Громила двигался из дальнего угла тюремной комнаты прямо по моему направлению. Комната-камера была рассчитана на 18-ть человек и, наверное, раньше служила небольшим спортзалом, а само кирпичное здание тюряги походило, а, вероятно когда-то на самом деле, служило обычной школой в центре Сиэтла в 30-х, 40-х годах прошлого столетия. Меня поселили сюда вчера вечером, когда все восемнадцать двухэтажных койкомест были уже заняты. На тюремном складе выдали большое зеленое пластиковое корыто в качестве кровати и тяжёлый матрас обшитый очень прочной искусственной кожей, тоже зелёного цвета. Именно на нем, на полу, я и возлежал сейчас борясь с печальными мыслями и отрыжкой от первого тюремного завтрака.
Справа от меня, молодой китаец лет 27-ми, бойко разговаривал сидя возле одной из коек с парой мексиканцев. Он рассказывал им о своём адвокате и о том, как он будет выпутываться по своему же делу. Английский у него был не очень, но он все равно с удовольствием и энтузиазмом его демонстрировал своим слушателям дополнительно получая удовлетворение при упоминании об адвокате. Мексиканцы хором хлопали смуглыми веками своих глаз всякий раз при словах китайца "my lawyer". Пара других человек сидели за обычным, зашарпанным столом похожим на обеденный. Один из них был бритый налысо и полноватый, как далай лама, а другой совершенно неприметный и незапоминаемый. Они играли в шахматы и там же, рядом с шахматами, лежала большая старая библия. Прямо над столом, под высоким потолком, висел допотопный телевизор. Телевизор был встроен в плексиглазовый, антивандальный ящик, а чтобы переключить в нем каналы нужно было забраться на стол со стулом, встать на стул, дотянуться до этого короба, сунуть руку в круглое отверстие напротив тумблера и повернуть его, либо в одну, либо в другую сторону. . На экране непрерывно шло мыльное шоу на испанском языке. Вдоль широкой входной решётки во всю стену нервно похаживал 30-35-ти летний канадец. Сегодня ожидался вердикт суда о его выпуске из заключения и депортации на родину за нелегальную работу в штатах.
В примыкающем бездверном туалете с душем, облицованном потускневшим белым кафелем, яростно орудовал шваброй еще один мексиканец. Он кричал оттуда на всю камеру:"Парни, здесь никого кроме нас нет, смывайте за собой как следует и не бросайте всякую дребедень мимо урны!" Его тон без сомнения выдавал в нем натуру общественного активиста.
В это же время, какие-то служащие, а может быть дежурные по тюряге принесли и поставили на пол, с обратной стороны решётки, большой, стальной, блестящий термос.
Громила определенно двигался ко мне. Как и все мы, громила был в оранжевом комбинезоне без рукавов. Он явно был "белым", но из-за густых и длинных темных волос определить его рассовую принадлежность представлялось затруднительным. На завтраке я его не видел. Вечером, когда меня привели в камеру, все были уже в постели. Откуда он теперь взялся? Ростом за 190 и весом под 120 кило в этой яркой робе он выглядел просто гигантом.
Общий облик тоже был не для слабонервных и ничего хорошего не предвещал. Темные, глубокопосаженные, небольшие глаза гиганта были неподвижны, а немигающий взгляд замкнулся на моем лице. Его чёрные, густые длинные, волнистые волосы спускались на плечи, а на грудь ложилась такая же чёрная борода, которая росла прямо со скул, закрывая почти все его лицо. Как и большинству сокамерников ему было не более сорока. Хотя с этой бородой, шут его знает.
Он шёл один. Шел не спеша, без лишних телодвижений верхней части тела, передвигая длинные ноги небольшими шагами, надвигаясь неотвратимо.
Все мои мысли куда-то разом улетели вместе с изжогой от тюремного кофе.
В руке у меня лежала шариковая ручка с которой я связывал планы приведения своих мыслей в порядок в письменном виде.. Теперь же инстинктивно прикрыл ее ладонью. Оставалось еще шагов пять и мои лихорадочные соображения быстро складывались в воображаемую картинку. "Если! Если, будет намек на насилие, я быстро скачусь со своего высокого матраса в корыте, вскочу и с разворота...", что же я собирался делать ему с разворота? Наверное постараться коленом попасть ему в промежность, затем шариковую ручку всадить изо всех сил в ребро, как раз туда, где безрукавый комбинезон не закрывает его тело. Остальное по возможностям и по обстоятельствам. В любом случае собирался прикрыть лицо от удара, постараться пальцами попасть по глазам верзилы, увернуться от захвата, заскочить на него сзади и в замок охватить его шею на удушение. Сил, энергии и скорости в критических ситуациях у меня раньше хватало и в детстве, и в отрочестве. Что будет сейчас, тем более с таким монстром, на этом работа моего воображения останавливалась.
Как я сюда попал? До последнего времени ничего подобного по жизни не предвещало столь экзотических приключений в этой заветной, светлой и демократичной стороне планеты. Дома то мне довелось побывать трое суток в бандитских застенках у владивостокских вымогателей. Навсегда остался в памяти незабываемый и унизительный опыт абсолютного бессилия перед конченными подонками неожиданно ощутившими себя полными хозяевами главного портового города дальнего востока страны.. Тогда, после столь бездарного развала великой державы, Владивосток быстро погряз в кровавом криминале и махровый коррупции, а всякая, сколько бы то ни была прибыльная активность или простое обладание мало мальским капиталом отслеживалось круглосуточно и повсеместно бандитскими шестерками, алчущими стремительного наезда и быстрой расправы с любым неостаточно, или вовсе незащищённы, обладателем такового. Как-то неожиданно тогда все получилось. Неожиданная, совершено несвойственная мне коммерция с видимым и эффектным успехом, мешки с наличностью, когда безналичные расчёты были неприемлемы де-факто и неожиданные проблемы, накатившие снежным комом.Там все обошлось без наручников и мешков на голове. Банда просто приехала и ввалилась в офис с оружием. Налетчики оборвали телефон, напугали сотрудников и клиентов. В общем пришлось выйти добровольно, втиснуться между молодчиками на их заднее сиденье и затем просидеть в вонючей владивостокской "миллионке" без окон, в компании с мордатой вооруженной охраной, невыключаемым освещением, поучаствовать в пошлой игре "плохой-хороший" вымогатель трое суток.
Впрочем без мешка было и здесь, на другой стороне океана, рядом с первыми взлетными полями Вильяма Боинга, огромным бетонным куполом Сиэтл-Доум, и недалеко от Пайонир-сквера. Здесь мне впервые в жизни защелкнули наручники. Причём сделали это дважды в один день, а потом досталась еще эта холщовая оранжевая роба с полным переодеванием, обязательно до наготы на глазах тюремщиков. Были здесь и часы ожидания в "обезьяннике" и мерзкий обыск под усмешками агента Смоки, погрузка в тюремный воронок прямо на Первой авеню в час пик у подножия офисного небоскрёба. Н-да!
Хотя начинался день совсем неплохо. Всего то нужно было съездить на главную таможню. Четыре из шести комплектов водобрабатывающего оборудования, отправленного заказчикам на Сахалин, возвратились назад. Отечественные, корсаковские таможенники на юге Сахалина настолько "потеряли берега", начисляя "таможенные сборы", что часть комплектов пришлось возвращать в порт отправления Сиэтл, то есть, мне, как отправителю. Они пришли недавно назад, на судне родного ДВ пароходства, у которого на Первой авеню, было тогда свое представительство. Мне позвонили, и я прибыл. Офис был то, что надо. Все одеты строго в костюмы, никаких джинсов, мебель, оргтехника, секретарша, как с обложки. Встретила меня Элизабет П., приветливая, с приятным голосом благодушной, хорошо устроенной и довольной своим положением и замужеством женщины на пике карьеры и вполне "в соку, как у нас говорят. "Привет, Василий!"- у нее был очень приятный голос с типичным американским энтузиазмом, он дополнялся симпатичной улыбкой и естественным любопытством первого знакомства. При этом она пару раз произнесла моё имя, извинительно спрашивая, верно ли она произносит его. Все там было нормально, сказалось ее работа в русском офисе. Приятная во всех отношениях, внимательная, профессионально услужливая она решила проводить меня в местную таможню. Уровень моего английского того времени ей был очевиден. Надев европейское пальто Элизабет взяла папку с бумагами и я последовал за нею к лифту, а потом вместе шли по улице. По дороге приятно разговорились и, пока добрались до таможни на 20-м этаже сорокаэтажной высотки в соседнем квартале, стали, как у нас говорят, вполне себе своими людьми. Здесь нас также встретили прилежные и приятные служащие в темно синей униформе. Весь их этаж был открыт взору. С десяток сотрудников у разных столов делали свою таможенную работу. В памяти отложилось, то, что большей частью, персонал представляли выходцы из Азии, Филлипин и латинской Америки. Только старший офицер был белым. Он был еще и повыше всех ростом, стоял недалеко со своими бумагами вполоборота к нам. Элизабет поприветствовала темнокожего человека у стойки. Видно было, что она здесь часто бывает. Почти все сотрудники, из тех кто её заметил, улыбнулись ей. Она изложила суть дела и положила заполненную декларацию на поверхность стойки. Служащий повернулся ко мне с приветствием:"Хэло, сэр! Мне нужны ваши удостоверения!"
"Халлоу сэр! Хиар зей ар!"- ответил я на приветствие и достал из бумажника водительские права, заодно достав и студенческое удостоверение учащегося в колледже в Пьюаллап. Услышав мой голос пробудился босс этого офиса. "Ты иностранец?"- спросил он. До этого он только раз молча кивнул Элизабет в момент нашего захода. "Да!"- ответил я ему. Босс подошел:"Где ваш паспорт?"
"Дома"- отвечаю ему. "У тебя должен быть паспорт с собой"- сказал он строго и, как я почувствовал, почти враждебно. "У меня еще есть студенческий билет!"- говорю ему. Билет его не заинтересовал. "Жди меня здесь"- и с моими правами он исчез за дверью. Элизабет посмотрела на меня извинительно, подняла глаза вверх и пожала плечами. Весь офис тоже как-то притих. Чуть спустя мрачный босс появился в дверях и и со словами :"Следуй за мной!" Он рукой остановил Элизабет, которая застыла в изумлении с открытым ртом.
Через пять минут и пять этажей на лифте вверх мы оказались в маленьком офисе иммиграционной службы, где находились два агента одетые в обычные брюки и в ковбойки. Один в кожаной куртке, другой в застегнутой вязаной кофте. Оставив меня тут, таможенный босс исчез за дверью.
Тот, что в кожаной куртке, представился:"Агент ИМНС, Скот Смокки.! Вы когда прибыли в Америку?"- спросил он. Скот напомнил мне Сашку Козловского, моего однокурсника. Такой же плотный, светловолосый, прокуренные усы скобочкой, светлые глаза и нос с горбинкой. "Такого то марта 1998 года"- отвечаю. Затем была пауза:"Нет!"- отвечает мне агент Скот:"Ты прибыл сюда такого-то сентября 1997-го года, так мне показывает мой компьютер".
"Это был мой предыдущий заезд "- отвечаю ему.
