ты привык к заточению.

Спалось плохо. Голова была перегрета неожиданными мыслями и беспокойствами. Утром всех подняли и соседи по очереди принялись посещать душ и туалет. Все было спокойно,  никто никуда не спешил. Разговоров также не было слышно. Я тоже принял душ и это освежило, поспособствовало, некому умиротворению. Затем пришёл охранник, открыл замок и сдвинул железную дверь на всю ширину. Кажется он громко сказал одно слово:"Завтрак!" И обитатели камеры по одному потянулись в слабоосвещенный коридор.  В след за ними вышел и я. Коридор был протяжённый, столовая находилась за каким-то углом. Мы шли цепочкой по одному. Охранник задвинул за нами дверь и исчез.
В столовой оказалось тесновато. Она походила по размеру на камеру, но стойка для раздачи и столы со скамейками занимали всю открытую площадь помещения. Все также молча,  без суеты и толкотни, сокамерники разобрали подносы с одинаковым завтраком. Усевшись на свободное место я смог хорошо его рассмотреть. Там была небольшая чашка  с черным кофе, маленький лоток из фольги с картофельным пюре с змешанными в него тёмными комочками. Рядом лежала пара сухих галет. Было и еще что-то небольшое, но уже совершенно забытое. Кажется какой-то суховатый сэндвич без всякой зелени.
Запах внутри столовки и от самой еды аппетита не пробуждали. В те времена мой желудок переваривал все, и желание хорошо поесть было всегда. Несмотря на непрошедшую за ночь  подавленность аппетит к утру пробудился и я взялся за пластиковую вилку. Попробовав пюре вилку пришлось отложить. На столе была стопка коричневых салфеток и мне пришлось выплюнуть пюре на одну из них. Свернув я бросил её в урну у стола. Никто не обратил на меня внимание. Все безмолвно ковырялись в своих подносах. Вспомнилось голубоватое, полупрозрачное картофельное пюре, приготовленное из сублимированного порошка на десантном корабле "Красная Пресня", на военно-морской базе в Балтийске, где мы проходили военные сборы после учёбы на ихтиофаке. Сколько мы смеялись потом, вспоминая это пюре с синевой, но оно было съедобным!
Картошка в тюряге, в центре Сиэтла, приправленная кусочками чёрного хлеба отдавала плесенью.
Кофе также подали не из старбакса. Оно было абсолютно чёрным,  полное горечи, но совершенно не имело кофейного аромата. Пожевав безвкусные галеты пришлось запить их этим кофе. На этом завтрак закончился. Мы побросали подносы в подвезенное алюминиевое корыто и потянулись назад в камеру. Никто не благодарил шефа собиравшего за нами посуду.
Тот же охранник встретил нас у решётки.  Несколько человек привычно перекинулось с ним парой слов проходя мимо, обращаясь к нему по имени, он отвечал им спокойно.  Видно было, что среди нас есть местные "старожилы". Задвинув железную дверь, позвенев ключами он снова исчез в коридорном полумраке.