"Нет!"- весело говорит мне Скот:"Василий, компьютер врать не может, значит врёшь ты!" Весело, весело проговорил этот Скот:"И потому я должен тебя арестовать!" Он мигнул напарнику, тот поднялся, они подошли и, через несколько секунд, мои руки сковали у меня за спиной. Хоть я и не сопротивлялся, прокуренные они пыхтели там, словно действительно выполняли какую-то серьёзную работу. Я пробовал объясниться, о том, что мой предыдущий заезд был, как в компьютере, а последний именно тогда, как я назвал. Все это отштамповано в моем паспорте и если они дадут мне возможность позвонить домой, то мой сосед тут же привезёт этот паспорт. Объяснения эти были проигнорированы. "Ты сможешь позвонить ему из тюрьмы за свой счёт, там есть таксофон"- опять с весёлыми глазами проговорил Скот вытряхивая на стол содержимое моего бумажника. Он не доставал его, а именно вытряхивал, подняв складной портмоне и перевернув его над поверхностью столешницы. Деньги, квитанции, студенческий билет и цветные фото моих любимых, жены и дочки, парили в воздухе, а Скот смотрел на них и на меня весело и внимательно. Я же, наверное, выглядел ошарашенным, обозленным и чисто дураком. А что тут можно было сделать. Очень похоже, что этот парень любил арестовывать людей.
Напарник же его, напротив, словно растворился в полумраке комнаты. Его не было видно и слышно, либо моя память просто стёрла все лишние воспоминания. Свет здесь был только над столом.
"Ты, как сюда попал?"- спросил Скот, начиная заполнять бумаги. Поняв, что это надолго и вариантов у меня нет я рассказал ему краткую историю моих визитов в Америку включив в рассказ историю с перелетом через Берингов пролив на дельтаплане Жени Ананьина, которой в благодарность за финансовую помощь, ненадолго прославившись, сделал мне паспорт с визой для совместной поездки на аэрошоу в Анкоридж. Невозможно забыть тот сумасшедший восторг от этой поездки, от первых шагов по воспетой Джеком Лондоном земле, от невиданного тогда для нас современного комфорта, даже в этом "зачуханном" северном городишке, от богатого общения с авиаторами разных мастей и калибров, от могучих гор с величественными ледниками и повсеместными рогатыми лосями. Именно тогда все и началось. Первым предложил мне делать совместный бизнес хозяин глазной клиники на Аляске в которой я заказал очки. Он притащил мне огромный медицинский каталог, который я отправил своим компаньонам во Владивостоке. Они ничего не поняли и не оценили. Там все было по английски. Они на нем "не шарили", а в медицине знали только аспирин, капли в нос, и свечи от констипации. Впрочем, как и большинство из нас. В каталоге же было под тридцать тысяч наименований и все это мелким шрифтом. Зато они, мои партнёры, взбодрились и начали заказывать партии джинсов и маек, контейнеры окорочков и сублимированного картофеля, компактные сейфы и мягкие напитки, витаминный наборы и пневматические пистолеты. Были заказы на стройматериалы и унитазы черного цвета, на компьютерные комплектующие. оборудование для зарядки охотничьих патронов, и обработки питьевой воды.. были отправлены самолётами партии женских тампонов, детская еда, разнообразные презервативы, тайваньские часы наручные. Удалось отгрузить инесколько крутых автомобилей.. В общем все, что требовала тогда наша проснувшаяся, непуганная, неразборчивая, возбужденная жаждой лёгкой наживы и бесконечно влюбленная во всё "made in USA" , родная публика.
Мои более молодые незакомплексованные владивостокские компаньены быстро впитывали распространявшиеся со скоростью степного пожара рыночные правила и отношения. Их природные инстинкты уличных фарцовщиков хищного портового города заострялись и оттачивались в закипевшей среде первородного постсоветского капитализма. Преобладающая наивность, доверчивость и простодушие нашего народа, ещё не поверившего в то, что всесокрушащие перемены нового времени это не временно, не случайно, не оборотный зигзаг эпохи, а ее глубокий, обвальный, необратимый полет в другое измерение, были отличной средой для безопасного доступа к имеющимся у него капиталам. Компаньоны не страдали ригидностью военного, дисциплинарного воспитания. У них не было патриархального этического бремени и морального комплекса, не было старозаветского чувства ответственности, не было публичного стыда, не было ничего такого... , а вот с нюхом на поживу, на запах лоха, на быстрый и искрометный успех, тут все было в порядке...
Потом появилась компания "Русская Америка", которая буквально схватила меня за рукав, когда я гулял по самой северной 5-й авеню. Ох и ушлый же там был парень из южной Дакоты, Патрик Роухайд. Большеглазый блондин с телосложением молодого Черчиля, хваткой Остапа Бендера, торговыми трюками наших южан на базаре. Мне кажется перекрашивать масти безродных лошадей цыгане научились у людей подобных Патрику. Чтобы мы не замышляли, чтобы провернуть какую-либо сделку между двумя странами, Патрик все делал быстрее, чем я успевал переварить саму бизнес идею. Так мы попали в историю с партией юзаных дискет с заново наклеенными фирменными этикетками, потом наоборот, взяли "чисто американские" небольшие сейфы с настоящими паспортами "сделано в Китае". Целый контейнер таких отгрузили из Лос Анжелеса и потом выкручивались, убирая эту страницу из паспорта и изымая сейфы из упаковочных коробок. Благо, что сейфы оказались хороши и заказчики верили на слово и на документы по порту отгрузки, что это и есть "чистая Америка".
А с советскими тепловизорами Пат попросту исчез, загрузив их в свой вэн и удрав на нем ночью через канадскую границу. Полиция только руками развела. Потом были престарелый Джордж Третьяков из Сан-Рафаэля, потомок основателя одноимённой галереи, с двумя ровесниками с итальянскими и шведскими корнями, Доном Матини, и Риком Олафсоном. Джордж был отставным электриком, воровавшим по молодости на метал старые медные кабели в офисных небоскребах Сан-Франциско. Матини оказался также отставным, но кинорежисером какой то мелкой студии с большими долгами, и его ржавая спортивная БМВ-шка вполне гармонировала по виду и возрасту с его редкой седой шевелюрой на худом, пятнистом черепе, а бородка была у него выщипанна, и голос дрожал не по итальянски. Олафсон на голову превосходил своих "корешей", как бизнесмен. В свое время он был достаточно крупным финансистом, когда его физическая и ментальная форма были на должном уровне, а вот чистота его помыслов была поставлена под сомнение контролирующими органами. Доживал свою жизнь Олафсон в небольшой съёмной квартире в Петалуме, расставшись с mansion и двумя доходными домами, как раз в канун своего семидесятилетия. Часть дел на него оставались открытыми, я это сам со временем нашёл в базе данных городского суда. Именно эти старцы, взявшись помочь мне со сбытом некондиционного сорбитола, прибывшего в двух контейнерах из нашей Йошкар-Олы, чуть было не обобрали меня до нитки и не лишили меня веры в чистое и светлое царство мудрых людей повидавших и понявших жизнь во всей её благородной глубине и сути.
В конце-концов второй агент заявил:"Ок, босс, мне надо быть до трех в порту, оттуда я поеду забирать сына из школы. Русский весь твой". Не дожидаясь одобрения "босса" он сгреб ключи и сигареты со стола, вынул из сейфа пистолет, засунул его куда-то под мышку и двинул из офиса не оглядываясь. Вероятно они были достаточно независимы. Уходящий выглядел при этом этаким ревнивцем. Наедине Скот разошёлся:"Ты тут хорошо устроился, Василий! Женат, но женщин водишь!"
"Да не вожу я никого, Скот!"- раздражённо отвечаю ему.
"Водишь!"- весело продолжает Скот.
"Слушай!"- говорю:"Ты увидишь мой паспорт с визой и все станет на место, а ты уже гордо держишь меня в наручниках. При этом последним рейсом со мной летели четверо владивостокских бандитов и твоя служба всех их пропустила в страну!"
Говоря это я помянул имя владивостокского криминального авторитета тех лет.
Да, моя машина, трёхдверный "джип черрокки ларедо", стоял прямо на улице возле счётчика для оплаты. Оплаченное время уже давно закончилось и штраф там был выписан "не детский". За ночь скорее всего джип эвакуируют и ищи его потом среди акул этого алчного бизнеса. Такое с ним однажды случалось, в Сан-Рафаэле, недалеко от Сан-Франциско. Тогда меня хорошо потрепали с обоих концов, и морально и материально. Спасли номера аляскинские. Кто-то из эвакуаторов провел на Аляске пару сезонов на лососевой путине и навсегда проникся симпатией к северянам. Они выпустили меня с просроченной регистрацией и истекавшей визой. Похоже уже тогда бы попал в калифорнийский острог. Обошлось. Сейчас же дела обстоят наоборот, меня уже упекли, а вот машина пока ещё на свободе.
В "обезьяннике" висел платный телефон таксофон. Монеты он не принимал, но звонить было можно, если абонент на другом конце согласится оплатить разговор. Продвинувшись между расслабленных тел восседавших или возлежавших прямо на полу "обезьянника" я добрался до чёрного аппарата. Какое было это благо того времени. Сотовые телефоны оставались малодоступны и примитивны, поэтому мы держали в памяти все важные для нас номера.
Набрав номер своего партнёра по аренде дома О.. Б..., я замер в ожидании, а возьмёт ли он трубку. Партнёр взял и взял ещё как. Оказывается он уже беспокоился обо мне и даже собирался начинать поиски. Его украинский южный говор был столь приятен и обнадеживающь, что у меня в горле пересохло. "О..., я в тюряге!"- с ходу втюрил я. "Да ты шо?!"- отозвалось словно эхом в трубке. Изложив кратко историю, повторять ничего не пришлось. Я только добавил информацию о том, где в магнитной коробочке лежит запасной ключ от авто. Дальше можно было вешать трубку. Деятельность и активность этого парня были почти феноменальны. Не оставалось сомнений, что он провернет операцию по спасению джипа, найдёт мой паспорт в столе и доставит его из Такомы в Сиэтл в нужное место и в нужное время. К тому времени О... уже успел себя хорошо зарекомендовать в делах требующих быстрой реакции. .
"Чао!"- только и успел крикнуть я в трубку и уже мысленно видел, как он на бегу одевается на лестнице со второго этажа и .... и так далее.
Повесив трубку я огляделся. Взоры примерно половины обитателей "обезьянника" были обращены в мою сторону. Другая половина либо спала и дремала, либо находилась в состоянии некоего неадеквата, который на тот момент мне был не очень понятен.
Судя по любопытным взглядам мне стало понятно, что в этом "коллективе" я единственный русский.
В камере
"Камера" не была обычной камерой. В ней были большие окна, с подоконнниками выше человеческого роста. Потолок достигал высоты в четыре метра, а общая площадь помещения позволяла свободно расставить девять двухэтажных коек вдоль стен, большой стол по центру и еще оставалось пространство для свободного хождения вокруг. Мое единственное "корыто" лежало на полу с изголовьем под окном.
"Камера" реально походила на небольшой школьный спортзал. Одна из её стенок отсутствовала. Вместо кирпичной кладки здесь смонтировали на всю высоту стальную решётку из толстых крашенных прутьев и оснастили её большой, сдвижной решётчатой дверью. Решетки закрывали и все окна. О том, что ты в тюряге напоминал и большой туалет с душем. Это было отдельное помещение примыкающее к решетчатой стенке. В этом помещении не было двери и, даже более, со стороны входа такде целиком отсутствовала стена. Пара туалетных и душевых кабинок в нем были разделены небольшими перегородками покрытыми кафелем. Все действия и шумы внутри этого помещения были хорошо слышны и частично видны остальным сокамерникам. Вода в душ подавалась под хорошим напором, в т.ч.и горячая. Подумалось, что жить в таком заточении было бы неплохо, если ты привык к заточению.
Спалось плохо. Голова была перегрета неожиданными мыслями и беспокойствами. Утром всех подняли и соседи по очереди принялись посещать душ и туалет. Все было спокойно, никто никуда не спешил. Разговоров также не было слышно. Я тоже принял душ и это освежило, поспособствовало, некому умиротворению. Затем пришёл охранник, открыл замок и сдвинул железную дверь на всю ширину. Кажется он громко сказал одно слово:"Завтрак!" И обитатели камеры по одному потянулись в слабоосвещенный коридор. В след за ними вышел и я. Коридор был протяжённый, столовая находилась за каким-то углом. Мы шли цепочкой по одному. Охранник задвинул за нами дверь и исчез.
В столовой оказалось тесновато. Она походила по размеру на камеру, но стойка для раздачи и столы со скамейками занимали всю открытую площадь помещения. Все также молча, без суеты и толкотни, сокамерники разобрали подносы с одинаковым завтраком. Усевшись на свободное место я смог хорошо его рассмотреть. Там была небольшая чашка с черным кофе, маленький лоток из фольги с картофельным пюре с змешанными в него тёмными комочками. Рядом лежала пара сухих галет. Было и еще что-то небольшое, но уже совершенно забытое. Кажется какой-то суховатый сэндвич без всякой зелени.
Запах внутри столовки и от самой еды аппетита не пробуждали. В те времена мой желудок переваривал все, и желание хорошо поесть было всегда. Несмотря на непрошедшую за ночь подавленность аппетит к утру пробудился и я взялся за пластиковую вилку. Попробовав пюре вилку пришлось отложить. На столе была стопка коричневых салфеток и мне пришлось выплюнуть пюре на одну из них. Свернув я бросил её в урну у стола. Никто не обратил на меня внимание. Все безмолвно ковырялись в своих подносах. Вспомнилось голубоватое, полупрозрачное картофельное пюре, приготовленное из сублимированного порошка на десантном корабле "Красная Пресня", на военно-морской базе в Балтийске, где мы проходили военные сборы после учёбы на ихтиофаке. Сколько мы смеялись потом, вспоминая это пюре с синевой, но оно было съедобным!
Картошка в тюряге, в центре Сиэтла, приправленная кусочками чёрного хлеба отдавала плесенью.
Кофе также подали не из старбакса. Оно было абсолютно чёрным, полное горечи, но совершенно не имело кофейного аромата. Пожевав безвкусные галеты пришлось запить их этим кофе. На этом завтрак закончился. Мы побросали подносы в подвезенное алюминиевое корыто и потянулись назад в камеру. Никто не благодарил шефа собиравшего за нами посуду.
Тот же охранник встретил нас у решётки. Несколько человек привычно перекинулось с ним парой слов проходя мимо, обращаясь к нему по имени, он отвечал им спокойно. Видно было, что среди нас есть местные "старожилы". Задвинув железную дверь, позвенев ключами он снова исчез в коридорном полумраке.
Чтобы там ни было, но после завтрака комната ожила. Активный мексиканец занялся чисткой туалета, это был его день, и по шуму воды, стуку швабры и щётки понятно было, что занимается он этим с энтузиазмом.
Тихий, полный и бритый налысо мексиканец сел за шахматами на столе. Ещё один мексиканец успел ранее с табуретом забраться на этот стол и переключить канал телевизора под потолком на мыльную оперу. Сначала он безуспешно поискал спортивный канал.
Китаец, два мексиканца и канадец собрались возле своих коек и китаец продолжил им свою сагу про приезд в Америку, про свои планы, про задержание, про своего адвоката и про свои рассходы. Это немного развлекало. Канадец ничего не слушал. Он просто прохаживался рядом, туда сюда, в ожидании вестей о своём освобождении и последующй депортации. У него недавно был суд и решение к исполнению было назначено на сегодня. Два мексиканца сидели рядом плечом к плечу и внимали каждому слову своего китайского друга. Тому нужно было такое внимание. Он говорил непрерывно, писал что-то на листке растолковывая детали этим двоим. Глядя на это невольное шоу в какой-то момент подумалось:"Ограбят они его!" Тут же оба мексиканца посмотрели на меня. "Ну надо же!"- я улыбнулся, а они нет!
Из туалета вышел дежурный и голосом врождённого активиста напомнил всем, чтобы вели себя прилично и аккуратно в общем нашем отхожем месте.
За столом продолжались игры в шахматы. Бритоголовый выиграл у двух или трех соперников. Последний вставая из-за стола недовольно ворчал, бритоголовый же ни разу не произнес ни слова. Незадолго до окончания их партии я подошёл к столу. Открыл библию. Это было большое издание, страниц семьсот, не менее. Ее отпечатали мелким шрифтом на английском. Читать было бы непросто, к тому же она была довольно грязная. Я отложил её и полный мексиканец молча рукой показал мне на освободившийся стул напротив. Невозможно было припомнить, когда было моё последнее сражение за шахматной доской. Отец мой любил играть и меня научил, но в мои 16 лет его уже не было. Иногда мы играли в придомовом детском клубе в Хабаровске. Там был настольный теннис, маленький бильярд, шашки и шахматы. Во время учёбы в институте мы изредка устраивали баталии в общаге, даже как-то турнир провели на первых курсах, когда жили вдесятером в одной комнате. Прямо с настоящей табличкой результатов на стене. Не вспомнить уже победителя. Возможно его и не было. Тогда столько событий происходило, что мы легко могли забыть о нем не завершив. Вот в море на траулере за четыре месяца наигрался вдосталь, и там было с кем. Баталии и эмоции разгорались нешуточные, даже помполиту как-то пришлось вмешаться в спор. Было это в далеком далеком 1975-м. Сейчас же шёл 1999-й, самый канун нового тысячелетия.
Я принял приглашение и, удивив самого себя, легко выиграл одну, потом другую партию, после которой "непобедимый" до селе игрок молча встал не прощаясь, не пожимая руки степено удалился в свой угол. "Of course, you are Russian!"- послышался чей-то голос за спиной. Это был все тот же беспокойный канадец. Он не улыбался, просто встретился взглядом. Здесь никто не улыбался.
"Джонни!"-раздался крик у решётки. "You are free to go!"- это был охранник и в руках у него была нужная канадцу бумага. Джонни вздрогнул в экстазе. Он взял бумагу и бросился к своим шмоткам на кровати. Охранник отомкнул замок и остался дожидаться его. Джонни был быстр. Кинул все в мягкую спортивную сумку провел взглядом по сторонам. Я не знаю сколько времени он здесь провел, но он сказал:"Никогда более!" - тут он коротко матернулся:"Забуду про штаты! Только Канада навсегда!"
И уже не оборачиваясь Джонни быстро зашагал на ту сторону клетки. Пока охранник закрывал за ним дверь, шаги Джонни уже затихали в конце коридора.
"Дома"- отвечаю ему. "У тебя должен быть паспорт с собой"- сказал он строго и, как я почувствовал, почти враждебно. "У меня еще есть студенческий билет!"- говорю ему. Билет его не заинтересовал. "Жди меня здесь"- и с моими правами он исчез за дверью. Элизабет посмотрела на меня извинительно, подняла глаза вверх и пожала плечами. Весь офис тоже как-то притих. Чуть спустя мрачный босс появился в дверях и и со словами :"Следуй за мной!" Он рукой остановил Элизабет, которая застыла в изумлении с открытым ртом.
Через пять минут и пять этажей на лифте вверх мы оказались в маленьком офисе иммиграционной службы, где находились два агента одетые в обычные брюки и в ковбойки. Один в кожаной куртке, другой в застегнутой вязаной кофте. Оставив меня тут, таможенный босс исчез за дверью.
Тот, что в кожаной куртке, представился:"Агент ИМНС, Скот Смокки.! Вы когда прибыли в Америку?"- спросил он. Скот напомнил мне Сашку Козловского, моего однокурсника. Такой же плотный, светловолосый, прокуренные усы скобочкой, светлые глаза и нос с горбинкой. "Такого то марта 1998 года"- отвечаю. Затем была пауза:"Нет!"- отвечает мне агент Скот:"Ты прибыл сюда такого-то сентября 1997-го года, так мне показывает мой компьютер".
"Это был мой предыдущий заезд "- отвечаю ему.
"Нет!"- весело говорит мне Скот:"Василий, компьютер врать не может, значит врёшь ты!" Весело, весело проговорил этот Скот:"И потому я должен тебя арестовать!" Он мигнул напарнику, тот поднялся, они подошли и, через несколько секунд, мои руки сковали у меня за спиной. Хоть я и не сопротивлялся, прокуренные они пыхтели там, словно действительно выполняли какую-то серьёзную работу. Я пробовал объясниться, о том, что мой предыдущий заезд был, как в компьютере, а последний именно тогда, как я назвал. Все это отштамповано в моем паспорте и если они дадут мне возможность позвонить домой, то мой сосед тут же привезёт этот паспорт. Объяснения эти были проигнорированы. "Ты сможешь позвонить ему из тюрьмы за свой счёт, там есть таксофон"- опять с весёлыми глазами проговорил Скот вытряхивая на стол содержимое моего бумажника. Он не доставал его, а именно вытряхивал, подняв складной портмоне и перевернув его над поверхностью столешницы. Деньги, квитанции, студенческий билет и цветные фото моих любимых, жены и дочки, парили в воздухе, а Скот смотрел на них и на меня весело и внимательно. Я же, наверное, выглядел ошарашенным, обозленным и чисто дураком. А что тут можно было сделать. Очень похоже, что этот парень любил арестовывать людей.
Напарник же его, напротив, словно растворился в полумраке комнаты. Его не было видно и слышно, либо моя память просто стёрла все лишние воспоминания. Свет здесь был только над столом.
"Ты, как сюда попал?"- спросил Скот, начиная заполнять бумаги. Поняв, что это надолго и вариантов у меня нет я рассказал ему краткую историю моих визитов в Америку включив в рассказ историю с перелетом через Берингов пролив на дельтаплане Жени Ананьина, которой в благодарность за финансовую помощь, ненадолго прославившись, сделал мне паспорт с визой для совместной поездки на аэрошоу в Анкоридж. Невозможно забыть тот сумасшедший восторг от этой поездки, от первых шагов по воспетой Джеком Лондоном земле, от невиданного тогда для нас современного комфорта, даже в этом "зачуханном" северном городишке, от богатого общения с авиаторами разных мастей и калибров, от могучих гор с величественными ледниками и повсеместными рогатыми лосями. Именно тогда все и началось. Первым предложил мне делать совместный бизнес хозяин глазной клиники на Аляске в которой я заказал очки. Он притащил мне огромный медицинский каталог, который я отправил своим компаньонам во Владивостоке. Они ничего не поняли и не оценили. Там все было по английски. Они на нем "не шарили", а в медицине знали только аспирин, капли в нос, и свечи от констипации. Впрочем, как и большинство из нас. В каталоге же было под тридцать тысяч наименований и все это мелким шрифтом. Зато они, мои партнёры, взбодрились и начали заказывать партии джинсов и маек, контейнеры окорочков и сублимированного картофеля, компактные сейфы и мягкие напитки, витаминный наборы и пневматические пистолеты. Были заказы на стройматериалы и унитазы черного цвета, на компьютерные комплектующие. оборудование для зарядки охотничьих патронов, и обработки питьевой воды.. были отправлены самолётами партии женских тампонов, детская еда, разнообразные презервативы, тайваньские часы наручные. Удалось отгрузить инесколько крутых автомобилей.. В общем все, что требовала тогда наша проснувшаяся, непуганная, неразборчивая, возбужденная жаждой лёгкой наживы и бесконечно влюбленная во всё "made in USA" , родная публика.