Чтобы там ни было, но после завтрака комната ожила. Активный мексиканец занялся чисткой туалета, это был его день, и по шуму воды, стуку швабры и щётки понятно было, что занимается он этим с энтузиазмом.
Тихий, полный и бритый налысо мексиканец сел за шахматами на столе. Ещё один мексиканец успел ранее с табуретом забраться на этот стол и переключить канал телевизора под потолком на мыльную оперу.  Сначала он безуспешно поискал спортивный канал.
Китаец, два мексиканца и канадец собрались возле своих коек   и китаец продолжил им свою сагу про приезд в Америку,  про свои планы, про задержание, про своего адвоката и про свои рассходы. Это немного развлекало. Канадец ничего не слушал. Он просто прохаживался рядом, туда сюда, в ожидании вестей о своём освобождении и последующй депортации. У него недавно был суд и решение к исполнению было назначено на сегодня. Два мексиканца сидели рядом плечом к плечу  и внимали каждому слову своего китайского друга. Тому нужно было такое внимание. Он говорил непрерывно, писал что-то на листке растолковывая детали этим двоим. Глядя на это невольное шоу в какой-то момент подумалось:"Ограбят они его!" Тут же оба мексиканца посмотрели на меня. "Ну надо же!"- я улыбнулся, а они нет!
Из туалета вышел дежурный и голосом врождённого активиста напомнил всем, чтобы вели себя прилично и аккуратно в общем нашем отхожем месте.
За столом продолжались игры в шахматы. Бритоголовый выиграл у двух или трех соперников. Последний вставая из-за стола недовольно ворчал, бритоголовый же ни разу не произнес ни слова. Незадолго до окончания их партии я подошёл к столу. Открыл библию. Это было большое издание, страниц семьсот, не менее. Ее отпечатали мелким шрифтом на английском. Читать было бы непросто, к тому же она была довольно грязная. Я отложил её и полный мексиканец молча рукой показал мне на освободившийся стул напротив. Невозможно было припомнить, когда было моё последнее сражение за шахматной доской. Отец мой любил играть и меня научил, но в мои 16 лет его уже не было. Иногда мы играли в придомовом детском клубе в Хабаровске. Там был настольный теннис,  маленький бильярд, шашки и шахматы. Во время учёбы в институте мы изредка устраивали баталии в общаге, даже как-то турнир провели на первых курсах, когда жили вдесятером в одной комнате. Прямо с настоящей табличкой результатов на стене. Не вспомнить уже победителя. Возможно его и не было. Тогда столько событий происходило, что мы легко могли забыть о нем не завершив. Вот в море на траулере за четыре месяца наигрался вдосталь, и там было с кем. Баталии и эмоции разгорались нешуточные, даже помполиту как-то пришлось вмешаться в спор. Было это в далеком далеком 1975-м. Сейчас же шёл 1999-й, самый канун нового тысячелетия.
Я принял приглашение и, удивив самого себя, легко выиграл одну, потом другую партию, после которой "непобедимый" до селе игрок молча встал не прощаясь, не пожимая руки степено удалился в свой угол. "Of course,  you are Russian!"- послышался чей-то голос за спиной. Это был все тот же беспокойный канадец. Он не улыбался, просто встретился взглядом. Здесь никто не улыбался.
"Джонни!"-раздался крик у решётки. "You are free to go!"- это был охранник и в руках у него была нужная канадцу бумага. Джонни вздрогнул в экстазе.  Он взял бумагу и бросился к своим шмоткам на кровати. Охранник отомкнул замок и остался дожидаться его. Джонни был быстр. Кинул все в мягкую спортивную сумку провел взглядом по сторонам. Я не знаю сколько времени он здесь провел, но он сказал:"Никогда более!" - тут он коротко матернулся:"Забуду про штаты! Только Канада навсегда!"
И уже не оборачиваясь Джонни быстро зашагал на ту сторону клетки. Пока охранник закрывал за ним дверь,  шаги Джонни уже затихали в конце коридора.

Никто в камере ни сказал, ни слова на прощание. Просто проводили его взглядом и вернулись к "своим делам". Я улёгся в свое "корыто" на полу, и  мыслей занять койку Джонни у меня, кажется не было. "Корыто" позволяло больше уединения.

Тут-то и появился этот громила.
В мгновения уровень моего адреналина взлетел до верхнего предела. Разом исчезли тревоги о моем ближайшем будущем, отступили куда-то  волнения о родных и близких, напрочь слетели финансовые проблемы и назревавшие трения с партнёрами по бизнесу. Сейчас, глядя на подступившую угрозу, со всей очевидностью пришло осознание,  что мне предстоит борьба за жизнь, которая даже при выживании была чревата тяжёлыми увечьями. Ну и громадина же он, а как движется? Медленно, бесшумно, ступая так аккуратно,  словно не желая продавить бетонный пол под собой. Чем ближе он подходил, тем меньше света оставалось от окна за его спиной, а тень впереди нарастала.
Гигант остановился сбоку у лежанки на уровне моих лодыжек. Скатиться я уже не мог, теперь надо было бы  подобрать ноги чтобы быстро спрыгнуть. Наши взгляды сомкнулись. В глубоких глазных впадинах этого великана трудно было разобрать цвет его небольших глаз, а обильная, густая, тёмная поросль по всему лицу скрывала движение мимических мышц, если они и были. Ноги, которые принесли ко мне могучую, скальную плоть его тела совершали очень экономные шаги. Они словно скользили подошвами низко над полом, а сами шаги были не широки. Сейчас он стоял надо мной, а моё сознание перестало работать над планами действия. Тело тоже, словно, обездвижело. Я не стал подтягивать для прыжка ноги и не шевелил руками. Руки, как будто бы расслабленные, лежали, вытянутые вдоль тела. Сам я тоже был, как будто бы расслабленный, и на лице, вероятно,  старался изобразить безмятежность.

В руках у пришельца была дощечка с прищепкой для бумаги по которой он чем-то постукивал. Этот стук прекратился, когда он молча остановился у моих ног. Мы продолжали молча смотреть друг на друга.

"Блин, ну давай же!"- я ждал от него любого движения и был уверен, что пружина натянутая внутри меня успеет сработать автоматически. "Что бы там не случилось я буду быстр, изворотлив и беспощаден" - в критических ситуациях всегда так было. Я успел выскочить возле поворота с трассы на посёлок Трудовое в пригороде Владивостока из своей машины, когда ствол обреза был сзади приставлен к моей голове, успел нырнуть под лодку у мыса Суслова в заливе Посьета, когда её опрокинуло на скалы прибоем,  успеть расстегнуть ремни снаряжения в заливе Трёх Святых у острова Кодьяк, и вынырнуть из под скифа, когда шланг подачи воздуха засосало через решетку  мощного водомета и наматывало на вал со скоростью под тысячу оборотов в минуту.
Я и тут успел бы  что-то предпринять, но пока  же продолжал лежать, как паралитик прикованный к клеенчатому матрасу, припечатанный взглядом этого аспида в огромном человеческом обличье.
Густые волосы на лице монстра медленно, горизонтально раздвинулись в том месте где должен был быть рот. Во тьме этих зарослей не видно было ни губ, ни зубов, ни языка, только тёмная глубокая полость из которой послышались глухие медленные звуки:"Ты завтракал сегодня?"
"Да"- отвечаю ему, при этом одновременно подбираю, как бы нехотя, свои ноги и слегка поднимаюсь на правом локте, упираясь все в тот же матрас. Он сделал ещё один шаг ко мне и начал медленно наклоняться. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза. Он тянул ко мне свои огромные мохнатые  руки с этой досточкой и я, понял, что легко бы успел сделать все, что задумал ранее. Рядом с моим лежаком было полно места, куда можно спрыгнуть и развернуться. Из-за этой досточки он не сможет меня быстро схватить, сама досточка не была опасной. Эти огромные густые волосы просто просились в мои руки. Можно было бить коленом не в промежность, а прямо плющить его нос удерживая его голову за его же волосы, а потом....