Мои более молодые незакомплексованные владивостокские компаньены быстро впитывали распространявшиеся со скоростью степного пожара рыночные правила и отношения. Их природные инстинкты уличных фарцовщиков хищного портового города заострялись и оттачивались в закипевшей среде первородного постсоветского капитализма. Преобладающая наивность, доверчивость и простодушие нашего народа, ещё не поверившего в то, что всесокрушащие перемены нового времени это не временно, не случайно, не оборотный зигзаг эпохи, а ее глубокий, обвальный, необратимый полет в другое измерение, были отличной средой для безопасного доступа к имеющимся у него капиталам. Компаньоны не страдали ригидностью военного, дисциплинарного воспитания. У них не было патриархального этического бремени и морального комплекса, не было старозаветского чувства ответственности, не было публичного стыда, не было ничего такого... , а вот с нюхом на поживу, на запах лоха, на быстрый и искрометный успех, тут все было в порядке...
Потом появилась компания "Русская Америка", которая буквально схватила меня за рукав, когда я гулял по самой северной 5-й авеню. Ох и ушлый же там был парень из южной Дакоты, Патрик Роухайд. Большеглазый блондин с телосложением молодого Черчиля, хваткой Остапа Бендера, торговыми трюками наших южан на базаре. Мне кажется перекрашивать масти безродных лошадей цыгане научились у людей подобных Патрику. Чтобы мы не замышляли, чтобы провернуть какую-либо сделку между двумя странами, Патрик все делал быстрее, чем я успевал переварить саму бизнес идею. Так мы попали в историю с партией юзаных дискет с заново наклеенными фирменными этикетками, потом наоборот, взяли "чисто американские" небольшие сейфы с настоящими паспортами "сделано в Китае". Целый контейнер таких отгрузили из Лос Анжелеса и потом выкручивались, убирая эту страницу из паспорта и изымая сейфы из упаковочных коробок. Благо, что сейфы оказались хороши и заказчики верили на слово и на документы по порту отгрузки, что это и есть "чистая Америка".
А с советскими тепловизорами Пат попросту исчез, загрузив их в свой вэн и удрав на нем ночью через канадскую границу. Полиция только руками развела. Потом были престарелый Джордж Третьяков из Сан-Рафаэля, потомок основателя одноимённой галереи, с двумя ровесниками с итальянскими и шведскими корнями, Доном Матини, и Риком Олафсоном. Джордж был отставным электриком, воровавшим по молодости на метал старые медные кабели в офисных небоскребах Сан-Франциско. Матини оказался также отставным, но кинорежисером какой то мелкой студии с большими долгами, и его ржавая спортивная БМВ-шка вполне гармонировала по виду и возрасту с его редкой седой шевелюрой на худом, пятнистом черепе, а бородка была у него выщипанна, и голос дрожал не по итальянски. Олафсон на голову превосходил своих "корешей", как бизнесмен. В свое время он был достаточно крупным финансистом, когда его физическая и ментальная форма были на должном уровне, а вот чистота его помыслов была поставлена под сомнение контролирующими органами. Доживал свою жизнь Олафсон в небольшой съёмной квартире в Петалуме, расставшись с mansion и двумя доходными домами, как раз в канун своего семидесятилетия. Часть дел на него оставались открытыми, я это сам со временем нашёл в базе данных городского суда. Именно эти старцы, взявшись помочь мне со сбытом некондиционного сорбитола, прибывшего в двух контейнерах из нашей Йошкар-Олы, чуть было не обобрали меня до нитки и не лишили меня веры в чистое и светлое царство мудрых людей повидавших и понявших жизнь во всей её благородной глубине и сути.
Пока я познавал глубинный контест "ин год ви траст", пробитый на каждой купюре государства на вершине хрустальной горы , мой "натуральный наивет" безжалостно эксплуатировал всякий капиталист, будь то представитель крупных компаний по производству машинного оборудования, мелкий лавочник, вообразивший себя предпринимателем, гербалайфовый дистрибьютор из наших иммигрантов, арабский торгаш электроникой на Маркет стоит в Сан-Франциско, а то и ушлый проповедник из церкви Христа, решивший подработать на простофиле с ученой степенью из российской академии наук. Сарказм глобальной заявки на купюре дошёл до меня не сразу, превратившись в почти комедийный афоризм по мере моего созревания в мире капитала.
Конечно же я не все это рассказал агенту Скоту, но все это огромным импульсом пролетело в моем неожиданно предельно напрягшемся мозгу
Я рассказал ему о своих экспедициях на Ньюфаундленд, к Фарерским и Лофотенским островам, к Исландии, когда я был ещё студентом, об экспедиции в Южный Вьетнам на "Академике Несмеянове", о защите диссертации, о морском походе на южные Курилы, Сахалин, про остров Монерон, залив де-Кастри и про прочую дребедень. Что-то такое я ему действительно говорил. Мне наверное казалось, что поговорим вот так и этот агент Скот Смокки поймёт, что я никакой не преступник, что у меня в принципе не может даже возникнуть желание совершать что-то злонамеренное или беззаконное, тем более, что правота моя чётко отштампована вьездными и выездными датами в паспорте. Вскоре, так или иначе, это всё разъясниться.
Скот Смоки с удовольствием слушал меня все с той же улыбкой человека довольного жизнью. Вызванный тюремный воронок задерживался и время нужно было коротать. В моем случае это, наверное, была форма нервного срыва. Попасть вот так вот в тюрягу, на ровном месте, не верша и не ведая за собой ничего грешного, находясь в самой демократичной и свободной стране, мое сознание отказывалось принимать это, как новую реальность..я говорил, сейчас обо всем, что приходило на ум, совершенно не стесняясь своего "ржавого" английского. Когда раздался звонок и в комнату вошёл напарник Скота, мне стало полегче. Видимо он все слушал в соседней комнате ибо смотрел на меня сейчас с неподдельным интересом, кажется даже в изумлении и с симпатией. Именно он накинул мне мою куртку на плечи, чтобы не было видно наручников. Оба агента встали с двух сторон рядом со мной и мы тронулись к лифту.
"Где ты их берёшь, Скот?"- спросил второй агент явно имея в виду меня. "Есть у меня источники !"- довольно ответил Скот глядя на меня, как на новую покупку. Второй посмотрел на Скота:"Чем ты их прикармиваешь?"
Скот глянул на меня оценивающе, как на удачный трофей, улыбнулся напарнику и ничего не сказал в ответ.
Мы вышли на улицу. Было около 3-х часов, работа во многих офисах заканчивалась, тротуары авеню заполнялись людьми. Мы стояли на краю у дороги, воронка все еще не было, оба сопровождающих достали сигареты. Второй повернулся было ко мне, но неловко хмыкнул, вспомнив про наручники. Скот щелкнул зажигалкой и они закурили. Скот молча и с удовольствием, а второй держал дымящуюся сигарету и пробовал поддерживать со мною разговор. Он был искренен и любознателен. В другое время мы могли бы хорошо посидеть с ним в баре. Сейчас же, осознав сполна свалившиеся на меня проблемы, мне стало труднее отвечать ему. Моя машина стоит прямо на этой улице, через два блока на юг, возле счётчика. Там, наверняка уже вышло время, выписан штраф и квитанциа вставлена под дворники на лобовом стекле. К утру ее, скорее всего, утащат на штрафную стоянку. Груз с Сахалина также уйдёт на платное хранение. Все участники сделки будут гадать о моем исчезновении, как и хозяин съемного дома. Сколько времени меня продержат и что предъявят одному бесу сейчас известно. Почему то Скот стоявший справа от меня, при всем его благодушии, вдруг показался мне самым омерзительным существом, которое следовало бы придушить или просто крепко долбануть снизу прямо по этой свисающей в улыбке челюсти.
Черт побери, в чем и где тут может быть какая-то вина, чтобы столько людей вдруг занялись моей изоляцией от общества?
Наконец подкатил большой белый вэн с глухими стенками. В нем сидели двое молодых, подвижных, коротко стриженных тюремщиков в оливковой униформе, без фуражек, но с жетонами на груди, с пистолетами и наручниками на поясе. Меня провели на обратную от тротуара сторону и через боковую сдвижную дверь усадили на крашенное металлическое сиденье, пристегнув наручниками к к трубчатому подлокотнику. Скот отдал тюремщикам папку с бумагами. На одной из бумаг потребовал подпись и забрал её с собой. Скот, еще раз посмотрел на меня, все с той же улыбкой, произнес, как мурлыкающий кот:"Василий, там, все как в отеле только бесплатно, включая сэндвичи и кофе!" Он хохотнул довольно и задвинул жестянную, без обивки дверь. Весь вэн был такой, голый, белый, окрашенный металл, похлеще уазовской "буханки".
Конечно же я не все это рассказал агенту Скоту, но все это огромным импульсом пролетело в моем неожиданно предельно напрягшемся мозгу
Я рассказал ему о своих экспедициях на Ньюфаундленд, к Фарерским и Лофотенским островам, к Исландии, когда я был ещё студентом, об экспедиции в Южный Вьетнам на "Академике Несмеянове", о защите диссертации, о морском походе на южные Курилы, Сахалин, про остров Монерон, залив де-Кастри и про прочую дребедень. Что-то такое я ему действительно говорил. Мне наверное казалось, что поговорим вот так и этот агент Скот Смокки поймёт, что я никакой не преступник, что у меня в принципе не может даже возникнуть желание совершать что-то злонамеренное или беззаконное, тем более, что правота моя чётко отштампована вьездными и выездными датами в паспорте. Вскоре, так или иначе, это всё разъясниться.
Скот Смоки с удовольствием слушал меня все с той же улыбкой человека довольного жизнью. Вызванный тюремный воронок задерживался и время нужно было коротать. В моем случае это, наверное, была форма нервного срыва. Попасть вот так вот в тюрягу, на ровном месте, не верша и не ведая за собой ничего грешного, находясь в самой демократичной и свободной стране, мое сознание отказывалось принимать это, как новую реальность..я говорил, сейчас обо всем, что приходило на ум, совершенно не стесняясь своего "ржавого" английского. Когда раздался звонок и в комнату вошёл напарник Скота, мне стало полегче. Видимо он все слушал в соседней комнате ибо смотрел на меня сейчас с неподдельным интересом, кажется даже в изумлении и с симпатией. Именно он накинул мне мою куртку на плечи, чтобы не было видно наручников. Оба агента встали с двух сторон рядом со мной и мы тронулись к лифту.