"Прочти это!"- услышал я всё тот же глухой голос. Моё тело замерло. Я никуда не прыгнул, ничего и никого не схватил и мне не пришлось никуда  бить. Его глаза сейчас были намного ближе ко мне и они были совершенно спокойны.
"Что это?"- прозвучал мой голос, который, из-за собственного, изо всех сил скрываемого напряжения, прозвучал, как чужой.
"Прочти!"- его голос был неизменен, глухой, в той же тональности, спокойный, как и спокойный взгляд его глубокопосаженных глаз.
Я сел повыше и ближе к своей подушке, не вставая с матраса, не отрывая взгляда взял из его рук бумагу на дощечке. Очень неожиданно чувство опасности  исчезло, словно его и не было. Теперь уже с удивлением я окинул взглядом выпрямившегося надо мной человека. Он все ещё был огромен, но теперь от него исходил покой, который подавил не только тревогу вызванную его появлением, но и все прочие тюремные беспокойства, которые не покидали  меня все эти часы, с момента моего задержания на первой авеню, они не проходили даже во время горячечного сна.
      "ВОРДЕНУ (Начальнику тюрьмы)!"- начиналось письмо на дощечке.
"Что это? О чем?"- спрашиваю, все еще  безымянного для меня, верзилу.
"Тебе понравился завтрак?"- спросил он вместо ответа.
"Нет!"- говорю.  Завтрак был не просто плохой, он был неожиданно мерзкий. Все таки мы были в Америке,  а не в Балтийске двадцать пять лет назад на флотских сборах. Сэндвич, который вечером подали в обезьяннике, был деликатесом по сравнению с утренней едой в столовке. Хотя вечером этот сэндвич мне совсем не пришёлся по вкусу и тогда я списал это на испорченный агентом Скотом Смокки аппетитом.
"Он мне совсем не понравился! Дрянь это была, а не завтрак!"- расслабившись я, похоже, разговорился.
"Подпишешь бумагу?"- все также глухо, неподвижно и непроницаемо спросил этот большой человек.
Тогда я прочел бумагу до конца. Это была петиция сидельцев моей "камеры" к начальнику тюрьмы, в которой говорилось о том, что уже больше месяца еда, которую им здесь подают, совершенно несъедобна.
Громила спокойно и неподвижно возвышался надо мной, пока я осваивал текст размером в полстраницы.
"Знаешь я ведь  здесь только со вчерашнего вечера и был лишь на одном завтраке!"- говорю, закончив читать.
"Поверь мне, больше месяца они впаривают нам это дерьмо!"- сказав это, он больше не просил меня подписывать, а просто стоял рядом, все так же монументально,  и без каких либо видимых эмоций.
"Чего мне тут терять?"- задал я сам себе  этот вопрос и бессознательно завис ненадолго пробуя ещё раз подумать,  но в голове было пусто и я поставил внизу  закорюку среди прочих чернильных подписей. Пальцы мои были, неловки и словно замороженные, а внутри предплечья остался след на коже от острия шариковой ручки,  которую до этого я крепко сжимал в ладони.
Громила не говоря ни слова взял из моих рук петицию прищепленную к дощечке и повернувшись молча, как крейсер двинулся в сторону зарешеченного выхода из камеры.
Продолжая сидеть на своём матрасе я пробовал разобрать возникшую в голове сумятицу. "Люди сидят здесь месяцами, что же мне, на самом деле,  теперь предстоит? Что еще можно предпринять помимо звонка соседу по дому? Стоит ли звонить Брюсу?"- но сумятица не проходила и, даже наоборот, возникла пустота или опустошение после сильного напряжения. "Все таки здорово меня это "чудовище" напрягло! Хотя теперь, вместо опасности, он наделил меня покоем, которого мне сильно не хватало! Не привык я к наручникам! Совсем не привык! Еще точнее и не мог к ним привыкнуть ибо никогда такого не бывало! Нигде и ни разу!"- думал я  так, а сам смотрю, он возвращается!
Сейчас он держал свою дощечку подмышкой, а в руках у него был бумажный стаканчик с горячим черным чаем, нитка от пакетика которого свисала с края стаканчика.
Все в том же ритме большого человека,  не знающего спешки, он опустился на корточки и поставил стаканчик рядом с моей лежанкой на полу. Наши взгляды опять сомкнулись.
"Ты хороший человек"- все тем же неизменным и без всякого выражения голосом произнес мой незнакомец и медленно повернувшись ушёл
уже навсегда.

Ибо, не успел я допить нежданный чай, как из-за решётки раздался звонкий голос нового, молодого охранника:"Василий! Ты свободен!"
Я увидел человека лет тридцати в униформе, со светлым, улыбчивым, широким лицом. Он был стрижен, как положено. Оставленные сверху волосы на его голове лежали мелкими кудрями, а светлые глаза отдавали лёгкой голубизной.
Вот такой человек раздвинул мне двери на свободу и вновь замкнул их за моей спиной. Я посмотрел в длинный коридор в сторону лифта, затем оглянулся к охраннику, но его уже нигде не было видно! Я реально был теперь свободен и должен был сам топать по тюряге к ее выходу.