"Где ты их берёшь, Скот?"- спросил второй агент явно имея в виду меня. "Есть у меня источники !"- довольно ответил Скот глядя на меня, как на новую покупку. Второй посмотрел на Скота:"Чем ты их прикармиваешь?"
Скот глянул на меня оценивающе, как на удачный трофей, улыбнулся напарнику и ничего не сказал в ответ.
Мы вышли на улицу. Было около 3-х часов, работа во многих офисах заканчивалась, тротуары авеню заполнялись людьми. Мы стояли на краю у дороги, воронка все еще не было, оба сопровождающих достали сигареты. Второй повернулся было ко мне, но неловко хмыкнул, вспомнив про наручники. Скот щелкнул зажигалкой и они закурили. Скот молча и с удовольствием, а второй держал дымящуюся сигарету и пробовал поддерживать со мною разговор. Он был искренен и любознателен. В другое время мы могли бы хорошо посидеть с ним в баре. Сейчас же, осознав сполна свалившиеся на меня проблемы, мне стало труднее отвечать ему. Моя машина стоит прямо на этой улице, через два блока на юг, возле счётчика. Там, наверняка уже вышло время, выписан штраф и квитанциа вставлена под дворники на лобовом стекле. К утру ее, скорее всего, утащат на штрафную стоянку. Груз с Сахалина также уйдёт на платное хранение. Все участники сделки будут гадать о моем исчезновении, как и хозяин съемного дома. Сколько времени меня продержат и что предъявят одному бесу сейчас известно. Почему то Скот стоявший справа от меня, при всем его благодушии, вдруг показался мне самым омерзительным существом, которое следовало бы придушить или просто крепко долбануть снизу прямо по этой свисающей в улыбке челюсти.
Черт побери, в чем и где тут может быть какая-то вина, чтобы столько людей вдруг занялись моей изоляцией от общества?
Наконец подкатил большой белый вэн с глухими стенками. В нем сидели двое молодых, подвижных, коротко стриженных тюремщиков в оливковой униформе, без фуражек, но с жетонами на груди, с пистолетами и наручниками на поясе. Меня провели на обратную от тротуара сторону и через боковую сдвижную дверь усадили на крашенное металлическое сиденье, пристегнув наручниками к к трубчатому подлокотнику. Скот отдал тюремщикам папку с бумагами. На одной из бумаг потребовал подпись и забрал её с собой. Скот, еще раз посмотрел на меня, все с той же улыбкой, произнес, как мурлыкающий кот:"Василий, там, все как в отеле только бесплатно, включая сэндвичи и кофе!" Он хохотнул довольно и задвинул жестянную, без обивки дверь. Весь вэн был такой, голый, белый, окрашенный металл, похлеще уазовской "буханки".
В конце-концов второй агент заявил:"Ок, босс, мне надо быть до трех в порту, оттуда я поеду забирать сына из школы. Русский весь твой". Не дожидаясь одобрения "босса" он сгреб ключи и сигареты со стола, вынул из сейфа пистолет, засунул его куда-то под мышку и двинул из офиса не оглядываясь. Вероятно они были достаточно независимы. Уходящий выглядел при этом этаким ревнивцем. Наедине Скот разошёлся:"Ты тут хорошо устроился, Василий! Женат, но женщин водишь!"
"Да не вожу я никого, Скот!"- раздражённо отвечаю ему.
"Водишь!"- весело продолжает Скот.
"Слушай!"- говорю:"Ты увидишь мой паспорт с визой и все станет на место, а ты уже гордо держишь меня в наручниках. При этом последним рейсом со мной летели четверо владивостокских бандитов и твоя служба всех их пропустила в страну!"
Говоря это я помянул имя владивостокского криминального авторитета тех лет.
"Анатолий Н....ч!?"- ошарашивает меня агент называя полное имя урода, которому оставалось жить несколько лет. Его убьёт наёмный киллер во Владивостоке возле казино в районе Второй речки.
"Как?"- вырывается у меня:"Вы знали и впустили?!"
"Слушай, Василий, у вас сейчас на улице можно новый паспорт купить на неподдельном бланке. Комар носа не подточит!"- объяснил он мне, как маленькому. Сказал это спокойно и, как-то безразлично. "Ну вы даёте! И вы тратите время на меня?!"- Скот выпустил долгую струю дыма глядя в мою сторону и ничего не ответил. Зазвонил телефон. Воронок прибыл! Скот позвонил некому Дагу и чуть спустя в дверях появился высокий джентльмен с короткой стрижкой светлым бобриком
, бледным приветливым лицом в гражданском светло сером полупальто. Он с любопытством посмотрел на меня и с удивлением повернулся к Скоту:"Где ты их находишь?" Скот только улыбнулся в ответ. Он постарался сделать это загадочно, но получилось скорее самодовольно. "Нужна твоя помощь, Даг, отвести его на улицу, вэн уже прибыл". Даг ещё раз осмотрел меня с интересом:"Василий, ты точно морской биолог со степенью?" Видно было, что ему это действительно интересно. Скот так кратко по телефону описал ему свою "добычу". Возможно я просто кивнул ему тогда в ответ. "Почему не к нему отвел меня этот подлый таможенник?"- почему-то подумалось, что Даг бы не стал надевать мне наручники.
Скот накинул на мои плечи мою заношенную "кожанку" и мы втроём двинулись из комнаты по коридору к лифту. Я посередине, два агента по бокам. День шёл к концу, народу набралось полно. В лифте ехали молча все 25ть этажей. На улице оказалось, что машины еще нет. Даг вновь попробовал поговорить. Вполне дружелюбно и все с тем же искренним интересом. Откуда, я, чем занимался, да как все случилось, но Скот его взглядом и каким-то междометием укоротил. Мол, не самое подходящее место и время. Даг весело ухмыльнулся, но разговор прекратил, а тут и белый воронок без боковых окон подкатил. Боковая дверь сдвинулось обнажая внутреннюю пустоту большого "доджа" и оттуда выскочил подтянутый, подстриженный служивый в униформе и с пистолетом на поясе. Жетон городской тюрьмы сиял на его груди. Второй, почти копия первого, оставался сидеть за рулём. Скот поблагодарил Дага и вместе со мной подошел к двери тюремного авто.
"Пока, Василий!"- вполне себе по-дружески попрощался со мной приветливый агент Даг, а подлец Скот неловко посмотрел на нас обоих и непонятно повел вверх одной бровью. "Здесь все необходимые бумаги, а в конверте ключи и бумажник задержанного"- сказал он парню в униформе:"и, да, отдайте мне мои наручники!" Опять, теперь уже эти двое, быстро поменяли стальные браслеты пристегнув меня к поручню крашенного металлического сидения внутри салона. Скот тяжело спустился на улицу и кивнул молодым парням:"Я доберусь туда на своей машине!" Повернулся ко мне:"Скоро увидимся!- и опять улыбался. Он не издевался, я видел. Он просто очень любил свое дело. Тюремщики в дороге не проронили ни единого слова со мной. Дорога заняла минут пять. Вэн вьехал в автоматически распахнутые ворота, следом успела въехать ещё одна машина. Мы подъехали к огромной стальной двери у нижнего заднего этажа тюрьмы. Меня отстегнули от поручня и аккуратно вывели на улицу. Передо мной вновь на крепких толстых ногах с крепким шарообразным пузцом улыбаясь стоял Скот. Наручники вновь
совершили самообряд обмена, вэн отьехал. Скот набрал код на панели сбоку у двери, открыл сейф в кирпичной стене и уложил туда свой пистолет. Оставшись без оружия он несколько потерял своей наглости и уверенности, а улыбка случилась почти извинительной. "Только внутренние служащие, Василий, имеют право ношения оружия в тюрьме "-зачем-то пояснил он мне и быстро набрал другой код чтобы тяжёлая дверь открылась. Скот плотно держал меня за левую руку выше локтя.
"Как?"- вырывается у меня:"Вы знали и впустили?!"
"Слушай, Василий, у вас сейчас на улице можно новый паспорт купить на неподдельном бланке. Комар носа не подточит!"- объяснил он мне, как маленькому. Сказал это спокойно и, как-то безразлично. "Ну вы даёте! И вы тратите время на меня?!"- Скот выпустил долгую струю дыма глядя в мою сторону и ничего не ответил. Зазвонил телефон. Воронок прибыл! Скот позвонил некому Дагу и чуть спустя в дверях появился высокий джентльмен с короткой стрижкой светлым бобриком
, бледным приветливым лицом в гражданском светло сером полупальто. Он с любопытством посмотрел на меня и с удивлением повернулся к Скоту:"Где ты их находишь?" Скот только улыбнулся в ответ. Он постарался сделать это загадочно, но получилось скорее самодовольно. "Нужна твоя помощь, Даг, отвести его на улицу, вэн уже прибыл". Даг ещё раз осмотрел меня с интересом:"Василий, ты точно морской биолог со степенью?" Видно было, что ему это действительно интересно. Скот так кратко по телефону описал ему свою "добычу". Возможно я просто кивнул ему тогда в ответ. "Почему не к нему отвел меня этот подлый таможенник?"- почему-то подумалось, что Даг бы не стал надевать мне наручники.
Скот накинул на мои плечи мою заношенную "кожанку" и мы втроём двинулись из комнаты по коридору к лифту. Я посередине, два агента по бокам. День шёл к концу, народу набралось полно. В лифте ехали молча все 25ть этажей. На улице оказалось, что машины еще нет. Даг вновь попробовал поговорить. Вполне дружелюбно и все с тем же искренним интересом. Откуда, я, чем занимался, да как все случилось, но Скот его взглядом и каким-то междометием укоротил. Мол, не самое подходящее место и время. Даг весело ухмыльнулся, но разговор прекратил, а тут и белый воронок без боковых окон подкатил. Боковая дверь сдвинулось обнажая внутреннюю пустоту большого "доджа" и оттуда выскочил подтянутый, подстриженный служивый в униформе и с пистолетом на поясе. Жетон городской тюрьмы сиял на его груди. Второй, почти копия первого, оставался сидеть за рулём. Скот поблагодарил Дага и вместе со мной подошел к двери тюремного авто.
"Пока, Василий!"- вполне себе по-дружески попрощался со мной приветливый агент Даг, а подлец Скот неловко посмотрел на нас обоих и непонятно повел вверх одной бровью. "Здесь все необходимые бумаги, а в конверте ключи и бумажник задержанного"- сказал он парню в униформе:"и, да, отдайте мне мои наручники!" Опять, теперь уже эти двое, быстро поменяли стальные браслеты пристегнув меня к поручню крашенного металлического сидения внутри салона. Скот тяжело спустился на улицу и кивнул молодым парням:"Я доберусь туда на своей машине!" Повернулся ко мне:"Скоро увидимся!- и опять улыбался. Он не издевался, я видел. Он просто очень любил свое дело. Тюремщики в дороге не проронили ни единого слова со мной. Дорога заняла минут пять. Вэн вьехал в автоматически распахнутые ворота, следом успела въехать ещё одна машина. Мы подъехали к огромной стальной двери у нижнего заднего этажа тюрьмы. Меня отстегнули от поручня и аккуратно вывели на улицу. Передо мной вновь на крепких толстых ногах с крепким шарообразным пузцом улыбаясь стоял Скот. Наручники вновь
совершили самообряд обмена, вэн отьехал. Скот набрал код на панели сбоку у двери, открыл сейф в кирпичной стене и уложил туда свой пистолет. Оставшись без оружия он несколько потерял своей наглости и уверенности, а улыбка случилась почти извинительной. "Только внутренние служащие, Василий, имеют право ношения оружия в тюрьме "-зачем-то пояснил он мне и быстро набрал другой код чтобы тяжёлая дверь открылась. Скот плотно держал меня за левую руку выше локтя.
В распахнутом проеме нас ожидал невысокий, крепкий, стриженный с тонкими усиками на верхней губе латиноамериканец, в униформе и с оружием на поясе.
Передав ему папку с бумагами, Скот опять "отобрал" у меня наручники. Светлые, слегка водянистые глаза его счастливо лучились. Казалось счастье никогда не покидает этого человека. "Давай, Василий, не вешай носа! Здесь тебе подадут бесплатный гамбургер!"- он не сдержался и слегка хохотнул и через несколько мгновений человек, который заполнял и контролировал все моё ближайшее пространство, исчез в темноте тюремного коридора. Мой новый контроллер оказался совершенно противоположным Скоту. Он был абсолютно немногословный, подтянутый, сдержанный и, невероятно корректный. Его наручники оставались на его поясе. Пистолет его был пристегнут в кобуре, а все его руководство было ограничено простыми жестами и подсказками:"Следуйте прямо! Здесь направо! Стойте на месте!" Последнее касалось места у двери лифта. Лифт спустился ещё на один этаж. Здание, которое с улицы выглядит кирпичной четырехэтажкой, с обратной стороны было глубоко, на несколько этажей, вкопано в крутой склон.
Здесь меня ввели в обширную ярко освещенную неоновым светом комнату. Высокая перегородка из прочной проволочной сетки делила эту комнату ровно пополам. С левой стороны от входа находился пресловутый "обезьянник" плотно заполненный парой дюжин задержанных. С другой была высокая стойка с компьютерами. За нею на поднятой над полом платформе стояли тюремные служащие в плотной чистой униформе с оружием на поясе и без головных уборов. Они занимались регистрацией новеньких. С моей стороны регистрационная стойка находилась на уровне моего подбородка. Я стоял напротив компьютера и наблюдал за офицером изучающим мое дело. Он несколько раз, почитав что-то на экране, возвращался к моим бумагам. Наконец обратился ко мне напрямую:"Зачем вас сюда привели? У вас вполне легальный статус условного резидента?" До этого мне никогда не приходилось слышать такого определения, но озвученный факт "вполне легального статуса условного резидента" из уст служивого передо мной, плеснул столько адреналина в увядший за последние часы кровепоток, что в черепе у меня громко зазвенело по всему объёму, позвоночник вытянулся и напрягся, а ноги приготовились что-то отстучать по полу. "Конечно, офицер! Я и есть условный, легальный резидент! Отпустите меня поскорее, моя машина осталась на платной стоянке на 1-й авеню!"- все это вылетело из меня с энтузиазмом и радостью.
'Не все так просто, сэр!"- ответил мне служивый. "Вас должен забрать отсюда тот же офицер, что привел сюда"- со сдержанный сожалением произнес тюремщик."Так звоните же ему!"- говорю не теряя надежды. "Увы, сэр, рабочий день у него закончился никто не возьмёт там трубку. Сожалею, но ночь вам придётся провести у нас!" - и он кивнул своему помощнику для моего приема вот в такие вот пенаты.
В это же время ввели ещё одну задержанную. В этот раз перед стойкой оказалась полноватая китайская женщина в платье из дорогого то ли шёлка, то ли атласа. Было ей слегка за сорок и по английски она совсем не понимала. Служащим пришлось заняться ею, а меня запереть в общий "обезьянник".
Передав ему папку с бумагами, Скот опять "отобрал" у меня наручники. Светлые, слегка водянистые глаза его счастливо лучились. Казалось счастье никогда не покидает этого человека. "Давай, Василий, не вешай носа! Здесь тебе подадут бесплатный гамбургер!"- он не сдержался и слегка хохотнул и через несколько мгновений человек, который заполнял и контролировал все моё ближайшее пространство, исчез в темноте тюремного коридора. Мой новый контроллер оказался совершенно противоположным Скоту. Он был абсолютно немногословный, подтянутый, сдержанный и, невероятно корректный. Его наручники оставались на его поясе. Пистолет его был пристегнут в кобуре, а все его руководство было ограничено простыми жестами и подсказками:"Следуйте прямо! Здесь направо! Стойте на месте!" Последнее касалось места у двери лифта. Лифт спустился ещё на один этаж. Здание, которое с улицы выглядит кирпичной четырехэтажкой, с обратной стороны было глубоко, на несколько этажей, вкопано в крутой склон.
Здесь меня ввели в обширную ярко освещенную неоновым светом комнату. Высокая перегородка из прочной проволочной сетки делила эту комнату ровно пополам. С левой стороны от входа находился пресловутый "обезьянник" плотно заполненный парой дюжин задержанных. С другой была высокая стойка с компьютерами. За нею на поднятой над полом платформе стояли тюремные служащие в плотной чистой униформе с оружием на поясе и без головных уборов. Они занимались регистрацией новеньких. С моей стороны регистрационная стойка находилась на уровне моего подбородка. Я стоял напротив компьютера и наблюдал за офицером изучающим мое дело. Он несколько раз, почитав что-то на экране, возвращался к моим бумагам. Наконец обратился ко мне напрямую:"Зачем вас сюда привели? У вас вполне легальный статус условного резидента?" До этого мне никогда не приходилось слышать такого определения, но озвученный факт "вполне легального статуса условного резидента" из уст служивого передо мной, плеснул столько адреналина в увядший за последние часы кровепоток, что в черепе у меня громко зазвенело по всему объёму, позвоночник вытянулся и напрягся, а ноги приготовились что-то отстучать по полу. "Конечно, офицер! Я и есть условный, легальный резидент! Отпустите меня поскорее, моя машина осталась на платной стоянке на 1-й авеню!"- все это вылетело из меня с энтузиазмом и радостью.
'Не все так просто, сэр!"- ответил мне служивый. "Вас должен забрать отсюда тот же офицер, что привел сюда"- со сдержанный сожалением произнес тюремщик."Так звоните же ему!"- говорю не теряя надежды. "Увы, сэр, рабочий день у него закончился никто не возьмёт там трубку. Сожалею, но ночь вам придётся провести у нас!" - и он кивнул своему помощнику для моего приема вот в такие вот пенаты.
В это же время ввели ещё одну задержанную. В этот раз перед стойкой оказалась полноватая китайская женщина в платье из дорогого то ли шёлка, то ли атласа. Было ей слегка за сорок и по английски она совсем не понимала. Служащим пришлось заняться ею, а меня запереть в общий "обезьянник".
Да, моя машина, трёхдверный "джип черрокки ларедо", стоял прямо на улице возле счётчика для оплаты. Оплаченное время уже давно закончилось и штраф там был выписан "не детский". За ночь скорее всего джип эвакуируют и ищи его потом среди акул этого алчного бизнеса. Такое с ним однажды случалось, в Сан-Рафаэле, недалеко от Сан-Франциско. Тогда меня хорошо потрепали с обоих концов, и морально и материально. Спасли номера аляскинские. Кто-то из эвакуаторов провел на Аляске пару сезонов на лососевой путине и навсегда проникся симпатией к северянам. Они выпустили меня с просроченной регистрацией и истекавшей визой. Похоже уже тогда бы попал в калифорнийский острог. Обошлось. Сейчас же дела обстоят наоборот, меня уже упекли, а вот машина пока ещё на свободе.
В "обезьяннике" висел платный телефон таксофон. Монеты он не принимал, но звонить было можно, если абонент на другом конце согласится оплатить разговор. Продвинувшись между расслабленных тел восседавших или возлежавших прямо на полу "обезьянника" я добрался до чёрного аппарата. Какое было это благо того времени. Сотовые телефоны оставались малодоступны и примитивны, поэтому мы держали в памяти все важные для нас номера.
Набрав номер своего партнёра по аренде дома О.. Б..., я замер в ожидании, а возьмёт ли он трубку. Партнёр взял и взял ещё как. Оказывается он уже беспокоился обо мне и даже собирался начинать поиски. Его украинский южный говор был столь приятен и обнадеживающь, что у меня в горле пересохло. "О..., я в тюряге!"- с ходу втюрил я. "Да ты шо?!"- отозвалось словно эхом в трубке. Изложив кратко историю, повторять ничего не пришлось. Я только добавил информацию о том, где в магнитной коробочке лежит запасной ключ от авто. Дальше можно было вешать трубку. Деятельность и активность этого парня были почти феноменальны. Не оставалось сомнений, что он провернет операцию по спасению джипа, найдёт мой паспорт в столе и доставит его из Такомы в Сиэтл в нужное место и в нужное время. К тому времени О... уже успел себя хорошо зарекомендовать в делах требующих быстрой реакции. .
"Чао!"- только и успел крикнуть я в трубку и уже мысленно видел, как он на бегу одевается на лестнице со второго этажа и .... и так далее.
Повесив трубку я огляделся. Взоры примерно половины обитателей "обезьянника" были обращены в мою сторону. Другая половина либо спала и дремала, либо находилась в состоянии некоего неадеквата, который на тот момент мне был не очень понятен.
Судя по любопытным взглядам мне стало понятно, что в этом "коллективе" я единственный русский.
В камере
"Камера" не была обычной камерой. В ней были большие окна, с подоконнниками выше человеческого роста. Потолок достигал высоты в четыре метра, а общая площадь помещения позволяла свободно расставить девять двухэтажных коек вдоль стен, большой стол по центру и еще оставалось пространство для свободного хождения вокруг. Мое единственное "корыто" лежало на полу с изголовьем под окном.
"Камера" реально походила на небольшой школьный спортзал. Одна из её стенок отсутствовала. Вместо кирпичной кладки здесь смонтировали на всю высоту стальную решётку из толстых крашенных прутьев и оснастили её большой, сдвижной решётчатой дверью. Решетки закрывали и все окна. О том, что ты в тюряге напоминал и большой туалет с душем. Это было отдельное помещение примыкающее к решетчатой стенке. В этом помещении не было двери и, даже более, со стороны входа такде целиком отсутствовала стена. Пара туалетных и душевых кабинок в нем были разделены небольшими перегородками покрытыми кафелем. Все действия и шумы внутри этого помещения были хорошо слышны и частично видны остальным сокамерникам. Вода в душ подавалась под хорошим напором, в т.ч.и горячая. Подумалось, что жить в таком заточении было бы неплохо, если ты привык к заточению.
Спалось плохо. Голова была перегрета неожиданными мыслями и беспокойствами. Утром всех подняли и соседи по очереди принялись посещать душ и туалет. Все было спокойно, никто никуда не спешил. Разговоров также не было слышно. Я тоже принял душ и это освежило, поспособствовало, некому умиротворению. Затем пришёл охранник, открыл замок и сдвинул железную дверь на всю ширину. Кажется он громко сказал одно слово:"Завтрак!" И обитатели камеры по одному потянулись в слабоосвещенный коридор. В след за ними вышел и я. Коридор был протяжённый, столовая находилась за каким-то углом. Мы шли цепочкой по одному. Охранник задвинул за нами дверь и исчез.
В столовой оказалось тесновато. Она походила по размеру на камеру, но стойка для раздачи и столы со скамейками занимали всю открытую площадь помещения. Все также молча, без суеты и толкотни, сокамерники разобрали подносы с одинаковым завтраком. Усевшись на свободное место я смог хорошо его рассмотреть. Там была небольшая чашка с черным кофе, маленький лоток из фольги с картофельным пюре с змешанными в него тёмными комочками. Рядом лежала пара сухих галет. Было и еще что-то небольшое, но уже совершенно забытое. Кажется какой-то суховатый сэндвич без всякой зелени.
Запах внутри столовки и от самой еды аппетита не пробуждали. В те времена мой желудок переваривал все, и желание хорошо поесть было всегда. Несмотря на непрошедшую за ночь подавленность аппетит к утру пробудился и я взялся за пластиковую вилку. Попробовав пюре вилку пришлось отложить. На столе была стопка коричневых салфеток и мне пришлось выплюнуть пюре на одну из них. Свернув я бросил её в урну у стола. Никто не обратил на меня внимание. Все безмолвно ковырялись в своих подносах. Вспомнилось голубоватое, полупрозрачное картофельное пюре, приготовленное из сублимированного порошка на десантном корабле "Красная Пресня", на военно-морской базе в Балтийске, где мы проходили военные сборы после учёбы на ихтиофаке. Сколько мы смеялись потом, вспоминая это пюре с синевой, но оно было съедобным!
Картошка в тюряге, в центре Сиэтла, приправленная кусочками чёрного хлеба отдавала плесенью.
Кофе также подали не из старбакса. Оно было абсолютно чёрным, полное горечи, но совершенно не имело кофейного аромата. Пожевав безвкусные галеты пришлось запить их этим кофе. На этом завтрак закончился. Мы побросали подносы в подвезенное алюминиевое корыто и потянулись назад в камеру. Никто не благодарил шефа собиравшего за нами посуду.
Тот же охранник встретил нас у решётки. Несколько человек привычно перекинулось с ним парой слов проходя мимо, обращаясь к нему по имени, он отвечал им спокойно. Видно было, что среди нас есть местные "старожилы". Задвинув железную дверь, позвенев ключами он снова исчез в коридорном полумраке.
Чтобы там ни было, но после завтрака комната ожила. Активный мексиканец занялся чисткой туалета, это был его день, и по шуму воды, стуку швабры и щётки понятно было, что занимается он этим с энтузиазмом.
Тихий, полный и бритый налысо мексиканец сел за шахматами на столе. Ещё один мексиканец успел ранее с табуретом забраться на этот стол и переключить канал телевизора под потолком на мыльную оперу. Сначала он безуспешно поискал спортивный канал.
Китаец, два мексиканца и канадец собрались возле своих коек и китаец продолжил им свою сагу про приезд в Америку, про свои планы, про задержание, про своего адвоката и про свои рассходы. Это немного развлекало. Канадец ничего не слушал. Он просто прохаживался рядом, туда сюда, в ожидании вестей о своём освобождении и последующй депортации. У него недавно был суд и решение к исполнению было назначено на сегодня. Два мексиканца сидели рядом плечом к плечу и внимали каждому слову своего китайского друга. Тому нужно было такое внимание. Он говорил непрерывно, писал что-то на листке растолковывая детали этим двоим. Глядя на это невольное шоу в какой-то момент подумалось:"Ограбят они его!" Тут же оба мексиканца посмотрели на меня. "Ну надо же!"- я улыбнулся, а они нет!
Из туалета вышел дежурный и голосом врождённого активиста напомнил всем, чтобы вели себя прилично и аккуратно в общем нашем отхожем месте.
За столом продолжались игры в шахматы. Бритоголовый выиграл у двух или трех соперников. Последний вставая из-за стола недовольно ворчал, бритоголовый же ни разу не произнес ни слова. Незадолго до окончания их партии я подошёл к столу. Открыл библию. Это было большое издание, страниц семьсот, не менее. Ее отпечатали мелким шрифтом на английском. Читать было бы непросто, к тому же она была довольно грязная. Я отложил её и полный мексиканец молча рукой показал мне на освободившийся стул напротив. Невозможно было припомнить, когда было моё последнее сражение за шахматной доской. Отец мой любил играть и меня научил, но в мои 16 лет его уже не было. Иногда мы играли в придомовом детском клубе в Хабаровске. Там был настольный теннис, маленький бильярд, шашки и шахматы. Во время учёбы в институте мы изредка устраивали баталии в общаге, даже как-то турнир провели на первых курсах, когда жили вдесятером в одной комнате. Прямо с настоящей табличкой результатов на стене. Не вспомнить уже победителя. Возможно его и не было. Тогда столько событий происходило, что мы легко могли забыть о нем не завершив. Вот в море на траулере за четыре месяца наигрался вдосталь, и там было с кем. Баталии и эмоции разгорались нешуточные, даже помполиту как-то пришлось вмешаться в спор. Было это в далеком далеком 1975-м. Сейчас же шёл 1999-й, самый канун нового тысячелетия.
Я принял приглашение и, удивив самого себя, легко выиграл одну, потом другую партию, после которой "непобедимый" до селе игрок молча встал не прощаясь, не пожимая руки степено удалился в свой угол. "Of course, you are Russian!"- послышался чей-то голос за спиной. Это был все тот же беспокойный канадец. Он не улыбался, просто встретился взглядом. Здесь никто не улыбался.
"Джонни!"-раздался крик у решётки. "You are free to go!"- это был охранник и в руках у него была нужная канадцу бумага. Джонни вздрогнул в экстазе. Он взял бумагу и бросился к своим шмоткам на кровати. Охранник отомкнул замок и остался дожидаться его. Джонни был быстр. Кинул все в мягкую спортивную сумку провел взглядом по сторонам. Я не знаю сколько времени он здесь провел, но он сказал:"Никогда более!" - тут он коротко матернулся:"Забуду про штаты! Только Канада навсегда!"
И уже не оборачиваясь Джонни быстро зашагал на ту сторону клетки. Пока охранник закрывал за ним дверь, шаги Джонни уже затихали в конце коридора.
Никто в камере ни сказал, ни слова на прощание. Просто проводили его взглядом и вернулись к "своим делам". Я улёгся в свое "корыто" на полу, и мыслей занять койку Джонни у меня, кажется не было. "Корыто" позволяло больше уединения.
Тут-то и появился этот громила.
В мгновения уровень моего адреналина взлетел до верхнего предела. Разом исчезли тревоги о моем ближайшем будущем, отступили куда-то волнения о родных и близких, напрочь слетели финансовые проблемы и назревавшие трения с партнёрами по бизнесу. Сейчас, глядя на подступившую угрозу, со всей очевидностью пришло осознание, что мне предстоит борьба за жизнь, которая даже при выживании была чревата тяжёлыми увечьями. Ну и громадина же он, а как движется? Медленно, бесшумно, ступая так аккуратно, словно не желая продавить бетонный пол под собой. Чем ближе он подходил, тем меньше света оставалось от окна за его спиной, а тень впереди нарастала.
Гигант остановился сбоку у лежанки на уровне моих лодыжек. Скатиться я уже не мог, теперь надо было бы подобрать ноги чтобы быстро спрыгнуть. Наши взгляды сомкнулись. В глубоких глазных впадинах этого великана трудно было разобрать цвет его небольших глаз, а обильная, густая, тёмная поросль по всему лицу скрывала движение мимических мышц, если они и были. Ноги, которые принесли ко мне могучую, скальную плоть его тела совершали очень экономные шаги. Они словно скользили подошвами низко над полом, а сами шаги были не широки. Сейчас он стоял надо мной, а моё сознание перестало работать над планами действия. Тело тоже, словно, обездвижело. Я не стал подтягивать для прыжка ноги и не шевелил руками. Руки, как будто бы расслабленные, лежали, вытянутые вдоль тела. Сам я тоже был, как будто бы расслабленный, и на лице, вероятно, старался изобразить безмятежность.
Тут-то и появился этот громила.
В мгновения уровень моего адреналина взлетел до верхнего предела. Разом исчезли тревоги о моем ближайшем будущем, отступили куда-то волнения о родных и близких, напрочь слетели финансовые проблемы и назревавшие трения с партнёрами по бизнесу. Сейчас, глядя на подступившую угрозу, со всей очевидностью пришло осознание, что мне предстоит борьба за жизнь, которая даже при выживании была чревата тяжёлыми увечьями. Ну и громадина же он, а как движется? Медленно, бесшумно, ступая так аккуратно, словно не желая продавить бетонный пол под собой. Чем ближе он подходил, тем меньше света оставалось от окна за его спиной, а тень впереди нарастала.
Гигант остановился сбоку у лежанки на уровне моих лодыжек. Скатиться я уже не мог, теперь надо было бы подобрать ноги чтобы быстро спрыгнуть. Наши взгляды сомкнулись. В глубоких глазных впадинах этого великана трудно было разобрать цвет его небольших глаз, а обильная, густая, тёмная поросль по всему лицу скрывала движение мимических мышц, если они и были. Ноги, которые принесли ко мне могучую, скальную плоть его тела совершали очень экономные шаги. Они словно скользили подошвами низко над полом, а сами шаги были не широки. Сейчас он стоял надо мной, а моё сознание перестало работать над планами действия. Тело тоже, словно, обездвижело. Я не стал подтягивать для прыжка ноги и не шевелил руками. Руки, как будто бы расслабленные, лежали, вытянутые вдоль тела. Сам я тоже был, как будто бы расслабленный, и на лице, вероятно, старался изобразить безмятежность.
В руках у пришельца была дощечка с прищепкой для бумаги по которой он чем-то постукивал. Этот стук прекратился, когда он молча остановился у моих ног. Мы продолжали молча смотреть друг на друга.
"Блин, ну давай же!"- я ждал от него любого движения и был уверен, что пружина натянутая внутри меня успеет сработать автоматически. "Что бы там не случилось я буду быстр, изворотлив и беспощаден" - в критических ситуациях всегда так было. Я успел выскочить возле поворота с трассы на посёлок Трудовое в пригороде Владивостока из своей машины, когда ствол обреза был сзади приставлен к моей голове, успел нырнуть под лодку у мыса Суслова в заливе Посьета, когда её опрокинуло на скалы прибоем, успеть расстегнуть ремни снаряжения в заливе Трёх Святых у острова Кодьяк, и вынырнуть из под скифа, когда шланг подачи воздуха засосало через решетку мощного водомета и наматывало на вал со скоростью под тысячу оборотов в минуту.
Я и тут успел бы что-то предпринять, но пока же продолжал лежать, как паралитик прикованный к клеенчатому матрасу, припечатанный взглядом этого аспида в огромном человеческом обличье.
Густые волосы на лице монстра медленно, горизонтально раздвинулись в том месте где должен был быть рот. Во тьме этих зарослей не видно было ни губ, ни зубов, ни языка, только тёмная глубокая полость из которой послышались глухие медленные звуки:"Ты завтракал сегодня?"
"Да"- отвечаю ему, при этом одновременно подбираю, как бы нехотя, свои ноги и слегка поднимаюсь на правом локте, упираясь все в тот же матрас. Он сделал ещё один шаг ко мне и начал медленно наклоняться. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза. Он тянул ко мне свои огромные мохнатые руки с этой досточкой и я, понял, что легко бы успел сделать все, что задумал ранее. Рядом с моим лежаком было полно места, куда можно спрыгнуть и развернуться. Из-за этой досточки он не сможет меня быстро схватить, сама досточка не была опасной. Эти огромные густые волосы просто просились в мои руки. Можно было бить коленом не в промежность, а прямо плющить его нос удерживая его голову за его же волосы, а потом....
Я и тут успел бы что-то предпринять, но пока же продолжал лежать, как паралитик прикованный к клеенчатому матрасу, припечатанный взглядом этого аспида в огромном человеческом обличье.
Густые волосы на лице монстра медленно, горизонтально раздвинулись в том месте где должен был быть рот. Во тьме этих зарослей не видно было ни губ, ни зубов, ни языка, только тёмная глубокая полость из которой послышались глухие медленные звуки:"Ты завтракал сегодня?"
"Да"- отвечаю ему, при этом одновременно подбираю, как бы нехотя, свои ноги и слегка поднимаюсь на правом локте, упираясь все в тот же матрас. Он сделал ещё один шаг ко мне и начал медленно наклоняться. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза. Он тянул ко мне свои огромные мохнатые руки с этой досточкой и я, понял, что легко бы успел сделать все, что задумал ранее. Рядом с моим лежаком было полно места, куда можно спрыгнуть и развернуться. Из-за этой досточки он не сможет меня быстро схватить, сама досточка не была опасной. Эти огромные густые волосы просто просились в мои руки. Можно было бить коленом не в промежность, а прямо плющить его нос удерживая его голову за его же волосы, а потом....
"Прочти это!"- услышал я всё тот же глухой голос. Моё тело замерло. Я никуда не прыгнул, ничего и никого не схватил и мне не пришлось никуда бить. Его глаза сейчас были намного ближе ко мне и они были совершенно спокойны.
"Что это?"- прозвучал мой голос, который, из-за собственного, изо всех сил скрываемого напряжения, прозвучал, как чужой.
"Прочти!"- его голос был неизменен, глухой, в той же тональности, спокойный, как и спокойный взгляд его глубокопосаженных глаз.
Я сел повыше и ближе к своей подушке, не вставая с матраса, не отрывая взгляда взял из его рук бумагу на дощечке. Очень неожиданно чувство опасности исчезло, словно его и не было. Теперь уже с удивлением я окинул взглядом выпрямившегося надо мной человека. Он все ещё был огромен, но теперь от него исходил покой, который подавил не только тревогу вызванную его появлением, но и все прочие тюремные беспокойства, которые не покидали меня все эти часы, с момента моего задержания на первой авеню, они не проходили даже во время горячечного сна.
"ВОРДЕНУ (Начальнику тюрьмы)!"- начиналось письмо на дощечке.
"Что это? О чем?"- спрашиваю, все еще безымянного для меня, верзилу.
"Тебе понравился завтрак?"- спросил он вместо ответа.
"Нет!"- говорю. Завтрак был не просто плохой, он был неожиданно мерзкий. Все таки мы были в Америке, а не в Балтийске двадцать пять лет назад на флотских сборах. Сэндвич, который вечером подали в обезьяннике, был деликатесом по сравнению с утренней едой в столовке. Хотя вечером этот сэндвич мне совсем не пришёлся по вкусу и тогда я списал это на испорченный агентом Скотом Смокки аппетитом.
"Он мне совсем не понравился! Дрянь это была, а не завтрак!"- расслабившись я, похоже, разговорился.
"Подпишешь бумагу?"- все также глухо, неподвижно и непроницаемо спросил этот большой человек.
Тогда я прочел бумагу до конца. Это была петиция сидельцев моей "камеры" к начальнику тюрьмы, в которой говорилось о том, что уже больше месяца еда, которую им здесь подают, совершенно несъедобна.
Громила спокойно и неподвижно возвышался надо мной, пока я осваивал текст размером в полстраницы.
"Знаешь я ведь здесь только со вчерашнего вечера и был лишь на одном завтраке!"- говорю, закончив читать.
"Поверь мне, больше месяца они впаривают нам это дерьмо!"- сказав это, он больше не просил меня подписывать, а просто стоял рядом, все так же монументально, и без каких либо видимых эмоций.
"Чего мне тут терять?"- задал я сам себе этот вопрос и бессознательно завис ненадолго пробуя ещё раз подумать, но в голове было пусто и я поставил внизу закорюку среди прочих чернильных подписей. Пальцы мои были, неловки и словно замороженные, а внутри предплечья остался след на коже от острия шариковой ручки, которую до этого я крепко сжимал в ладони.
Громила не говоря ни слова взял из моих рук петицию прищепленную к дощечке и повернувшись молча, как крейсер двинулся в сторону зарешеченного выхода из камеры.
Продолжая сидеть на своём матрасе я пробовал разобрать возникшую в голове сумятицу. "Люди сидят здесь месяцами, что же мне, на самом деле, теперь предстоит? Что еще можно предпринять помимо звонка соседу по дому? Стоит ли звонить Брюсу?"- но сумятица не проходила и, даже наоборот, возникла пустота или опустошение после сильного напряжения. "Все таки здорово меня это "чудовище" напрягло! Хотя теперь, вместо опасности, он наделил меня покоем, которого мне сильно не хватало! Не привык я к наручникам! Совсем не привык! Еще точнее и не мог к ним привыкнуть ибо никогда такого не бывало! Нигде и ни разу!"- думал я так, а сам смотрю, он возвращается!
Сейчас он держал свою дощечку подмышкой, а в руках у него был бумажный стаканчик с горячим черным чаем, нитка от пакетика которого свисала с края стаканчика.
Все в том же ритме большого человека, не знающего спешки, он опустился на корточки и поставил стаканчик рядом с моей лежанкой на полу. Наши взгляды опять сомкнулись.
"Ты хороший человек"- все тем же неизменным и без всякого выражения голосом произнес мой незнакомец и медленно повернувшись ушёл
уже навсегда.
Ибо, не успел я допить нежданный чай, как из-за решётки раздался звонкий голос нового, молодого охранника:"Василий! Ты свободен!"
Я увидел человека лет тридцати в униформе, со светлым, улыбчивым, широким лицом. Он был стрижен, как положено. Оставленные сверху волосы на его голове лежали мелкими кудрями, а светлые глаза отдавали лёгкой голубизной.
Вот такой человек раздвинул мне двери на свободу и вновь замкнул их за моей спиной. Я посмотрел в длинный коридор в сторону лифта, затем оглянулся к охраннику, но его уже нигде не было видно! Я реально был теперь свободен и должен был сам топать по тюряге к ее выходу.
"Что это?"- прозвучал мой голос, который, из-за собственного, изо всех сил скрываемого напряжения, прозвучал, как чужой.
"Прочти!"- его голос был неизменен, глухой, в той же тональности, спокойный, как и спокойный взгляд его глубокопосаженных глаз.
Я сел повыше и ближе к своей подушке, не вставая с матраса, не отрывая взгляда взял из его рук бумагу на дощечке. Очень неожиданно чувство опасности исчезло, словно его и не было. Теперь уже с удивлением я окинул взглядом выпрямившегося надо мной человека. Он все ещё был огромен, но теперь от него исходил покой, который подавил не только тревогу вызванную его появлением, но и все прочие тюремные беспокойства, которые не покидали меня все эти часы, с момента моего задержания на первой авеню, они не проходили даже во время горячечного сна.
"ВОРДЕНУ (Начальнику тюрьмы)!"- начиналось письмо на дощечке.
"Что это? О чем?"- спрашиваю, все еще безымянного для меня, верзилу.
"Тебе понравился завтрак?"- спросил он вместо ответа.
"Нет!"- говорю. Завтрак был не просто плохой, он был неожиданно мерзкий. Все таки мы были в Америке, а не в Балтийске двадцать пять лет назад на флотских сборах. Сэндвич, который вечером подали в обезьяннике, был деликатесом по сравнению с утренней едой в столовке. Хотя вечером этот сэндвич мне совсем не пришёлся по вкусу и тогда я списал это на испорченный агентом Скотом Смокки аппетитом.
"Он мне совсем не понравился! Дрянь это была, а не завтрак!"- расслабившись я, похоже, разговорился.
"Подпишешь бумагу?"- все также глухо, неподвижно и непроницаемо спросил этот большой человек.
Тогда я прочел бумагу до конца. Это была петиция сидельцев моей "камеры" к начальнику тюрьмы, в которой говорилось о том, что уже больше месяца еда, которую им здесь подают, совершенно несъедобна.
Громила спокойно и неподвижно возвышался надо мной, пока я осваивал текст размером в полстраницы.
"Знаешь я ведь здесь только со вчерашнего вечера и был лишь на одном завтраке!"- говорю, закончив читать.
"Поверь мне, больше месяца они впаривают нам это дерьмо!"- сказав это, он больше не просил меня подписывать, а просто стоял рядом, все так же монументально, и без каких либо видимых эмоций.
"Чего мне тут терять?"- задал я сам себе этот вопрос и бессознательно завис ненадолго пробуя ещё раз подумать, но в голове было пусто и я поставил внизу закорюку среди прочих чернильных подписей. Пальцы мои были, неловки и словно замороженные, а внутри предплечья остался след на коже от острия шариковой ручки, которую до этого я крепко сжимал в ладони.
Громила не говоря ни слова взял из моих рук петицию прищепленную к дощечке и повернувшись молча, как крейсер двинулся в сторону зарешеченного выхода из камеры.
Продолжая сидеть на своём матрасе я пробовал разобрать возникшую в голове сумятицу. "Люди сидят здесь месяцами, что же мне, на самом деле, теперь предстоит? Что еще можно предпринять помимо звонка соседу по дому? Стоит ли звонить Брюсу?"- но сумятица не проходила и, даже наоборот, возникла пустота или опустошение после сильного напряжения. "Все таки здорово меня это "чудовище" напрягло! Хотя теперь, вместо опасности, он наделил меня покоем, которого мне сильно не хватало! Не привык я к наручникам! Совсем не привык! Еще точнее и не мог к ним привыкнуть ибо никогда такого не бывало! Нигде и ни разу!"- думал я так, а сам смотрю, он возвращается!
Сейчас он держал свою дощечку подмышкой, а в руках у него был бумажный стаканчик с горячим черным чаем, нитка от пакетика которого свисала с края стаканчика.
Все в том же ритме большого человека, не знающего спешки, он опустился на корточки и поставил стаканчик рядом с моей лежанкой на полу. Наши взгляды опять сомкнулись.
"Ты хороший человек"- все тем же неизменным и без всякого выражения голосом произнес мой незнакомец и медленно повернувшись ушёл
уже навсегда.
Ибо, не успел я допить нежданный чай, как из-за решётки раздался звонкий голос нового, молодого охранника:"Василий! Ты свободен!"
Я увидел человека лет тридцати в униформе, со светлым, улыбчивым, широким лицом. Он был стрижен, как положено. Оставленные сверху волосы на его голове лежали мелкими кудрями, а светлые глаза отдавали лёгкой голубизной.
Вот такой человек раздвинул мне двери на свободу и вновь замкнул их за моей спиной. Я посмотрел в длинный коридор в сторону лифта, затем оглянулся к охраннику, но его уже нигде не было видно! Я реально был теперь свободен и должен был сам топать по тюряге к ее выходу.
